9 (2/2)
– Он похож на… – он выдохнул, почти хихикнул, – лесную куницу. У него острые зубы и когти, сильное ловкое тело, пушистый хвост.
Уильям замолк, тонкопалые руки отпустили подлокотники кресла, легли на колени в брюках с идеально четкими стрелками.
– Что вы чувствуете, когда вы с ним?
«Чувствуете» – а не «будете чувствовать». Наверняка, какой-то прием доктора Лектера на погружение в определенное состояние.
– Я могу быть собой, я чувствую себя собой, мне спокойно.
Он посмотрел на Ганнибала, тот кивнул.
– Это прекрасно, Уильям. Вы знаете, кого искать. И что делать, тоже знаете.
Это было из области фантастики – даже вообразить, что в его жизни появится кто-то помимо Армана. Кто-то, кто будет его касаться, кто будет смотреть в глаза, шептать на ухо разные глупости, чей смех будет переливаться, как колокольчик… Тот, кого Уильям захочет касаться сам. Немыслимо!
Доктор Лектер знал, о чем говорит, Уильям ему верил – но в его ситуации подобный способ «отвлечься» выглядел самоубийством.
Иногда Уильям думал, что терапия ему не помогает, иногда оглядывался назад и видел положительные изменения, свой рост и прогресс… Даже когда он лишь посещал поддерживающие сессии с регулярным рассказом о последних днях, однообразных до зубной боли, кабинет психиатра был единственным местом, где он мог говорить открыто, называть вещи своими именами.
Арман де Даммартен его купил, выращивал с детского возраста, как свинью на убой, изнасиловал – принудил к близости, – когда Уильяму было восемнадцать, трахал его как куклу все последующие годы, возил с собой везде как дорогую, шикарную вещь. Арман де Даммартен был строг, но объяснял строгость заботой и любовью, он никогда не поднимал на Уильяма руку и даже не поднимал голоса. Он говорил спокойно, но властно, не забывая раз от раза напоминать, откуда он Уильяма забрал, от какого дерьма отмыл и как ему иногда хочется вернуть его обратно в «Дом мертвых», бордель в Южной Америке, где ищущие экзотических удовольствий богачи могут запросто купить себе белокурого шведского мальчика одиннадцати лет.
Купить насовсем тоже можно. Арман де Даммартен отдал за Уильяма пятьсот тысяч долларов, усыновил его, в долю наследства – по справедливости – завещал тому аналогичную сумму.
Уильям заметил, как на одной из сессий с очередной порцией откровений Густавссона при слове «справедливость» доктор Лектер чуть растянул губы в осуждающей и грустной улыбке. Он часто спрашивал, какой бы была жизнь Уильяма без де Даммартена… Заставлял его задумываться о неосуществимой реальности, за гранью возможного, зачем-то увидеть в грезах ненастоящие картинки, вызывающие резь в глазах – либо не вызывающие ничего.
Уильям не понимал смысла вопросов психиатра – до недавнего времени.
Что бы он в первую очередь сделал, если бы у него был свободный день? Без приложения для слежки с использованием навигации – как это делают родители с детьми, – без постоянного триггера вибрации сообщений и таймеров на часах, чтобы отвечать Арману, чтобы спросить Армана, как у него дела, чтобы проявлять активность, служить…
Он служил. Он был полезной и ценной игрушкой, он старался угодить, ловил каждую кривую улыбку, каждый саркастический вздох, каждое пожатие плечом, каждое слово – чтобы поддакивать, говорить в такт, играть роль как идеальный актер.
– Вы забросили театр, – словно читая его мысли, молвил доктор Лектер. – Он вам больше не приносит утешения?
Уже не первый раз он спрашивает… Не в первый раз Уильям говорит, что скоро вернется в театральную студию, напишет, наконец, сценарий для нового клипа… Но у него не было сил. Игра требует отдачи, ему страшно вовлекаться в поток, он боится потерять себя, остаться в роли.
Он даже не пел в последнее время – только разминался, делал распевки, разогревал связки, чтобы поддерживать голос в форме.
Если его вдруг переклинит, и он станет смелее, сильнее, вырвет у де Даммартена сердце – как Красный Дракон? А вдруг не сможет остановиться – как серийный убийца Сердцеед?
Уильям часто слышал утверждение, что у музыкантов исключительное чувство времени. Он был не согласен – потому что в музыке правит не время, а ритм и размер, динамика определяет иррациональное, субъективное замедление или ускорение, страсть и томление, тянущееся ожидание или промелькнувшие мгновения.
До окончания сессии оставалось три минуты.
– Не приносит, – признался Уильям. – Ношение разных масок стало слишком тяжким трудом.
– Но вы выплескивали наружу свои чувства, вам и терапия была не нужна, вы были спокойнее и гармоничнее.
Может быть… Он выгуливал демонов, он мог позволить на короткий промежуток времени стать кем-то другим, почувствовать вкус свободы, вкус слез, вкус любви, о которой пел, но никогда не испытывал.
– Может быть, доктор Лектер, – отозвался Густавссон, погрузившись в пучину мыслей, вовсе не касающихся работы. – Я не знаю.
– «Не знаю» это тоже ответ, – кивнул Ганнибал. – Есть ли еще что-то, что вы хотите спросить?
Доктор Лектер участвует в расследовании, он сотрудничает с ФБР, в его доме на званом приеме под прикрытием работали агенты… Он наверняка знает последние новости, в курсе всех событий.
А еще он вовсе не выказывал никакого беспокойства по поводу того, что записи о его клиентах украдены.
– Нет, ничего. Спасибо, как всегда очень много новой информации для переваривания, доктор Лектер.
Уильям Густавссон покинул офис психиатра, из головы не выходила догадка, что тот подстроил исчезновение тетрадей, чтобы участвовать в поимке преступника. Отличный повод оказаться не только консультантом, но и полноценным членом команды – и даже при желании никто не сможет доказать обратное.
У Уильяма появилась идея. Он аж приостановился на лестнице крыльца, на бледном лице проступила улыбка озарения, которую он тут же спрятал под гримом равнодушия.
Он тоже может придумать повод – пусть даже он будет немного ненастоящий.