chapter iv. composure & mirrors. (1/2)
Одри не могла сосредоточиться. Она бестолку пыталась вслушиваться во вдохновляющие речи профессора Кейна, который любезно организовал встречу для некоторых способных учеников, чтобы детально обсудить курсовые работы, но слова превращались в кашу из звуков. Пальцы подрагивали, голова раскалывалась, а перед глазами снова и снова представал образ Найла, учащенное дыхание, приоткрытые губы и необыкновенные голубые глаза. Он не желал её покидать, или она не хотела, чтобы он уходил. Она сжала карандаш, надавила на бумагу, но кончик сломался, Кингсли готова была расплакаться. Она слишком много думала о том, чего еще даже не было. Это было невыносимо. Одри знала, что так будет, она так боялась этого, избегала любых чувств, любых эмоций. Они сбивали её с курса. Девушка боялась в конце концов оказаться в машине, что съехала с дороги и разбилась о преграду.
Одри с невероятным трудом досидела до конца занятия. Ей нужно было расслабиться, прийти в себя, покурить. Профессор Кейн же встал у неё на пути, приглашая студентку поговорить наедине.
— У вас что-то случилось, мисс Кингсли? — озадаченно спросил мужчина, разглядывая встревоженное лицо Одри. — Не сочтите за оскорбление, но вы выглядите болезненно.
— Я… всё отлично. Я просто не выспалась, — соврала она, не моргнув и глазом. — Много занятий, но, я обещаю, я справлюсь. — Одри нервно почесала бровь.
— Я не сомневаюсь, что вы справитесь. — Он успокаивающе улыбнулся и потер усы. — Просто не забывайте про ваше здоровье и не позволяйте ничему встать на вашем пути. — Девушка пошатнулась. Он тоже это видел, видел преграду. Это было так очевидно. — Я надеюсь увидеть вас в более собранном состоянии во вторник.
— Спасибо, профессор. До свидания.
— До свидания.
Одри скривила улыбку и вышла из аудитории на ватных ногах. Её глаза метались от стены к стене, ей казалось, будто они двигались, пытаясь заточить её в ловушке. Дыхание сбилось, пульс эхом разносится в голове. Она оборачивалась, повсюду были одни надоедливые отвлечения: люди, шум и гам, смех и бесполезные разговоры. Кингсли выбежала на улицу и трясущимися руками потянулась за сигаретой.
Что, черт возьми, с ней происходило?
Она старалась думать об энтропии, темной материи, кварках и даже цветах — обо всем, но мозг выдавал ошибку.
Неужели с ней будет так каждый раз, после свидания с ирландцем? Девушке было так хорошо вчера. Она задумалась, так же работали и наркотики, сначала эйфория, а затем туманность, потерянность и жажда большего. Одри была не готова потерять контроль и надеяться на то, что это состояние со временем улучшиться. Пару лет назад она сделала выбор, отгородилась от всех и достигла, чего хотела. Ей предстояло сделать этот выбор снова, каким бы сложным он не был. Она не наступит на грабли ни первый, ни второй раз. Ошибиться означало лишится всего.
𝄞</p>
Найл проснулся около двух дня в приподнятом настроении. Он творил до самого рассвета: писал, зачеркивал, выкидывал бумагу и снова писал, — и скрылся в спальне с первыми лучами солнца. Улики его ночной работы были разбросаны по всей гостиной, даже пианино было усеяно листами.
Смотря на бардак, Хоран задумался над словами Люка о том, что ему давно пора было перейти на электронный блокнот. Найлу нравилось писать, пачкаться чернилами и вдыхать аромат стареющей бумаги. Но даже беспорядок не мог испортить его настроение. Все было потрясающе. Мужчина не ходил по дому, он почти летал, присвистывая какую-то мелодию себе под нос. Он хотел набрать Одри, спросить как дела и просто послушать её голос, но пугать девушку не хотел, было слишком рано. Хоран не хотел навязываться, он мог потерпеть.
Сегодня у него был свободный день. Три дня назад он договорился встретиться со своим другом. Оливер, рыжий мужчина чуть младше самого Хорана с веснушками, носящий широкие штаны и футболки с логотипами групп, купленные в музыкальных магазинах, был очень талантливым оператором, работавшим с ним уже года четыре.
— Привет, Олли! — оживленно поздоровался мужчина, после того, как гудки прекратились, и послышалось дыхание на том конце.
— Привет, Хоран. — Его друг тяжело дышал, кажется, Найл прервал его. — Чего звонишь? Уже соскучился по мне?
— Я решил напомнить тебе, друг мой, что мы сегодня вечером идем в бар в Челси.
— С каких пор ты заделался моим ассистентом? — Он рассмеялся. — Я помню-помню, Найл.
— Хорошо, тогда…
— Погоди-ка, Хоран. — Оливер что-то заподозрил. — Я чувствую, ты сейчас улыбаешься как идиот? Что происходит?
— Ничего нового, все так же.
— Найл, — он растянул его имя. — Ты хандрил неделями, омрачал прекрасное лето, жалуясь, что не можешь написать ни песни. Что случилось?
— Я начал писать альбом. Все отлично.
— Я знаю, что тут что-то не так. — Найл нервно ухмыльнулся. Ничего нельзя было скрыть от Оливера. — Но сейчас мне нужно идти. Я разберусь с тобой вечером.
— До встречи.
Он сбросил вызов и кинул телефон на диван. Найл знал, что Олли будет пытаться раскрыть его небольшой секрет под названием «Одри». Хоран не думал, что будет хорошей идеей рассказывать о ней кому-то на таком раннем сроке, в конце концов, у них было одно свидание. Не стоило забегать вперед. Хоран еще ничего не знал о будущем, ему это не очень нравилось, но он был взволнован.
Найл задумчиво посмотрел на телефон, у него чесались руки. Несколько букв, одно сообщение. Хоран напечатал обычное «привет». Пару минут он провел в сомнениях и метаниях, но так и не осмелился его отправить.
Хоран прошел к пианино, посмотрев на него, как на старого доброго друга, знающего все его секреты.
𝄞</p>
Найл был в Челси после семи, он приехал на такси, зная, что будет пить. Он так и не решился написать Одри, оставляя смс не отправленным. Хоран слишком нервничал и решил, пока не думать об этом. Бар был почти пуст, он скрывался на пересечении малолюдных улиц. Пару лет назад Олли и пригласил его в это место, и Найл влюбился в их пиво.
— Я вижу, что тут что-то не так, Найлер, ты меня не проведешь, — Олли хитро улыбнулся, делая глоток, пачкая пенкой верхнюю губу. Мужчина отвел взгляд, смущенно улыбаясь.
Желая поскорее расслабиться, Оливер выпил два пинта пива, Найл же только закончил первый стакан. Они сидели у барной стойки. Как и предполагалось, Олли, язык которого развязал пиво, стал расспрашивать о причине хорошего настроения друга.
— Это всего лишь приближение октября, скоро Хеллоуин, а потом Рождество. Ты знаешь, я люблю праздники.
— Кстати, о Хеллоуине, Льюис, кажется, что-то говорил о вечеринке у себя. Имей в виду. — Оливер направил на друга указательный палец.
— Ничего не могу обещать.
— Ага! — воскликнул Оливер. — Ты улыбаешься своей чертовой улыбкой от уха до уха, хотя мы в хмурой Англии и на улице осень, работаешь над альбомом, — он начал загибать пальцы. — Ты не строишь планов… Один. Тебе нужно с кем-то посоветоваться, не так ли? Когда ты успел кого-то встретить? Мы виделись в конце августа.
— Олли Холмс. Я не хочу об этом говорить пока. — Найл насторожился. Его могут пытать — он будет молчать.
— Я не прошу рассказывать мне все о ней. — Олли поднял руки, защищая себя. — Просто как она?
— Она прекрасна. И это вся информация, которую ты получишь.
— Хорошо, хорошо, — мужчина медленно закивал и сделал еще один глоток пьянящего напитка. — Так мне готовится к съемке твоих новых клипов?
— Думаю, да. — Найл ухмыльнулся. — Но об этом еще рано говорить, лучше расскажи мне, что я пропустил? Как слетал в Лос-Анджелес?
𝄞</p>
Найл проводил пьяного Олли в его квартиру после одиннадцати, а затем поехал домой в немного лучшем состоянии. Страх и нервозность потупились. Он перевел взгляд с окна, за которым мелькал Лондон, и достал из кармана пальто телефон. Хоран наконец-то решил сделать шаг.
Привет.
Мужчина не дождался ответа и провалился в глубокий сон, стоило его голове коснутся мягкой подушки.
Одри, не моргая, смотрела на телефон, лежащий на столе. Она сидела на стуле рядом, её правая нога неконтролируемо тряслась. Девушка кусала губу, сжимая в пальцах зажженную сигарету. Она понятия не имела, что ей делать. Ей было страшно. Одри хотела ответить, чувствовала радость и приятное волнение, но цунами из беспокойства и тревожности перекрывало их. Найл мог заставить её чувствовать легкость, удовольствие, что-то прекрасное и новое, но также мог и растоптать её сердце и душу, заставить страдать, выбить из колеи, как любой мужчина.