По вере его (2/2)

— Боги всегда на стороне больших батальонов. Но дело даже не в этом. Допустим, мы отобьемся, и кайзер запрет нас на Изерлоне. Как думаешь, что случится с нами через десять-двадцать лет?

— Если ты про снабжение и людей, то не все так плохо. Если Лоэнграмм начнет закручивать гайки — а по твоим прогнозам он рано или поздно начнет, — люди побегут сюда. На Феззане хватает денежных мешков, заинтересованных в том, чтобы кайзер не слишком расслаблялся. Они готовы платить. А имперцы так же охотно берут взятки, как и наши. Мы уже наладили некоторые контрабандные поставки…

— Алекс, я про другое. Какова наша цель? Диктат военных на Изерлоне с Героем Эль-Фасиля во главе? Противостояние двух автократий? Потому что годами длящееся военное положение в изолированой крепости — именно об этом, демократией его не назовешь.

— Ты драматизируешь.

— Я неудавшийся историк. Драматизм не очень-то по моей части.

— Да? То-то Лоэнграмм явился сюда с 120-тысячной армией вместо букета. Весьма драматичное ухаживание. Ты еще скажи, что война не по твоей части.

Взгляд Яна, упершийся куда-то в стену и ставший стеклянным, очень не понравился Алексу.

— Война как раз по моей части. Как и по части Лоэнграмма. Именно это — то, что мы с ним по-настоящему умеем. У нас действительно есть кое-что общее, — Ян грустно улыбнулся. — Мы не строители, Алекс.

Кассельн молчал. Он рано понял важную особенность друга и командира: Ян не умел работать с теми, кого не уважал или не мог терпеть. Он был неуживчивым подчиненным, что замедляло его карьеру, изо всех сил подгоняемую Ситоле, Бьюкоком и Гринхиллом. Но главное — это делало его ужасным политиком. И то, что он так заморожено спокоен, рассуждая об «издержках» переговоров с Лоэнграммом, кое-что говорило Алексу о том, что командир на самом деле чувствует к этому раззолоченному воплощению имперского пафоса.

— В моем присутствие нет особой необходимости, Ваше Величество. Переговоры будет вести гражданское правительство Эль-Фасиля.

— Один Великий, я не желаю слышать о демократических глупостях. И не называй меня величеством. Статус твоих людей тоже будут со мной обсуждать эти штафирки? Может, и твой статус заодно? Я могу выдвинуть Эль-Фасилю условием мира высылку тебя на Феззан. Надо было это сделать еще тогда, с этими альянсовскими ничтожествами.

— Не думаю, что это была хорошая идея.

— Тебя по крайней мере не пытались бы убить. Точнее, конечно, пытались бы, но те, кого я могу проконтролировать, а не трусливые жалкие демократические идиоты. — «А еще ётуна с два ты бы женился», но эту мысль Райнхард прячет подальше, и без того с трудом удерживая лицо.

— Я уже понял, что честь убить меня вы не собираетесь уступать никому.

— Я не убить тебя хочу.

Райнхард на панели связи закусывает губу, и колеблясь, медленно протягивает руку. С той стороны экрана касается шеи и щеки собеседника. Ян завороженно смотрит на отображение скользящего пальца, тяжело сглатывает и сам не замечает, как подается ему навстречу. «Хватит себе врать, ты попал еще тогда».

— Вы правы, Ваше Величество, нам есть что обсудить. Я буду в составе делегации.

Алекс знал, что Ян в академии не был монахом, но после нескольких экспериментов решил для себя, что секс переоценивают. А потом влюбился в Джессику, и с этим стало совсем плохо. Будучи «Героем Эль-Фасиля», он получал и неизменно отвергал десятки предложений определенного рода как от женщин, так и мужчин. Вэньли никогда не замечал своей мягкой харизмы, комплексовал из-за внешности и с горечью говорил, что слава — хорошая, но дешевая сводня. Впрочем, сводня из самого Алекса тоже получилась так себе. Кажется, весь флагман, да что там, — весь флот, был в курсе по поводу чувств лейтенанта Гринхилл к своему командиру, и то, что Ян предпочитал не замечать их, вызывало у Кассельна чувство дежавю. Ян был выше Фредерики по званию, и Алекс знал, что он достаточно щепетилен, чтобы это имело значение. Но дело было не только в этом. Ян вообще не хотел себя связывать — до самого Вермиллиона и скоропалительного предложения руки и сердца накануне битвы с мизерными шансами уцелеть.

— Вэньли, прости, но я должен тебя спросить — ты уверен?

— Ох, ты совсем вчера перебрал? Сам же агитировал: «Лучшая жена для военного — дочь офицера». Осторожно, не сядь на этот идиотский пиджак! Надо же, он даже хуже парадной формы, не думал, что такое возможно.

— После того, как на нем посидел твой кот, его уже ничто не испортит. И не меняй тему.

— Я не меняю. Я хочу, чтобы она была счастлива. Кажется, вы все заслужили передышку. Хвала твоим крючкотворным талантам, она продлиться достаточно, если шервудский флот Меркатца не обнаружат раньше.

В военной академии, да и в первые годы службы, Алекс привык ненавязчиво опекать Вэньли, часто беспомощного в житейских делах, вечно неухоженного и рассеянного, теряющегося среди неинтересных или навязчивых людей. Ортанс вообще относилась к нему как к неуклюжему, но милому младшему братишке. Но Алекс всегда понимал, что Ян — особенный. Друг, собутыльник и однокашник, недотепистый любитель пирогов Ортанс, добрый дядюшка, с удовольствием играющий с его дочерьми, и надежда армии Альянса, военный гений и командир в голове вице-адмирала Кассельна существовали в разных плоскостях. Сейчас, в кабинете командующего крепостью с ним находился человек, который отвечал не только за их жизни, но и за то, сохранится ли в галактике то, что они могли бы назвать демократией. И Алекс осознал, что давно уже не видел того, первого Вэньли. Возможно, они вообще где-то оставили его — вероятно, по дороге с Хайнессена на Эль-Фасиль. Так же, как когда-то на пути от усеянной сгоревшими обломками системы Вермиллиона потерялся тот Ян, который всегда знал, как поступать правильно. Именно тогда Алекс узнал про Лоэнграмма. И последнее просто не укладывалось в голове.

— О чем ты тогда думал, Вэньли?!

— Главным образом о том, что зазря угробил 2,5 миллиона человек, а Альянс, которому я приносил присягу, потерял независимость.

Этим двум заблудившимся янам их старший товарищ Алекс Кассельн мог бы сказать многое. Что брак с Фредерикой был ошибкой. Что Вэньли не несет ответственности за капитуляцию. Что он не виноват в гибели Бьюкока и в том, что сошедший с ума от власти, безнаказанности и крови гениальный имперский мальчишка помешался на своем враге. Но нынешнему Яну, о чем-то отрешенно размышляющему сейчас перед обзорным экраном, все это было не нужно. Прикрыв глаза и ссутулившись, он обдумывал очередную партию на одному ему видимой галактической шахматной доске. И Кассельн поёжился, вспомнив слова Вэньли о многолетней блокаде Изерлона. «Что с ним таким станет через 10 лет? Что станет со всеми нами?»

— Разрешите идти, командующий?

— Да, Алекс, когда что-то понадобится, я дам тебе знать.

***</p>

Дверь за главным интендантом закрылась со щелчком. Ян медленно стянул с головы и скомкал в руках берет. Алекс не хотел его слышать, свел все к шутке. Если уж и он не понимает… Впрочем, Райнхарду тогда он тоже не смог ничего объяснить. Никудышний он идеолог и пропагандист. Пожалуй, хуже из него получился только муж.

Сколько себя помнил, Ян хорошо видел последствия. Он также понимал людей, их мотивы и желания. Камушки, которые сдвигали камни, которые сдвигали горы. В армии связи между принятыми решениями и вытекающими из них последствиями наиболее очевидны. И кровавы. Ян ненавидел это. Но быстро понял, что устраниться — самый плохой вариант. «Не навреди… Ну да, тебе бы врачем быть, а не историком или военным». Он балансировал на грани, делая свою работу и пытаясь минимизировать вред от приказов других, пока в какой-то момент не оказалось, что приказы здесь отдает именно он.

«Здесь Родос, здесь прыгай». В его случае — Изерлон. Конечная точка. Вальтер мечтал, что Ян возьмет власть в Альянсе и поведет их назад к поруганному идеалу основателей. Иронично, но кажется, мечта генерала сбылась. И пусть нас тут немного в сравнении с погрязшим в коррупции павшим Альянсом — ну так и он не великий Але Хайнессен. Ян грустно усмехнулся и залпом допил свое бренди. «Оступившиеся же и предавшие, забывшие истинный свет, были низвергнуты, немногие же избранные пошли за ним в Землю обетованную и обрели блаженство и прощение» — так было в этих терраистских священных текстах с юлианова диска? Пять, десять лет — интересно, как быстро они докатились бы до секты с лидером-харизматиком во главе и «демократией» в качестве мертвого сакрального лозунга? Хорошо, что кайзер не собирается ждать так долго.

А еще интересно знать, кто и как перехватил их с Райнхардом переговоры, и заранее подготовиться. Чтобы там ни было, но эль-фасильская делегация должна уцелеть. «Будут пытаться убить те, кого я смогу проконтролировать». Ян с усмешкой покачал головой, вспомнив разговор с Лоэнграммом. «Ох, Райнхард, ты не понимаешь демократию, и вряд ли я уже успею когда-нибудь объяснить тебе, что это такое. Но слово свое ты сдержишь в любом случае. А дальше все просто: эта идея или жива, или нет. И в первом случае военный лидер ей не нужен. Как ты сказал тогда: каждому по вере его?».