21. Глава Третья. Загадка про Волков и Овец. Часть Двадцать Первая (2/2)
Хотя, кому из них она может врать? Самой себе? Ольге? Ведь хорошо больше точно не будет.
По крайней мере, не станет так уже для Джехи, и не станет никогда. Ведь именно её тело они отыскали здесь же, на кухне, раскинувшимся на полу с неестественно вывернутой шеей и взглядом, панически выпученным теперь в пустоту. Она была ещё тёплая, но уже, разумеется, не дышала.
Это произошло минут пять назад.
Над уже мёртвой Кан висел распахнутый настежь подвесной кухонный шкафчик. Внутри творился форменный хаос: всё содержимое оказалось чуть ли не перевёрнуто и очень грубо сдвинуто в одну сторону. Должно быть, в свои последние мгновения Джехи слишком усердно там что-то искала. Шкаф был довольно вместительный, и хранилось там тоже много чего, самого разного. Несколько видов кофе, цикорий, различные специи… чай всегда был в другом месте.
Но неужели Джехи так захотелось столь обожаемого ею напитка, что она оказалась готова рискнуть своей жизнью ради него (при том буквально)? Ну, этого мы уже никогда не узнаем.
Вот так вот и получается: хотели выпить чаю в честь начала неожиданной дружбы, а сразу же приходится переходить на напитки покрепче.
— А… почему тогда ещё никто не пришёл? — едва слышно спросила Саёри, вернувшись, наконец, к суровой реальности. — И где объявление? — рассеянно огляделась она.
— Кажется, мы что-то такое оговаривали на прошлом Суде. Джехи, — вожатая всем телом вздрогнула, — ведь говорила, что для официального обнаружения тела нужно три человека. Иначе сигнал не прозвучит.
— Я так не могу. Всё, хватит, — потерянно пробормотала бедняжка, пока одинокая слеза лениво катилась вниз по её щеке. Девушка сжала в кулаки свои дрожащие руки. — Мне это так надоело. Ведь если будут суд, и расследование, и всё это вот… то, значит, никто никому опять доверять не станет. Все будут ругаться и ссориться, винить друг друга, а нам в конце концов придётся потерять ещё одного человека, который тоже важен был для кого-нибудь… в лучшем случае. Ты думаешь, кто-нибудь вообще хочет подобного?
Саёри взглянула на собеседницу настолько острым и ясным взглядом, что Ольга невольно запнулась, прежде чем заговорить:
— Я… м-м-м… если честно, то первый случай, как по мне, был всё больше создан из недопонимания и мог бы не приводить к страшному, если бы люди остыли. А про второй даже вспоминать больно. Мне, эм… нет, нет, — уже решительнее сказала вожатая. — Быть может, это место само по себе кем-то проклято. Поэтому забирает людей. Я никогда не поверю, что кто-нибудь бы по доброй воле пошёл на нечто подобное. Да объяснение наверняка будет нелепее некуда! — очень, очень нервно рассмеялась она.
— Конечно, ведь люди достойны жить! Я не хочу позволять смертям продолжаться… — понурившись, пробормотала Саёри. — И никогда не хотела.
Тогда вдруг цепкая рука сомкнулась на её нежной ладошке, и Ольга ответила:
— А мы им и не дадим. Ты меня слышишь?
Теперь уже Саёри напоролась на неожиданно уверенный взгляд собеседницы. Тогда Оля решилась дать объяснение. Однако начинала она издалека:
— Да, раньше до меня доходили слухи, что руководство моего дорогого лагеря порою закрывает глаза на откровенно вопиющие, порочащие честь пионеров случаи. Драки, мелкие поджоги, кражи и тому подобное. Мне и самой же пару раз, но приходилось так делать. Там не было ничего страшного: лишь найденная бутылка водки или, к примеру, эти неразлучные парочки, то и дело бегающие друг к другу целоваться после отбоя. Конечно, это всё было у нас под строжайшим запретом и множество раз оговаривалось, и если я вдруг замечала подобное, то делала выговор по всей строгости с конфискацией найденного имущества. Но многие из наших ребят ещё совсем дети, и потому, иногда… — она вдруг о чём-то задумалась, помрачнела. — Бывает, случается нечто такое, что руководство отворачивается чуть-чуть в сторону. Концы быстро опускаются в воду, зачитывается какая-нибудь чисто формальная лекция о правилах поведения на территории, и… жизнь постепенно налаживается. Потому что, хотя в их этом маленьком детском сообществе и водятся исключения, но зачастую никто никого не сдаёт. Боятся получить неодобрение сверстников, желают стать им «своими», и всё такое. Виновников, бывает, днём с огнём не сыскать! А жизнь — она должна продолжаться… люди строят на неё планы, влюбляются, расстаются, потом снова сходятся и заводят детей… они и не узнают, что могло случиться нечто ужасное.
— …
— По-моему, меня немного занесло, но смысл ты поняла.
Саёри серьёзно кивнула:
— Пока третьего свидетеля нет, не будет и сигнала о нахождении. Тело, вроде как, всё ещё не обнаружили.
— И в наших с тобой планах сделать так, чтобы ненайденным оно и осталось. Как верно говорили у меня на родине. — Ольга стукнула по столу кулаком, и её взгляд, ставший чуть мутным от алкоголя, посуровел. — Нет тела — нет дела. А если нам удастся избежать суда, удастся избежать и куда худшие потери. Они ничего не смогут нам предъявить, если не смогут её найти. Главное, что все из нас останутся живы! Ну, или почти все.
— Но как сделать так, чтоб его не заметили? Если спрятать труп где-нибудь на корабле, и даже очень-очень хорошо, он всё равно начнёт разлагаться и плохо пахнуть. Это привлечёт внимание! Такое игнорировать очень сложно! Я знаю это, потому что-…
Ольга чуть вытянутой вперёд приподнятой ладонью велела девушке остановиться, и та мгновенно оборвала свой нервно-торопливый монолог. Вожатая устало прикрыла глаза, помассировала виски:
— Господи, — стараясь подавить приступ плача и часто всхлипывая, пробормотала она, — прости меня, что говорю сейчас это… Джехи, ты была хорошей подругой, и точно не заслуживаешь подобного конца! Но иногда нужно поступать плохо с мёртвыми. Во имя тех, кто всё ещё жив… надеюсь, ты на меня не рассердишься, ибо я собираюсь предложить нечто просто ужасное, — и, уже глядя в сторону явно удивлённой Саёри, поднёсшей руки ко рту, спокойно и коротко. — Мусоросжигатель. Или как эта штука там у вас называется?
— Но… это… — вмиг запротестовала Саёри. — Он узенький. Вернее, труба его! И тело взрослого человека туда точно уж не пройдёт!
— Верно, — сухо ответила Ольга. — Целиком — нет.
Саёри нервно сглотнула, пытаясь подавить приступ тошноты от одной только мысли. Похоже, ночь у них намечается плодотворной: долгой, грязной и мерзкой. А начало ещё даже и не положено. Она почувствовала, что надо бы снова выпить. Выпила. Выдохнула, звонко поставила опустевшую рюмку обратно. Стало ли легче? Хороший вопрос.
Стоило ли закусывать? Позже узнаем.
Однако, за сокрытием самого очевидного факта свершённого недавно убийства — наличия трупа, следовало ещё множество маленьких «но», которые они обязаны были учесть и подчистить, если не хотели, чтоб все их мучения оказались напрасны.
— Утром нужно будет провести генеральную уборку, если мы хотим окончательно скрыть любые следы, и всё отмыть, — строго добавила Ольга Дмитриевна. — Но это я возьму на себя. Не беспокойся.
— Это всё не имеет смысла, если друзья Джехи будут о ней беспокоиться, попробуют навестить её и заметят, что там никого нет… — обречённо заметила Саёри.
— Я тоже её друг. И на первое время что-то придумаю. Скажу, что она болеет и попросила к ней не входить, или вроде того, — спокойно проговорила вожатая. — Сначала все будут уж слишком заняты, чтобы всерьёз беспокоиться. Я это организую. Так мы выиграем ещё где-то половину дня.
— Но что будет дальше? А если они захотят с нею просто поговорить? Тогда поймут, что ответа нет слишком долго! — нервно зашептала бедняжка.
— Ну-у, у нас будет её прибор, чтобы немного посбивать их всех с толку… как будто бы она всё ещё пишет им сообщения, что с ней всё хорошо.
— Вот тут есть проблема, — серьёзно заметила Саёри. — Да, послания доходят до адресата и автоматически переводятся программой в его планшете на нужный язык. Но как мы сами-то в её родном языке разберёмся? Никто из нас не знает корейского и читать на нём не умеет…
— Я в таких технологиях не разбираюсь, для меня это будущий век, но… разве здесь, как в этих ваших фильмах, нет такой штуки, которая могла б перед просмотром менять язык? Поставили бы какой-нибудь другой, ты или я, да и всё.
— Настройки языка пользователя? — собеседница надолго задумалась, при том — с явной надеждой. Забавно почесала голову. — Наверное, есть где-то. Я не проверяла. Надо бы посмотреть…
— Тогда сейчас проверим, как у тебя и как у меня. На основе полученного опыта что-нибудь, да придумается! Две головы всяко лучше, чем одна… — вожатая постаралась вернуть на лицо натянутую улыбку.
Шанс всё-таки есть.
Только она рано обрадовалась:
— Ольга Дмитриевна, но я сама живой человек и мне бы вот, например, показалось странным, если бы мой друг, находясь всего лишь за тонкой стеной, в метре от меня, отказывался показывать своё лицо и продолжал писать сообщения, а не разговаривать голосом, как все нормальные люди! Меня бы это очень насторожило. Я бы захотела услышать его.
— Ну, вот для этого у нас ничего как раз нет, — тут Ольга опять задумалась, прикусила губу. — Хотя погоди-ка. Тогда, несколько часов назад<span class="footnote" id="fn_32317760_3"></span>, на палубе, разве Миу не говорила, что у неё есть какое-то изобретение, делающее что-то там с голосом? Оно осталось в той коробке для мусора, её пока никто не убрал…
— Но я не знаю, поможет ли!
— Во всяком случае, она говорила, в нём очень легко разобраться. Ты постараешься, если я дам тебе время на это завтра?
Саёри немного замялась, кивнула, но всё же потом робко спросила:
— Вот только какой в этом смысл, если даже так максимум через день народ уже всё равно начнёт всерьёз волноваться? И мы не сможем скрывать отсутствие Джехи бесконечно, любыми способами!
— Ты… — неуверенно начала вожатая, поднеся к губам палец, — помнишь ту маленькую лодочку, на которой Юсон и Нацуки уплывали? Она всё ещё там?
— Ну, вроде бы да, а что?
— Кажется, у меня появилась идея. Завтра в течение дня я постараюсь понезаметнее разузнать, как это делается. А после, дай бог, чтобы всё прошло гладко, мы с тобой устроим «отплытие» нашей беглянки. Положись на меня.
Саёри оставалось только кивнуть в знак согласия.
***</p>
Когда Электроник оторвался от чтения, Саёри, зябко обхватив себя за плечи, уже даже не пыталась скрывать своих слёз. При одном лишь воспоминании о той злосчастной ночи её всю мелко-мелко потряхивало.
— Это какой-то пиздец, — донеслось бормотание от Ирумы.
— Ненавижу подобные моменты. Давай, — Моника чуть заметно толкнула подругу под локоть, сквозь зубы продолжила. — Иди, успокой её. У тебя это всегда лучше получается.
— О, серьёзно?! — в тон Монике спросила тихоня, оборачиваясь. Глаза у неё уже оказались на мокром месте. — Ты обращаешься сейчас к человеку, который, пару минут поговорив с незнакомцем на улице, сразу же бежит домой, восстанавливать психику.
— …
Теперь зарыдала и Юри.
— Похоже, тебе придётся успокаивать уже двоих, — вдруг вмешался ехидный Рантаро.
— Сгинь. Ты вообще сейчас не помогаешь.
— Эм-м, я правильно понимаю, что они сделали… — белый как полотно Зен, стоящий возле не менее бледного Севена, едва подавил рвотный позыв и продолжил. — …то, что сделали… только, чтобы сокрыть следы уже совершившегося преступления и тем самым избежать новых казней? Это, конечно, в какой-то мере хороший поступок — н-наверное — но-о…
— Короче, — перешёл вдруг к конкретике Люсиэль. — Вы с Ольгой знали, кто это сделал? За кем вы подтирали следы всё это время?!
Саёри утёрла слёзы тыльной стороной ладони и обезоруживающе улыбнулась ему:
— Понятия не имели.
— …
— Мы сделали это с заботой о людях. Без скверных намерений. Вот и всё.
— Теперь-то ты понимаешь, почему подобная инициатива бывает опасна? — Рантаро обернулся к ней. Он выглядел на порядок расслабленнее, чем пару минут назад. Излюбленным назидательным тоном продолжил. — Вы тайком собирались избавить нас от нового тела, и это, должно быть, похвально… но, сами того не желая, только сделали загадку нерешаемой. Почти. Если бы не дневник Ольги и не Электроник.
Девушка тяжело вздохнула и с явной горечью в голосе заговорила:
— Мне казалось, преступник одумается и продолжит жить с нами в гармонии. Потому что люди совершают ошибки. И каются из-за них. Никто даже не будет знать его имя. Никто вообще ничего знать не будет! Мы с Олей всё сделали по-человечески! Мы подарили человеку спасение, — Саёри сжала дрожащие кулаки, когда по щеке пробежала ещё одна одинокая слеза. — Кто знал, что благодарность будет такая…
— Ну, люди вообще те ещё уёбки, подруга, — заметила Миу. — Мне ли не знать.
— Не делай добра — не получишь и зла, — философски подметил как обычно спокойный Хоши. — Уже не единожды было замечено: чужая душа — потёмки.
— Эм, ребята, — нерешительно перебил Сыроежкин. — Там какая-никакая информация о теле Джехи была. Мне её перечитать?
— Нет необходимости, — ответила Моника, проводя какие-то махинации с своим планшетом. — Я уже всё записала. Сейчас разошлю!
Ещё пара секунд — и все устройства дружно разразились новым сообщением.
«Файл Оли.
Погибшая: Джехи Кан. Была найдена и опознана двумя свидетелями, на кухне.
Время — поздняя ночь.
Заметные повреждения — свёрнута шея. Другие отклонения от нормы отыскать больше не представляется возможным. Каких-либо следов убийцы на момент обнаружения тела рядом не обнаружено.
Дополнительные сведения: дверца кухонного шкафчика была приоткрыта. Вероятно, жертва что-то искала в момент нападения».
— «Нападения»? Эм… — Зен заметно замялся. — Скорее всего, мало кто из вас знает об этом, но Джехи немного кое-чего умела по части боевых искусств.
— Ну, как «немного кое-чего»? — Люсиэль фыркнул. — У неё чёрный пояс был. По дзюдо. Вот такой любопытный факт.
— А-а-а-а-а-ах! ПОЧЕМУ ТЕНКО ВПЕРВЫЕ ОБ ЭТОМ СЛЫШИТ? ВЫ СКРЫВАЛИ ВСЁ?!
— Джехи не была из тех, кто любит превозносить свои достижения, — мягко ответил Зен. — Как раз наоборот. Но и в обиду в поединке с каким-нибудь ублюдком бы себя не дала! Поэтому то, что нигде не упоминаются следы борьбы, довольно странно…
— Эм-м, ребята, извините, что отвлекаю, — донеслось звонкое от Электроника. — Но здесь ещё довольно много читать. Так могу я продолжить?
***</p>
Сообщения и звонки защищены сквозным шифрованием. Третьи лица не смогут прочитать ваши сообщения или прослушать звонки. Нажмите, чтобы узнать подробнее.</p>
Ольга: а как же здесь
Ольга: ой
Саёри: Добро пожаловать! ^^
Саёри: Ты всё-таки разобралась, Оля: 3</p>
Ольга: очень волнуюсь сейчас просто хотела узнать как ты.
Ольга: Всё ли в порядке может нужно чего???
Саёри: Да всё хорошо)
Саёри: ЕСТЬ НОВОСТИ!
Саёри: Я поняла, как можно использовать ту штуку от Миу
Саёри: Она голос меняет
Саёри: На кого захочешь. Могу тебе теперь спародировать любого из нас XD
</p>
Ольга: значит время потрачено с пользой это хорошо.
Ольга: пожалуйста прости что на тебя накричала
Ольга: сегодня утром
Ольга: вот так вот при всех.
Ольга: Ты не лентяйка ты очень хорошая девочка
Ольга: Мне до сих пор как-то стыдно…
Саёри: Да нет, я понимаю, образ и все дела</p>
Ольга: Я стараюсь раздавать им максимально глупые задания
Ольга: чтобы не мешались
Ольга: но и нам надо посветиться немного хотя бы пойми.
Ольга: Я потом приду заберу тебя
Саёри: Это здорово!</p>
Саёри: А то тут, кажется, Рёма волнуется</p>
Саёри: с кем это я переписываюсь. </p>
Саёри: Он думает, что так снова получу нагоняй от тебя ;)</p>
Ольга: Своё мы с тобой уже получили.
Ольга: Ещё раз за тот утренний концерт прости правда
Саёри: Да всё хорошо. </p>
Саёри: Я не переживаю, что вы на меня накричали: 3 </p>
Саёри: Вы ж понарошку</p>
Ольга: ох на меня бы кто накричал
Ольга: чем я вообще здесь занимаюсь
Саёри: …</p>
Саёри: Не надо так к себе. Правда.</p>
Саёри: Ты очень хорошая.
</p>
Саёри: А как там другие ребята?
Саёри: Никто пока не задавал вопросов, куда же пропала Джехи?</p>
Ольга: Приходили Зен и его друг
Ольга: мне повезло я была как раз в её комнате
Ольга: но постоянно так не получится.
Ольга: Чтоб там дежурить нам надо меняться а желательно ещё быть рядом
Ольга: Ты очень нужна вместо меня будешь там
Ольга: а про то почему не убираешься вместе с другими я ребятам навру
Ольга: что-нибудь.
Ольга: Скоро приду жди
Саёри: Так что же ты всё-таки им сказала?)
Саёри: Они поверили???</p>
Ольга: Отправила им сообщение кое как.
Ольга: Вроде бы да.
Ольга: потому что ушли но это было опасно близко
Саёри: А что отправила?
Саёри: Можно мне посмотреть?</p>
Ольга: Пересказать?
Ольга: так
…Ольга набирает сообщение…
…Ольга набирает сообщение…</p>
Саёри: Стой!
Саёри: К чему пересказывать? Можно просто скопировать ;) </p>
…Ольга удаляет сообщение…</p>
Ольга: Ой а как
Ольга: я не знала
Саёри: Находишь текст сообщеньки, которую ты хочешь мне показать. </p>
Саёри: Легонько тыкаешь пальцем и держишь: 3</p>
Саёри: там жамкаешь «копировать», когда появляется</p>
Саёри: Дальше снова в наш диалог идёшь, </p>
Саёри: зажимаешь пальчиком поле, где текст пишешь. </p>
Саёри: «Вставить». </p>
Саёри: Отправляешь </p>
Саёри: Всего-то делов: D</p>
…Ольга набирает сообщение…
…Ольга набирает сообщение…
…Ольга набирает сообщение…
…Ольга удаляет сообщение…
</p>
Ольга: ох ох.
…Ольга набирает сообщение…</p>
Ольга: тяжко
Ольга: «пожалуйста извините боюсь вас заразить поэтому пока через дверь. простыла горло болит не могу говорить много но вечером будет лучше. попью таблеток. спасибо вам»
Ольга: вот
Саёри: Ну-у…</p>
Ольга: что
Саёри: Напоминает маму мою XD
Саёри: А если серьёзно, они могут догадаться!
Саёри: Джехи же, наверное, совсем не так пишет!
</p>
Ольга: прости…
Саёри: Давай лучше я буду это делать? ^^
Саёри: Им больше ничего не отправляй!
Саёри: Закончу здесь и пойду туда</p>
Ольга: Спасибо тебе солнце
Ольга: не знаю что бы я делала
Саёри: Мы вместе в это ввязались Х)
Саёри: Друзья до гроба: 3
Саёри: Ладно, пока надо бы прекращать, а то Рёма волнуется.</p>
Саёри: До встречи!</p>
Ольга: Мне до сих пор сложно в это поверить
Ольга: как же так Джехи 😂
Саёри: …эм, что это…</p>
Ольга: Они же здесь плачут
Ольга: так мне сыроежкин сказал
Ольга: мне всё ещё очень очень грустно 😂😂😂😂😂😂😂😂😂😂
Саёри: Не пиши больше никому ничего, ладно? ^^
Саёри: Я позже тебе всё объясню…) </p>
***</p>
Саёри снова сотрясалась в безмолвном плаче. Слёзы беззвучно стекали по обеим щекам, взгляд её сделался болезненный, мутный.
— Слушай, — смущённый Электроник задумчиво почесал голову, глядя на девушку. — Если тебе это так… больно, ты просто скажи мне. Я ведь могу дальше и не читать. Я прекрасно тебя понимаю.
— Нет, нет, — попыталась улыбнуться ему собеседница. Вышло не очень. — Всё в порядке. Мне… тоже хочется увидеть эту историю её глазами. Как бы больно мне ни было. До конца.
— Тогда, наверное, сейчас самое время, чтобы восполнить запасы жидкости в организме и больше уже не расклеиваться, м? — озорно подмигнув своей уже не такой боевой подруге, Рантаро сделал маленький шаг навстречу и, словно фокусник, доставший Чудо из шляпы, явил ей в раскрытой ладони жестянку той самой колы. — Я знаю, ты давно собиралась попробовать. Хотел отдать в более спокойной обстановке, но… угощайся.
Саёри вовсю раскрыла свои блестящие голубые глаза, принимая подарок. Наивная и удивлённая:
— М-мне?..
— Ага.
— Даже после того, как я всех вас здесь своим молчанием чуть не убила?..
— У всех бывают скверные дни, — Амами подмигнул девушке. — Не стесняйся.
Саёри тут же схватила подарок, открыла его (банка издала приветливый «пшик») и с жадностью принялась пить. Похоже, бедняжка даже не замечала, насколько же сильно её мучает жажда… пока не прикоснулась к напитку. Весь зал в ожидании наблюдал. Даже у самых бесцеремонных не хватало наглости отвлекать Саёри от её занятия. Она за эту неделю и так слишком много всего пережила. Любой человек бы сошёл от такого с ума. А Саёри ещё как-то умудрялась держать всё в секрете!
Неудивительно, что она сделалась вдруг скрытной и совсем уж неразговорчивой. А друзья этого даже не замечали.
Если они ещё были удостоены чести хотя бы называть себя так.
Особенно напряжённым среди всех прочих оказался взгляд Юри. Тихоню охватило непонятное беспокойство за близкого ей человека. Ей вспомнилась одна недавно сказанная Рантаро фраза. Ещё тогда, во время расследования.
Когда он выбирал для Саёри напиток, Амами обронил между делом: «Я думаю, мы все это заслужили. Глядите, тут бывают алкогольные и безалкогольные. Из вкусов есть арбуз, дыня, черешня, апельсин и…».
Юри сковало нехорошее, злое предчувствие. Она очень быстро обернулась к Рантаро и тихо спросила его:
— Оно ведь безалкогольное?
— Что?.. — Амами даже сначала не понял.
— Безалкогольное же, да?
Рантаро бросил быстрый взгляд на жестянку, этикетка которой в руках Саёри оказалась повёрнута прямо к нему. Он был уверен в своём успехе, как и обычно. Лучезарно улыбнулся слишком уж взволнованной собеседнице:
— Разумеется. Ты мне не доверяешь?
А потом прочитал в нижнем уголке этикетки очень скромненькую приписку: «Alc. 4,5%».
— Тч!
В любом случае, к этому моменту баночка почти опустела.
И раз поделать больше всё равно ничего не получится, Рантаро продолжал улыбаться и глупо кивать, заверяя каждого своим добрым и честным взглядом, что невинные дети и дальше тоже останутся в безопасности. Насколько это возможно, учитывая обстоятельства.
***</p>
Снова здравствуй, мой дорогой дневник.
В последнее время мы очень уж часто видимся, не так ли? Пишу я тебе в эту беспокойную ночь, потому что… у меня нехорошее предчувствие. Снова.
Теперь от него не отделаться. Оно крепнет с каждым днём, но сильнее как раз в тёмное время суток. Я знаю, что мне следует держать рот на замке. И всё-таки, очень хочется выговориться.
Ты помнишь, я уже писала тебе о том, что мы сделали, вместе с Саёри. Прошло всего каких-то три дня, как иначе? Джехи до сих пор не нашли. Да и теперь едва ли сумеют.
Это было обдуманное и совместно принятое (в условиях упорно поджимающих нас сроков!) решение. Ведь выбор, на самом деле, тогда перед нами стоял крайне простой: позволить случиться НОВОЙ трагедии, теряя ещё кого-нибудь из знакомых, а, может быть, даже любимых, или… продолжить нашу мирную жизнь?
Вот как оно всё просто.
Да, иногда во имя всеобщего блага нужны некие жертвы. Порой, чтобы избежать большего, приходиться поступаться меньшим. Хотя на моей Родине об этом открыто не говорят, да и по долгу воспитателя мне самой поднимать подобные темы в кругу детей не положено, и всё же недавно я начала думать — вопросы добра и зла вполне относительны.
Когда — если — человек, свершивший ужасное действие над нашей хорошей подругой, сумеет набраться сил и признается… я думаю, узнав его сторону в этой истории, мы сможем придумать какое-нибудь подходящее наказание. Которое удовлетворит всех.
Нет, это не будет убийство.
Или же он сумеет наказать себя сам — молча о своём преступлении и храня эту тайну на сердце. В мире, где жизнь продолжается, словно ничего не было. Если задуматься, то в этом тоже есть что-то жестокое. Клин клином вышибается, правда ведь?
Саёри поступила как очень хорошая, смелая, умная девочка. Как жаль, но этого, увы, никто, кроме меня, не оценит. Она меня до последнего поддерживала: подбадривала, указывала на слабые места в плане, укрепляла нашу легенду и даже помогала «быть в нескольких местах одновременно», когда того потребовали обстоятельства. Сама я без неё бы была, словно без рук. Наш план бы провалился в самом начале. И всем я неустанно повторяла: никакого тела здесь не было. И не могло быть.
<s>У меня всё ещё получается убеждать себя, что я тогда поступала правильно. Кажется…</s>
Мне жалко бедную девочку. Пройти через столькое, упорно оставаясь собой… сердце всякий раз разрывается. На людях ей теперь всё сложнее вести свои непринуждённые беседы, как раньше. Подруги тоже её оставили. Это очень некстати — ей не с кем разделить своё бремя, и она начинает закрываться в себе.
Я стараюсь проводить почти всё своё свободное время рядом с Саёри. «Мы держимся вместе. Мы всё это переживём!» — так я всегда ей говорю, стараясь подбодрить светлой улыбкой. Рассказываю ей всякие сказки на ночь (мне бабушка в своё время читала их много и очень часто — ты помнишь же, Дневничок? Теперь я многие знаю почти уже наизусть).
Я даже спала с ней в одной кровати, первые пару ночей. Саёри это с самого начала не очень-то нравилось, она всячески, в как можно более мягкой форме, отклоняла моё предложение, просила меня уйти и говорила, мол, это как-то по-детски — спать вдвоём, и ей уже не пять лет. Старалась сделать вид, что с ней всё хорошо и она сильная. Но она плакала, когда видела сны. А когда я пробиралась к ней среди ночи (тайком!) и тихонько ложилась спать рядом, она улыбалась и переставала плакать.
Если узнает об этом, то, наверное, будет ругаться или расстроится. Но ничего не могу с собой поделать. И, даже так, всё это окажется намного лучше, чем если она снова начнёт говорить про <s>свой неудавшийся су-</s> <span class="footnote" id="fn_32317760_4"></span>
…то страшное слово.
Я ни о чем жалеть не собираюсь. И никому в моей жизни больше этого не позволю.
Но мне всё время не даёт покоя ещё один неловкий момент, Дневничок.
Едва уловимый, отвратительный запах, что преследует меня по всему кораблю с тех самых пор, как мы сделали то, что сделали. Он будто моё собственное проклятие. Сколько ты ни убирайся и ни чисти все комнаты, хоть сверху донизу, он беспощадно находит тебя, стоит только расслабиться. Лёгкий, такой ненавязчивый… но такой неотступный.
И забавно, что… в этом-то как-раз я сама виновата. Глупейшая моя ошибка.
Это произошло той страшной ночью, когда мы с Саёри закончили всю грязную работу. Сил у нас больше не было — ни физических, ни душевных. Мы обе пребывали в огромном шоке от содеянного (скорее всего, до сих пор пребываем). Единственное, что мне точно казалось понятным на тот момент — вся наша одежда, которая насквозь перепачкана кровью — она ведь, если на людях так появиться, выдаст нас с головой! Уже никакие планы и не понадобятся.
Я очень быстро сходила в душ, затем переоделась в свежую точно такую же, а старую выбросила в мусоросжигатель. Надеюсь, здешнее руководство не шибко ведёт учёт запасной униформы. У нас в родном лагере, по крайней мере, на это смотрели сквозь пальцы. Частенько потом к концу смены чего-нибудь не досчитывались. Так что надежда имеется.
И тут меня словно ударило в голову! Я же совсем про Саёри забыла.
Бедная девочка попрощалась со мной и ушла к себе, досыпать оставшуюся пару часов до подъёма. Чтобы помогать с планом. Она была будто сама не своя. На ногах-то едва держалась, боже мой… ей сейчас из-за шока не хватило бы собственных сил даже на то, чтоб ЗАМЕТИТЬ, что от грязной, пропитанной кровью одежды надо тотчас избавиться! Она бы запросто могла прямо в ней и заснуть, а завтра на линейку явиться вот так…
Поймав себя на подобной мысли, уже чистая и переодетая, я тотчас же рванула к ней в комнату!
Ну, наверное, можно было сказать, что мне и повезло, дневник. Хотя самой называть подобное «везением» у меня бы язык в жизни не повернулся. Потому что Саёри на тот момент ещё не легла (иначе бы пришлось менять ещё и постельное — она вся была перепачкана!).
Грязная, перемазанная кровью, всклокоченная, бедная девочка просто стояла посреди своей комнаты и смотрела, покачиваясь, в одну точку. Даже меня, кажется, не заметила. Её губы чуть двигались, но, дневничок, я понятия не имею, что она тогда говорила. Мне больно даже вспоминать это. Правда.
Очень.
Когда я осторожно взяла её под руки, усадила на тумбочку и быстро начала раздевать, Саёри даже не отреагировала на всё это. Только продолжала смотреть мёртвыми глазами в одну точку и бормотать что-то. Как сломанная кукла, ей-богу! Ужасное зрелище. Позже один раз у меня даже вышло расслышать. Вроде бы, это оказалось нечто вроде: «Я не виновата».
— Конечно, милая, ты не виновата, — ласково ответила я и собралась покинуть комнату, чтоб донести и её перепачканную одежду до мусоросжигателя.
Так мы бы уничтожили ВСЕ свидетельства от нашего изначального плана.
Но что-то пошло не так: судя по звукам, кто-то снаружи вдруг встал в туалет, или воды попить, или ещё чего, уж не знаю. Я не могла теперь рисковать и показываться, если хотела сохранности… всего, что мы сделали.
Одежда была быстро спрятана в вентиляцию, глубоко. С надеждой, что я скоро вернусь и избавлюсь от неё, как полагается. Когда лишних глаз поблизости не окажется. Потом мы дождались, пока все шумы за дверью стихнут, я выждала ещё с десяток минут… и повела Саёри в ванную, отмывать.
Вот вся правда той безумной ночи, дорогой дневничок. Это ужасная ноша. И всякий раз, когда я снова чувствую тот страшный запах, оставшись одна или в компании… я вспоминаю.
Обычно у меня уже банально нет сил вернуться. Или нехватка времени из-за различных дел. Или людей много. Когда я пишу эти строки, за бортом царит непроглядная ночь, всё спокойно. <s>Та хрупкая иллюзия всеобщего мира, которую мы сотворили, по-прежнему не развалилась.</s> Саёри впервые за всё это время спит без кошмаров. Я видела её сейчас и мне так думается. Не хочется возвращаться туда и будить её.
Так или иначе, спасибо тебе, что опять меня выслушал, мой дневничок. Спасибо тебе, что ты есть. Сейчас я без тебя уж совсем бы пропала. Надеюсь, скоро вернусь, и с приятными новостями! Целую тысячу раз и люблю.
Как всегда, твоя Оля.</p>
***</p>
Когда Электроник завершил своё чтение (на этот раз окончательно) и уже собрался было объявить, что дальше все страницы идут абсолютно пустыми, а лишь на самых последних Ольга Дмитриевна вела что-то вроде учёта, сколько сахара понадобится на ближайшую смену…
…что-то громко ударило по столу.
— Нет. Так не пойдёт.
В оглушительной тишине весь зал уставился на Саёри.
Опёршись крепко сжатыми кулаками на кафедру, девушка выпрямилась во весь рост и окинула решительным взглядом собравшихся. Слёз как будто и вовсе не было. Её немного пошатывало, но это не бросалось в глаза, пока она говорила:
— Я пыталась, правда пыталась с самого начала расследования сделать вид, будто мне всё равно. Убедить себя в этом. Убедить вас. После того, что случилось с Олей, я и правда не особо хотела жить дальше. Поэтому, если бы вас казнили из-за неправильного преступника, возможно, это было бы даже немного заслуженно. Потому что вы сами выбрали путь насилия.
Когда в тягучей тишине Саёри холодно усмехнулась, Юри невольно схватилась за сердце.
— Но… это не совсем так, — спокойно продолжила девушка. — И я только что опять поняла, для чего должна была быть здесь. Оля не заслуживает погибнуть забытой. Как и вообще кто-либо. Потому как если кто-нибудь ещё думает, что мне понравилось… то, что было сделано с бедной Джехи… я никогда бы не повторила подобного. И мне её очень жаль. Правда.
Глаза Саёри полыхнули синим пламенем решительности, когда она, по очереди, уверенно заглянула в лицо каждого, здесь находящегося.
— А значит, что мне всё равно, кем ты являешься. Мальчик или девочка. Близкий друг или не очень. За то, что было сделано, будь готов заплатить. Здесь и сейчас.
Громкий удар кулаком по столу вновь сотряс помещение. Казалось, даже пол задрожал.
— Потому что я найду тебя, — указательный палец быстро метнулся ввысь. — И Я ГОТО-ОВА!
«…хм-м».