По вере его (1/2)

— Чего ты ждешь, Вэньли?

Алекс Кассельн сидел напротив стола командующего, упрямо наклонив голову и сложив руки на коленях, как послушный школьник. Было понятно, что не получив ответа, он отсюда не уйдет.

— Предложение о перемирии от Лоэнграмма пришло 10 дней назад, и у нас еще нет никакого официального ответа. Мне надо знать, к чему готовиться. Новый бой и длительная осада — немного разные вещи в плане обеспечения, сам понимаешь. И люди нервничают. Космос, даже я нервничаю.

Ян со вздохом залез под стол, зазвенел там чем-то и вынырнул с ополовиненной бутылкой в руках.

— Длительную осаду с такими стратегическими запасами мы точно не выдержим. Люди раньше взбунтуются, сразу во главе с командующим, — пробурчал Ян, с неудовольствием глядя на количество бренди в бутылке.

— Откуда запасы, если столько пить?

Ян порылся на заваленном бумагами столе и вытащил откуда-то грязный стакан. Алекс поморщился, глядя, как адмирал тщательно отмеряет объем жидкости, казалось, полностью увлеченный этим процессом. А затем почувствовал, как по хребту пробежал неприятный холодок. Ян держал паузу. Значит, дело серьезное. Он знал Вэньли слишком хорошо и слишком долго. А еще как один из высших офицеров командного состава крепости знал, насколько на самом деле плохо их положение.

— Официально о перемирии и начале переговоров будет сообщено завтра. Еще некоторое время будем формировать делегацию, утрясать общую стратегию с эль-фасильцами. Вечно со временем беда, — последнее Ян проговорил как бы про себя.

— Переговоры? По официальным каналам связи ничего не проходило.

— Эээээ, кстати об этом. Я пообщался с кайзером по даль-связи. Это был… неофициальный разговор.

Ян снова замолчал, неловко покрутив в руке бутылку.

— Мы коротко обсудили условия мирного урегулирования. По большей части.

— По большей части?

— В постскриптуме беседы кайзер Лоэнграмм донес, чего он лично ожидает от меня в ходе этих переговоров. Со всеми… физиологическими подробностями.

— Уже седьмой день, а ты так и не соблаговолил ответить на мое предложение о переговорах?

На экране Лоэнграмм в белом полураспахнутом халате, с беспорядочно рассыпавшимися по плечам локонами и холодным злым огнем в глазах выглядит еще прекрасней, чем при полном параде на официальных пропагандистских плакатах. Всклокоченный Ян, которого переадресованный с основного пульта связи сверх засекреченный вызов поднял с постели, моргает спросонья и растерянно лезет рукой в волосы на затылке.

— Приветствую Ваше Величество. Ээээ, простите, я спал.

— Все эти шесть дней? Похоже на тебя. И не называй меня величеством. Тогда ты звал меня иначе.

— Тогда вы были всего лишь регентом.

Ян отвернулся от Алекса, что-то внимательно рассматривая на обзорном экране. Некоторое время вице-адмирал переваривал сказанное, а затем отмер:

— Ты же был уверен, что то, что случилось после Вермиллиона, там и останется.

— Значит, был дурак. Я очень старался это забыть, Алекс. Сам знаешь. У меня же обычно так хорошо получается, — Ян саркастично усмехнулся. — Вот только кайзер, оказывается, не забыл. И напомнил о себе со всем своим флотом, который сейчас топчется у наших дверей.

— Так, подожди. То есть вот вся эта битва…

— Лоэнграмм любит битвы, — вздохнул Ян. — А еще он любит после битв собирать трофеи. Особенно такие… несговорчивые. У нас есть перемирие и переговоры. А сопутствующие издержки… ну это между Лоэнграммом и мной, я сам виноват, в конце концов.

— Ты так веришь в эту свою демократию… Что же, каждому воздастся по вере его. Так, кажется, звучал тот старый девиз?

Они стоят друг напротив друга в каюте регента на «Брунгильде», глаза в глаза. Кажется, что воздух вокруг можно резать ножом. Лоэнграмм поднимает руку и, запустив палец под узел альянсовского форменного шарфа, тянет его за конец. Белая ткань послушно расплетается и скользит по шее медленно, как бы давая время подумать. Пять секунд, десять? Вполне достаточно, чтобы вспомнить досье регента и сложить в голове фразу, которая заставит его остановиться и отшатнуться, ударит надежнее розенриттеровской булавы. Два человека, разочарованные, опустошенные, влипшие в историю, как мухи в янтарь — жужжи теперь, не жужжи, — молчат. Воплощенная воля и тщательно скрываемая неуверенность на дне холодных глаз. Победа, обернувшаяся поражением. Такие похожие и такие разные.

Шарф падает на пол. Замершее время срывается в галоп вместе с бешенным грохотом сердца, и проигравший флот-адмирал делает шаг вперед.

— Ты ведь знал, что так будет, — медленно проговорил Кассельн, — как только мы бежали c Хайнессена, когда он начал зазывать тебя обратно.

— Ну да, наверное, я мог бы доторговаться до помилования всем нам. Да вот только я же тогда еще рассчитывал на Бьюкока. И Альянс. И… да что говорить об этом сейчас. Мы там, где мы есть. С многолетней блокадой не было бы шансов. Но кайзер навязал нам бой — в том числе и по… личным причинам. Он сам мне это сказал, — Ян перевел дыхание. — Что до Изерлона, то все понимают, что стратегического значения он больше не имеет. Для имперцев это скорее символ, а для нас сейчас — гарантия, что нас будут воспринимать всерьез и феззанские воротилы, и те, кто собирается сопротивляться в Альянсе.

— Наши шансы отбиться от Лоэнграмма реальные, если переговоры сорвутся?

Ян как-то странно дернулся:

— Сорвутся? Я пообещал кайзеру, что он получит то, что ему нужно. Проблема в том, что он быстро разочаруется. А насчет отбиться… Лоэнграмм — военный гений, Алекс.

— Ты тоже.