18 (2/2)

– Да, но он сказал, что все в порядке. Он написал, – Уильям выделил последнее слово, – что все в порядке. При личной встрече мы не обсуждаем наши… – он помедлил, выпустил воздух через нос, поморщился от досады на собственную неспособность произнести простое слово вслух, – …отношения.

– Он тоже называет ваши отношения отношениями?

Уильям на секунду прикрыл глаза. Он начинал чувствовать усталость, мигрень тугим кольцом сжимала виски.

– Нет. Он никак это не называет. Он просто приходит, куда я скажу, беспрекословно, отвечает мне на мои дурацкие вопросы, хотя точно удивляется, зачем мне знать, ужинал ли он, выспался ли он, как он себя чувствует. Я стараюсь быть ненавязчивым – но получается скверно.

Уильям начинал злиться – на себя самого. Он жестокий эгоист, он дурит голову Аллексу, он дает ему заглотить наживку, чтобы крючок вошел глубоко внутрь, чтобы тот не соскочил… Он же прекрасно понимает, что это ни к чему не приведет, что это когда-нибудь закончится – когда Арман узнает, когда Аллексу надоест быть на побегушках, когда…

Уильям хотел, чтобы это не заканчивалось. Уильям с каждым днем хотел все больше – потому что все чаще он хотел бежать в гардеробную, доставать из тайника телефон, писать сообщение, а в оставшееся время в течение всего дня продумывать обстоятельства следующей встречи, фантазировать, как он, наконец, под каким-нибудь предлогом поправит выбившийся локон из каштановой шевелюры агента Серрета, подойдет на непозволительно близкое расстояние, ощутит, как тот касается его запястья…

Фантазии достойны романтической комедии – где двое влюбленных ходят вокруг да около два часа, а последние десять минут посвящены кульминационной сцене поцелуя.

Уильяму казалось, если случится такой поцелуй, он просто упадет в обморок как кисейная барышня – от испуга, что теперь точно придется что-то менять. Если он узнает, какие на вкус обветренные губы Аллекса, он больше не захочет даже видеть рожу де Даммартена – не то что позволять тому себя трогать.

– Ваш друг настроен серьезно, – после паузы молвил Ганнибал.

– В этом и дело! Я знаю! – ахнул Уильям, заерзал в кресле. – От этого и паршиво!

– И он сделает все, чтобы быть с вами рядом.

Уильяма радовала и в то же время пугала подобная мысль.

– Это слишком сложно осуществить.

– Но не невозможно.

Уильям криво усмехнулся, отвел глаза, задержал взор на статуэтке оленя.

– Это было бы возможно, если бы Армана не было.

Вообще не было.

– Он уезжает в командировки, – предположил доктор Лектер. – Можно воспользоваться его отсутствием, подкупить водителя, выключить навигацию, вы сами без меня все прекрасно знаете, Уильям.

Доктор Лектер толкал его на очередную дерзость, но временная мера ничего не решит – она лишь отсрочит трагедию, крушение, заранее известный финал.

– Начните с малого, вы должны точно знать, ради чего вы рискуете всем. Ваш друг стоит, чтобы ради него рисковать?

Горло вдруг перехватило, грудь сковал страх, он представил, как исполнилась его мечта, как они стоят с Аллексом на обочине дороги, как они смотрят вдаль и держатся за руки, как они начинают жизнь заново… Аллекс не захочет начинать заново, у него и без Уильяма все было замечательно, у него работа и друзья, у него увлекательная жизнь без головомойки и любовных игр.

Он живет своей мечтой – он агент ФБР.

Уильям тоже до какого-то момента наивно думал, что сцена и музыка это его призвание… Это и было призванием – но он захотел почему-то обычного человеческого счастья, теплого любимого тела рядом, бурления крови от влюбленности, вкуса свободы, пряности и остроты азарта.

Аллекс стоил, чтобы ради него рисковать. И не важно, что это одно сплошное безумие.

– Да, – ответил Уильям.

Что было бы, если бы им не нужно было прятаться? Был бы по-прежнему сладок запретный плод? Уильям уже понимал, что пути назад нет, он не хочет, чтобы было, как прежде, он не сможет быть прежним – и наступить на горло своим желаниям.

Аллекс все прекрасно понимает, Аллекс на все готов… Освобождающая мысль, развязывающая руки. Им просто нужно поговорить… Это будет разговор. Наедине. Без свидетелей, шума общественного места, без уток и дурацкого маскарада.

Уильям, как всегда, сам напомнил об окончании сессии, а когда покидал кабинет психиатра, вздрогнул от знакомого голоса, звучавшего из коридора.

Аллекс был встревожен, он звал доктора Лектера так, словно что-то случилось. Он лишь вскользь посмотрел на Уильяма, сразу отвел глаза, ему было не до глупых переглядываний… Но это ничего не меняет.

После ухода Уильяма Густавссона, после беседы с Аллексом Серретом доктор Лектер занимался своими делами, предвкушая поздний вечер и долгожданную встречу со своим другом. Беседа с влюбленной парочкой навела Ганнибала на одну интересную мысль – и у него возникла идея.