Глава 2. "Три исповеди" (1/2)
Время снова стирается, когда ты слишком упорно ищешь выход из ситуации, толком не оглядываясь по сторонам. Я не уловила момента, когда закончилась неделя, когда наступили выходные. Казалось бы — частность. Раньше… Раньше было проще. Мы с Дино обсуждали книги, зачитывали друг другу полюбившиеся отрывки, пару раз спускались к смертным, чтобы посмотреть кино. Не то, что в моде, а скорее что-то старое, чёрно-белое… Теперь мне не было нужды ходить в кино, чтобы видеть мир именно таким — блёклым и лишённым красок.
И в то же время, я в тысячный раз думала о том, так ли был неправ Мальбонте, ткнув меня носом в то, что в нашей паре не было любви?.. На этот вопрос я не могла себе ответить. Точнее, правдиво — не могла. В голове же носилось, что связь была верной в отношении того, чтобы хоть на короткий промежуток времени не ощущать себя одиночками. Обоим. Для Маля — одиночество — это было так же естественно, как дышать. Для меня же… Я слишком привыкла быть открытой, иметь надёжный тыл и знание, что, придя домой, обрету нужный спектр покоя для себя. И, да, для Дино.
«А вот была ли любовь?..» — судорожно мелькало в голове, когда я просыпалась в пустой спальне башни цитадели. Так ли плохо в отношениях без любви, когда есть нечто ценнее — уважение и взаимопонимание?.. Попытка утешить себя, убедить… Провальная поначалу, но сейчас доказавшая: нам было хорошо вместе. Спокойно. А любовь…
В голове пронеслось голосом Маля, разделяя слова, словно в попытке вдолбить их в мою голову, заставить поверить: «Ты. Не. Умеешь. Любить…». Видимо, он был прав. Я не умела. Не могла себя заставить. Следом — слова Винчесто: «Любовь делает тебя слабой». Я и была слабой, потому старалась не давать повода противникам сделать ещё хуже, лишить меня точки отсчёта. Я просчиталась. Даже того, кто стал мне дорог духовно, лишили. Не задумываясь, жестоко и без какого-то милосердия. И даже слова о том, что «щадить революционеров — плохая мысль» — не помогали.
Я сидела напротив зеркала за туалетным столиком, прикрыв глаза, когда одна из недавних Непризнанных, охотно согласившаяся на роль прислуги, приводила в порядок мои волосы, собирая их в причудливую причёску, каскадом волн спускающуюся по спине. Попытка прогнать вызвала панику у девушки: такие, как она, не попав на службу в цитадель, могли десятки лет искать куда приткнуться. Эта система так и не была отлажена до конца. Да, Мими многим позволяла осесть в школе, но скоротечное время, да и отсутствие преподавательских вакансий всё же имели роль и значение.
Со вздохом и, изведя пол кувшина воды, я всё же успокоила девицу, позволив остаться. Впрочем, понимание, что доверять нельзя никому, подбрасывало мыслишку, что всё это отработанный спектакль Мальбонте, желающего контролировать большую часть моей жизни. А наличие такой вот подневольной раболепной девочки, готовой обретаться под рукой — самый надёжный вариант. Впрочем, с выводами я старалась всё же не торопиться. Расчёска отделала пряди, которые подвивались магией и закреплялись ею же. Какой-то утренний ритуал — попытка доказать, что я ещё жива…
В голове же снова крутится, перебирая историю от начала до конца: любила ли я хоть раз с момента попадания сюда? Было ли хоть что-то?.. Хоть кто-то один, кто вызвал бы во мне отклик?.. Так говорила мама о Винчесто. Просто и лаконично: «Он единственный, кто нашёл во мне отклик». Всё. Видимо, мы всё же были похожи с ней куда больше, чем я готова была себе в этом признаться ещё тогда, будучи прежней, будучи Вики, а не серафимом Викторией.
Холодком по плечам и вторая мысль, следующая за первой: как когда-то из-за неё пал Фенцио, так же, спустя два десятка лет из-за меня не стало Дино. Круг замкнулся. От осознания этой детали стало действительно плохо. Я не заметила, как услужливая девица уже опустилась на колени около моего стула, протирая лицо влажным полотенцем. Снова задыхалась, пытаясь переварить откровения, которые успокоившийся разум генерировал одно за другим. И следом точка, ставящаяся в этом злоключении как никогда уверенной рукой: «мы обе их не любили, потому и потеряли…».
— Ступай. Я хочу побыть одна, — отмахнувшись от навязчивой девочки, я пошатываясь дошла до балкона, слыша, как дверь за спиной закрылась. — Неужели, действительно, внутренний вакуум сделал из меня неспособное любить чудовище?..
Ответа не было.
Или был…
Руки прижались к холодному мрамору парапета, закрылись глаза. Попытка восстановить дыхание, сбитое внезапной истерикой. Какое-то смутное воспоминание, пытающееся пробиться через панцирь забот. Слишком давнее, слишком яркое. Единственное прикосновение к чьему-то лицу. По оттенку такому же бледному… И тёмные прожилки мрамора напоминают… Ноги держат плохо, но я упрямо пытаюсь вытряхнуть из своей головы момент, один единственный, когда поняла, что готова была погибнуть сама, только бы спасти…
«Кого?..» — отчаянно бьётся в мыслях.
Стиснув зубы, оглянулась на вход в комнату с узкого маленького балкона башни. Крылья раскрылись и в пару рывков удалось преодолеть расстояние от шпиля до купола. Щекотка магии, пропускающей наружу, в мир, который даже выше мира бессмертных. Здесь был пьяняще чистый воздух и свежая прохлада. «Опять прохлада — чья?..». Снежинки, ветер, но впервые меня это не раздражает. Наоборот… Горячка в голове начинает оседать, подводя к одной единственной картинке, которую я загоняла в дальний ящик. Причина проста — запреты, субординация, Неприкосновение, бывшее ещё в силе… И, как выяснилось, его запретная любовь, погибшая только потому, что я не смогла разорваться и спасти обоих…
— Геральд… — зажмуриваюсь, ввинчиваясь в небо, раскрыв крылья.
«Любовь ли это была?..» — усмехнулся внутренний голос, — «Никаких предпосылок, никаких авансов, ничего, что могло бы показать его благосклонность… Он любил, но не тебя. А ты? Действительно ли питала что-то?..». От этого монолога почему-то становится трудно сосредоточиться на обрывках памяти. Он был первым, кого я увидела, когда оказалась здесь, и образ демона калёным железом отпечатался в голове. Урок по энергиям, тот момент, когда он определил мою — ландыш. Уже чуть позже, в шутливой форме отметил, что энергия… детская, слишком наивная. Я смутилась, попыталась посмотреть на него с вызовом, но в тот раз не вышло.
В тот же день — нападение субантр. Думаю, он защитил бы любого из нас, но не «повезло» угодить в лапы монстра именно мне. Попытка успокоить, сопровождение в лазарет. Никаких лишних прикосновений без нужды. И я не пыталась влезать в личное пространство, опасаясь нагоняя, а если быть честной хотя бы с собой –опасаясь быть отвергнутой. Сейчас, спустя время, это было не так больно признавать себе самой. Ощущение безопасности. Единственный на моей памяти преподаватель, а не страж, вставший на защиту школы, учащихся. Бдительно следивший, чтобы раненых уносили в лазарет…
Глаза открылись в тот момент, когда от столицы я отдалилась на невероятное расстояние. Спина болела — я слишком давно не поднималась в воздух, но это обманчивое чувство свободы… Кажется, оно дало не больше покоя, чем все попытки прийти в себя после очередной утраты. Мотнув головой, я развернулась и полетела в обратном направлении. Голова была пронзительно чистой и ясной, словно ветер, прежде трепавший волосы, полы платья и перья, выдул из неё всё, что тяготило, оставив на поверхности только ту самую, первую задумку — выяснить все обстоятельства. А дальше — как пойдёт.
Короткая усмешка от того, что следом за мной уже летела десятка архангелов. Кажется, сочли, что решила сбежать. Внутри всё в предвкушении напряглось — Мальбонте будет в бешенстве от этой выходки. Впрочем, я его не боялась. Теперь я действительно не боялась ничего. Я потеряла всё, но обрела себя.
«Почти всё…» — напомнил разум, когда по возвращении в цитадель, я сделала несколько оборотов вокруг белых шпилей и опустилась на мраморную лестницу. На удивление, никто не встречал. Мне отчего-то думалось, что полукровка сейчас волоком потащит меня обратно в комнату и запрёт, но… Видимо, счёл, что так или иначе вернёт, если решилась на побег. Либо же… Сейчас были дела важнее, чем воспитание своей единокровной родственницы, которым он грозил не один раз за прошедшие дни.
Из высоких дверей появился немного запыхавшийся Кроули, и я сдержала усмешку, кивнув и собираясь пройти мимо, но старик неожиданно со вздохом поклонился:
— Виктория, не самый разумный поступок…
— Почему же? Что предосудительного в том, что я всего лишь выбралась полетать впервые за прошедший месяц?
Он немного раздражённо дёрнул плечом, но прикрыл глаза, словно пытаясь собраться с мыслями. Я удивлённо замерла: бывший директор прежде не позволял себе столь открыто демонстрировать слабость. Теперь же, кажется, надламываясь окончательно, он принимал какое-то достаточно важное решение. И, что удивительно — оно наверняка касалось меня. Наконец, старик совладал с эмоциями, подходя ближе, взял мою руку, положив на свой согнутый локоть.
— Пройдёмся… — утверждение, прозвучавшее, как просьба.
— Хорошо. — я решила подчиниться, исключительно из любопытства.
Стражи, отметив этот манёвр ретировались, оставив нас наедине. Даже служанка, дрожа от промашки, что позволила мне улететь, осталась у дверей, уверенная, что Кроули мне очередную ошибку допустить не позволит. Переживать было не о чем. Я больше не планировала ничего устраивать. Ни побега, ни бунта. Отвела душу, разобрала намешанные в голове заботы и воспоминания, отбросила лишнее…
Серафим продолжал неспешно спускаться по боковой лестнице, глядя вперёд и уводя меня в сторону парка под стенами цитадели. На моё удивление, эшафот убрали, и сад снова стал приветливым и мирным. «Если бы ещё не знать, сколько крови впитала его земля…» — с нервной дрожью пронеслось в моей голове. И всё же: извилистые светлые тропинки, ухоженные деревья и кустарники, начарованное солнце, светящее только для этого сада едва ли не круглосуточно. Ароматы цветочных клумб, скамейки и фонтаны. Почти как в школе… Почти.
Серафим в очередной раз вздохнул, пытаясь подобрать слова, завязать разговор и наладить подобие контакта. Не выходило. Я же просто продолжала молча идти, ожидая диалог.
— Я опасаюсь за твою жизнь… — скрипуче проговорил он наконец.
— Нет смысла. — безучастно произнесла я. — Мы оба привели к этому дню. Каждый своими действиями… Я выпустила из башни Бонта, вы отдали Мальбонте камень преткновения… и, полагаю, вы же передавали информацию со школьных советов после битвы. Время назад не повернуть…
Кроули сморщился:
— Ты не понимаешь…
— Отчего же?.. — я хмыкнула, — Всю жизнь, или не всю, но долгое время, вы отдали школе. Видели не одно поколение учащихся, добивавшихся высот. Кем-то гордились, кого-то презирали, кого-то ставили в пример. Ангелы, демоны, Непризнанные… Как я знаю, по просьбе Фенцио, стали наставником моей матери, наверняка вложившись в её развитие максимально, насколько это было возможно. И каков был удар в спину, когда она решила отстранить вас от управления…
Кривая усмешка. Он качнул головой, словно пытаясь вытряхнуть только что услышанное. Не выходило… В конечном итоге опустил плечи, продолжая идти чуть медленнее, словно иссяк завод ключа в механической игрушке. Его трость выщёлкивала по камням парковой дорожки немного раздражающую дробь, но я продолжала молчать, ожидая ответного выпада.
Неожиданно старик улыбнулся:
— Не секрет, что я восхищался ею. Твоей матерью. Силы… Они развивались постепенно. Характер же в ней был развит куда раньше, и она неустанно его демонстрировала. Для неё всё было гонкой в годы учёбы. Словно попытка спорить с текущей в наших жилах, в жилах прирождённых, кровью. И никто не знал, что в ней кровь ничуть не менее сильная. Кровь Первых… Кто бы мог подумать… — снова усмешка, царапнувшая мои нервы, заставившая отвести взгляд, — Когда появилась ты, я уже начал предвкушать, что школа будет сходить с ума. Не прогадал, но совершенно по другим объективным причинам, как оказалось. Я понял происходящее и вспомнил о ритуале, едва был выкраден кубок, и действительно собирался сообщить обо всём Эрагону, однако, появилась Ребекка, встревоженная тем, что главный советник бездействует. Решение ушло в долгий ящик. И всё же, было заметно, что нервозность Ребекки была продиктована не только тем, что творилось в этих стенах. Её что-то тяготило… И уже после казни Винчесто, когда битва стала не отдалённой перспективой, а вполне определённым событием на ближайшее время, я в задумчивости бродил по школе и оказался…
Я хмыкнула, вспомнив рассказ Фенцио в преддверии ритуала:
— В заброшенной части школы с огромным камином. Кажется, будь вы внимательнее, предотвратили бы катастрофу. Бестелесный, вполне вероятно, был в тот момент именно там. Но вы… Вы заключили сделку, не так ли?.. И что было вашей наградой, серафим Кроули?..
Старик кивнул с горькой усмешкой:
— Покой. Я выбрал покой, чтобы дожить свой век и уйти в вечность. А дальше, всё стало происходить одно к одному, попытка, а потом и успешная делегация полномочий от меня к Ребекке. Следом, уже по результатам переворота… Уже позднее, после всей смуты — Мими. Когда я услышал, что дочь покойного Мамона вступила в управление школой, смеялся до судорог. Самая невыдающаяся, самая статичная и посредственная — директор школы, которой я отдал тысячи лет! — Серафим неожиданно шатнулся, ухватившись за дерево, выронил трость, положив ладонь на свою грудь, морщась, но продолжая говорить. — Это наказание за то, что я солгал сам себе, очевидно. Я ещё не готов был отойти от дел, но и оставить свой пост не пожелал. И вот, к чему это привело — крах. А ведь я мог бы найти Бонта, остановить всё это, но… не стал.
Я нервно подняла трость, огляделась, ища глазами ближайшую скамейку. Старик храбрился изо всех сил, но позволить ему умереть на собственных руках я не могла. Сколь бы противоречиво я к нему не относилась, но всё же, уважение… Какое-то смутное уважение по прошлым достижениям в его адрес я испытывала. Спустя несколько минут, он всё же смог идти снова, смог с моей помощью сесть и даже подрагивающей рукой извлёк из кармана платок, смахивая со лба выступившую от перенапряжения испарину.
Не утерпев, я поинтересовалась:
— Зачем вы рассказываете мне это теперь? Что это меняет? Каждый из нас, как я уже сказала, совершил ошибку, которая привела к этому дню. Когда мы уже не пешки, но король в этой партии ведущая фигура, которая не нуждается в нашей помощи.
Кроули хрипло вздохнул:
— Что-то происходит. Я не знаю, что именно, но пытаюсь выяснить. Но, как и всегда, не знаю, за какую из известных ниточек потянуть, чтобы этот клубок начал распутываться, а не затянулся насмерть, — взгляд стал строгим и упрямым. Старик смотрел в мои глаза, пытаясь отыскать толику снисхождения и поддержку какой-то своей идеи. — Я хочу… Хотя бы попытаться исправить происходящее. Но не знаю, как… Хотя бы в память о Дино.
Я отвернулась от него, опустив голову и сложив руки под грудью. Не верила. И едва ли когда-то впредь смогла бы. Он предал армию школы и цитадели с такой лёгкостью, выменяв их жизни на свой «покой». С другой стороны… Одно только это откровение, могло сейчас низвести в пыль и достижения и его жизнь. Одно слово Мальбонте и эшафот в этот залитый теплом и солнцем сад вернётся. Очередной мятежник, который безвреден, но оставлять его в живых — глупость.
Рука непроизвольно скользнула в карман платья. Я нащупала склянку с водой, точнее с половиной того, что взяла из кабинета Дино. Подстраховка, как всегда, оказалась не лишней. Похвалив себя за предусмотрительность и согнав очередную кривую улыбку, я протянула воду в чернильнице серафиму.
Старик подрагивающими пальцами взял флакон, взглянув на меня:
— Что это?
— Надеюсь, вы мне скажете, серафим…
Он сглотнул, откручивая крышку, принюхался. Понял, что не выйдет, вынул запасной платок, смочил край, встряхнул его, избавляясь от излишков запаха и прикрыл глаза. Секунды перетекали в минуты. Кроули продолжал анализировать. Я молчала, не решаясь торопить, и в то же время уже сгорала от нетерпения. Если старик сейчас подтвердит мои мысли…
«И что тогда?..» — насмешливо осведомился внутренний голос.
— Вода из кабинета Дино. Лавандовый и мятный сиропы. Флёр его энергии. Остаточный, уже почти иссяк… — серафим не открывал глаз, продолжая нашёптывать заклинание за заклинанием. Неожиданно, платок покрылся багровыми пятнами, проступившими словно из неоткуда и ровно там, где на него попала вода. Кроули открыл глаза, — Зелье на основе крови змея искусителя. Подчиняющее разум. После катализатора: слова, действия, прикосновения или чего-то, на что была запитана активация, полностью переключает… сознание… Это значит…
Я хрипло продолжила:
— Значит, что Дино не сам решился на покушение. Да и едва ли стал бы пачкать руки, будь всё хоть в тысячи раз хуже, — я с усмешкой отобрала у серафима чернильницу, разбрызгав остатки содержимого в цветы. — Отсюда два варианта: либо кто-то хотел избавиться от Мальбонте его руками, либо полукровка сам всё это провернул, чтобы избавиться от него. И последний вопрос: зачем?..
— Не знаю, но постараюсь выяснить. — ответил Кроули задумчиво.
Очередное короткое заклинание и он отбросил вспыхнувший платок в сторону.
— Зачем вам это?..
Серафим поднял на меня больной взгляд:
— Исправить ошибку. Хотя бы попытаться… — он с трудом поднялся на ноги, на сей раз взяв меня под локоть, с ещё более ощутимым трудом двинувшись обратно в сторону цитадели: — Мне больше нечего терять, Виктория.
Озвученные собственные мысли порядком давили на нервы, но я продолжила смиренно идти, помогая ему преодолеть обратный путь и длинные лестницы. До самого порога цитадели, где расторопные архангелы перехватили инициативу, уводя серафима в сторону служебного лазарета. Я смотрела им в спины, пытаясь понять — нужен ли мне такой союзник в этой войне. Или всё же нет?.. Доверять полностью — глупо, но, если он хотя бы попытается солгать, я почувствую. И в этом случае, буду действовать так, как меня приучила наша общая «ошибка». Казнь без жалости и больше не пытаясь оправдать.
Тряхнув головой, направилась в сторону своего кабинета. Вчера к обязанностям приступил Генри. Прежде секретаря у меня не было. Теперь же он был на подхвате, но получил категорический запрет на то, чтобы подавать мне какую-либо пищу и напитки. Это я не доверю впредь никому, проверяя на стороннюю магию каждую чашку чая, воды или какое-то блюдо. И тем не менее, за новые обязанности он схватился с такой прытью, что я только успевала следить за тем, как быстро вечный бардак из бумаг на столе рассосался, появились папки и аккуратные стопки пергаментов с пометками, что перекочевали в них.
Сейчас в приёмной было пусто, но это ненадолго. Жизнь закипит, едва ангел вернётся. Я толкнула дверь, рассматривая на краю стола в маленькой вазе букет ландышей. Отведённые креплениями занавески, отмытые окна, чистые подоконники, с которых стёрли пыль, книжные полки также без единой пылинки. Кажется, Генри самолично отдраил каждый уголок в кабинете. Признаться, в этом помещении я была крайне редким гостем. Большая часть моей работы заключалась в попытках уравновесить решения Мальбонте. Теперь же я понимала, что это не более, чем «мартышкин труд».