7 (1/2)
Уилл осторожно переступал пятна крови на паркете, старался смотреть на распластанный на столе труп беспристрастным взглядом, не вовлекаясь в пучину видения, не соприкасаться с картинками, возникающими в мыслях. Ощущение подступающего эмпатийного переживания ощущалось так, словно его начинало клонить в сон, он тщетно сопротивлялся, но проваливался в колодец без дна, зависал в свободном падении, растворялся, терял себя, а затем выныривал обратно, наружу, в реальный мир. По возвращении он хватал ртом воздух, пытался стряхнуть чужие чувства, как стряхивали налипшую грязь и репейник его псы, но краски въедались в кожу, цеплялись за шерсть, пропитывали одежду, отравляли его изнутри, как непрошенный, замедленного действия, яд.
Пробуждение от видения было таким же болезенным, как погружение, таким же захватывающим дух и разбивающим вдребезги – будто его встряхивали, как копилку с монетами, сдирали кожу, надевали новый костюм, вываливали кишки из штанов. Он ненавидел эти качели… Возвращение было самым противным из всех ощущений.
Кроуфорд и криминалисты – Катц, Зеллер и Прайс – были еще в пути, нельзя было ничего трогать, а он не мог себя контролировать тогда, когда работал… Уилл попросил доктора Лектера проследить, не дать ему устроить беспорядок на месте преступления в трансе – если вдруг его затянет в водоворот сопричастности.
Ганнибал стоял у дверей, наблюдал за передвижениями специального агента Грэма: как тот в задумчивости шевелит пальцами чуть расставленных в стороны рук, как шагает по полу, опустив взлохмаченную голову вниз, как бликуют в оправе на носу стекла без диоптрий. Несколько слоев бесформенной одежды, очки, вечная небритость, настороженный взгляд исподлобья – все, чтобы выстроить защиту от нежелательных стимулов, сохранить в целостности уязвимую душу, прикрыть обнаженные нервы, не подпустить близко.
Он даже на сессии терапии говорит словно через несколько пуленепробиваемых стекол, сидит в закрытой позе, часто уходит во внутренний монолог и замолкает – несмотря на просьбу и настояние доктора Лектера озвучивать вслух мысли, ибо терапия для этого и предназначена.
Ганнибал стал его психиатром недавно, ненамного после того, как специальный агент Грэм стал работать в отделе уголовно-следственного анализа, приостановив преподавание в Академии ФБР. От интенсивной работы и стресса у Уилла начались приступы тревоги, он все больше замыкался, ему приходилось напоминать о необходимости растождествляться с видениями, не оценивать их и не пытаться понять их рациональным умом.
Разум преступника в агонии, логика искажена, ее не постигнуть сознанием здорового человека. У Уилла была уникальная способность интерпретировать улики, воссоздавая картину произошедшего, но опасность таилась в ракурсе от первого лица… Он слишком остро чувствовал, слишком перенимал на себя.
Немного человек понимали талант Уилла и цену, которую он платит, чтобы ловить для Джека Кроуфорда серийных убийц. «Мыслить как преступник» было не просто девизом подразделения поведенческих наук ФБР, единственно верным способом поймать злодея, но и совершенно реальной ситуацией, в которую погружался Уилл Грэм, состоянием, которое испытывал на себе раз за разом.
Он боялся, что сам станет преступником, что часть него уже утрачена, отравлена – настолько его угнетали одежды, примеряемые ради работы. Его начинало ломать, выкручивать, моральные скрепы пошатнулись, черное и белое уже стали серыми разных оттенков… Он запутался, ему было неспокойно.
Джек давил не Уилла долгом, ответственностью, риском для невинных жизней, возможностью спасти потенциальных жертв, свершить правосудие – вопреки очевидным проблемам с ментальным состоянием специального агента Грэма. Кроуфорд говорил, что Уилл может уйти когда угодно и вернуться в Академию – если вдруг он почувствует себя плохо – но тут же сыпал картинками страшных последствий того, что очередной преступник бродит на свободе.
Верные псы ищут трюфели, в дождь и в снег, в жару и в холод, топчут лапами лесной грунт, роют носами рыхлую землю, повизгивают над находкой, а Джек Кроуфорд собирает урожай.
Уилл замер, отвернулся, снял очки и начал тереть руками лицо.
– Не могу, – пробурчал он. – Надо дождаться остальных – иначе я здесь все переверну.
В холле послышались торопливые шаги, оба мужчины в нетерпении повернули головы, но на пороге обеденного зала появился агент Серрет, пропускаемый дежурными полицейскими – а не группа криминалистов.
– Давно вы здесь? – спросил Аллекс.
– Нет, – по-прежнему угрюмо пробормотал Уилл.
– Да, – сказал Ганнибал одновременно с ним.
– Ясно. И что тут?
Уилл сперва хотел ответить злобной иронией, но передумал. Он вкратце рассказал о жертве – ничего нового, все та же блондинка тридцати лет с грудными имплантами, мать и жена – пока агент Серрет подходил ближе.
Когда Аллекс увидел перепачканное кровью лицо, он ахнул.
– Так это же…
Девица с тележкой! Та самая, которая наехала на него в магазине, опрокинула полки с чипсами! Он не мог перепутать – несмотря на то, что они все будто делаются на одном заводе пластическими хирургами и специалистами индустрии красоты, – у него была хорошая память на лица.
– Я видел ее в местном супермаркете, неподалеку, – пояснил Аллекс под пристальным взглядом двух пар глаз, – в день, когда проводил опрос клиентов из заметок доктора Лектера. Ничего необычного, она просто покупала продукты…
Она просто жила – и уже не живет.
Убита она была больше двенадцати часов назад, шокированный муж, обнаруживший тело уже утром, по возвращении, вызвал полицию. В том, что преступление дело рук Сердцееда, не было сомнений – он продолжает убивать.
Первый раз – два месяца назад, второй и третий, после паузы в десять дней – с перерывом в неделю, четвертый – после паузы в месяц, пятый – спустя две недели и один день… В датах не было закономерности, при этом все требовало подготовки и плана, он не мог просто брать и затевать спонтанную расправу.
Откуда он брал ключи, как отключал кодом сигнализацию, чтобы проникнуть в дом раньше жертвы? Враг ли это мужей убитых жен, были ли у него личные мотивы? Опросы не давали результатов.
Они провели на месте преступления еще несколько часов, были в лаборатории ФБР уже вечером. Уилл Грэм, мрачнее тучи, ходил кругами около доски со схемами и фото, а доктор Лектер остался в Балтиморе и обещал заняться поиском ответа, зачем Сердцеед ест именно сердце.
Поздно ночью на работе оставались только Серрет, которому уже становилось дурно от фотографий в соцсетях жертв и их супругов, и Катц, изучавшая рану, в которой преступник ковырялся голыми руками.
Желудок противно урчал, звук в тишине был громким и заунывным, под стать настроению. Аллекс подпер подбородок ладонью, листал ленту постов, периодически рисовал граф зависимостей, со связями между жертвами, несколькими кафе, барами, мероприятиями, маникюрным салоном и фитнес-клубом в их районе, которые отмечались на изображениях. Каждый был подписан на каждого, они знали друг друга по псевдонимам, но понятия не имели, как на самом деле живет сосед через дорогу… У всех – красочные фото, яркие наряды, милые дети и заботливые – если муж может быть заботлив, не интересуясь делами жены – мужья.
Первая жертва была флористом, вторая – дизайнером верхней одежды, третья и четвертая писали картины и выставлялись в частных галереях, четвертая пела джаз, а пятая…
До пятой, фотографа полуголых моделей в белье, Аллекс так и не добрался – потому что случайно на совместной фотографии певицы он увидел знакомый золотоволосый образ.
Уильям Густавссон очаровательно улыбался, на нем был белый костюм-тройка, белый галстук, рука слегка приобнимала четвертую жертву… Выход какого-то альбома какого-то музыканта, вечеринка и фуршет, много гостей.