Ночная кукушка (1/2)
Он проснулся сразу, будто что-то толкнуло изнутри. Сердце пропустило удар, когда он автоматически протянул руку и почувствовал под пальцами только свежую ткань простыней. Резко вскинулся, завертев головой, и вздохнул с облегчением. Ян, как обычно, во сне отполз на край кровати и скрутился там в странный клубок. Он придвинулся и, прежде чем в который раз сграбастать его в охапку, утыкаясь лицом в вечно лохматый затылок, не удержался и легко провел ладонью по обнаженному плечу. Ян прилетел на «Брунгильду» четыре дня назад, и Райнхард все еще никак не мог до конца осознать, что это происходит на самом деле. С ним, точнее, с ними.
Он хотел этого, но ни на что такое не рассчитывал. Переговоры вообще начались сумбурно. Ян забавно смущался, махал руками, что-то втолковывая, постоянно ронял берет, а Райнхард просто смотрел на него и думал только об одном. О том, как бы дотащить адмирала до любой горизонтальной поверхности, вытряхнуть из одежды, провести руками по обнаженной коже и наконец-то почувствовать, как колотится его сердце под ладонями.
Райнхарду казалось, что его погружают поочередно то в кипяток, то в ледяную воду. Он впервые чувствовал неуверенность, не знал, что сказать и как подступиться, а человек напротив, рассуждая про конституционализм и разделение трех веток власти, казалось, ничего не замечал. Когда наконец, совсем измучившись, Райнхард встал и даже проводил Яна до входа, прощаясь, тот внезапно споткнулся у самых дверей. Райнхард удержал его, ухватив за плечо, а дальше — просто не смог заставить себя разжать руку. И тогда Ян повернулся к нему и замер, уставившись прямо в лицо широко распахнувшимися глазами. То, что Райнхард в них увидел, заставило его одним движением притянуть адмирала к себе и сделать то, о чем мечтал весь последний час, глядя на его губы. И, задохнувшись от восторга, осознать, что ему отвечают, так же жадно и голодно.
Не разрывая поцелуя, Райнхард резко толкнул Ян к стене и прижал, запустив руку ему в волосы. Он целовал его, неловко орудуя языком, сердце частило, и он даже не сразу понял, когда они поменялись местами, — теперь уже адмирал прижимал его к стене, с силой стискивая плечи. А потом Ян отдернул руку и, зашипев, как кот, отстранился.
— Ужасные у вас застежки на эполетах, — пробормотал он, быстрым движением засовывая в рот уколотый палец. От этого внезапного жеста Райнхард потерял последние остатки выдержки.
— Тут есть спальня, всего две двери, — хрипло прошептал он в лицо адмиралу, снова привлекая его к себе. — Я думаю, дойдем, — очень серьезно ответил Ян, потянувшись к его губам.
Вот так это и случилось. А потом снова. И снова, и снова.
— Кажется, надо что-то уже сделать с этим постельным бельем. Тут в шкафу были чистые простыни, — Райнхард как был, полностью обнаженный, прошагал к встроенному шкафу. — Что вы так смотрите на меня, адмирал? Я вообще привык обслуживать себя сам, еще с детства в военной академии. Эти толпы слуг повсюду — не мое, хоть положение вроде и обязывает. Вот, держите, — он с удовольствием смотрел, как Ян, стоящий в одних трусах посреди спальни, ошеломленно хлопает глазами над целым ворохом неловко прижатых к груди свежих простыней.
— Возьмите-ка эти наволочки. Вы что, сами никогда постель себе не меняли? — Райнхард всего лишь подтрунивал, стаскивая с огромной кровати изгвазданное покрывало и простыни, но с удивлением обнаружил, что Ян густо покраснел. — И кто у нас здесь демократ, а кто — абсолютный монарх, спрашивается? — он рассмеялся, а Ян смущенно отвел глаза, потянулся рукой к затылку, чуть не выронив при этом груду белья, охнул и перехватил ее второй рукой. У него был такой забавный и растерянный вид, что Райнхард вдруг ощутил себя легким, как воздушный шарик. Все так внезапно напомнило Кирхайса, что в груди защемило и обожгло непрошенными воспоминаниями. Райнхард отогнал их, весело тряхнув челкой, и кивнул в сторону кровати. — Ну же, помогите мне одолеть это чудовище!
Физически Райнхард давно не чувствовал себя так хорошо — не головокружений, ни тошноты, ни слабости. Он засыпал, ныряя в сон как в воду, обнимая Яна, прижимаясь всем телом и зарывшись носом в черные волосы. Каждый раз просыпаясь от сосущего ощущения пустоты, как и сегодня, Райнхард обнаруживал, что Ян просто выпутался из кольца его рук и ног. Сон улетучивался вспугнутой птицей, и, откинувшись на подушки, Райнхард подолгу всматривался в неподвижное лицо адмирала и слушал его тихое дыхание. Ян казался спокойным и расслабленным, но легкая морщинка между бровей не только не разглаживалась, а делалась во сне глубже. Будто там, далеко от него, императорских покоев и флагмана, Ян озабоченно хмурился, размышляя о чем-то не слишком приятном.
Сейчас, в тишине роскошной спальни Райнхард думал о том, что Ян, до этого стонавший в его объятьях и сейчас мирно спящий в его кровати, по прежнему остается самым опасным человеком по обе стороны коридоров. И скорее всего, он ни на секунду не забывает об этом даже во сне, как и о том, зачем он здесь. А он, император объединенной Галактики, хочет заполучить Яна себе не на три ночи — навсегда. Но скорее всего, ему все равно суждено потерять его.
— Возможно, у моих врагов куда больше шансов на долгую и счастливую жизнь, чем у моих друзей, — с горечью прошептал Райнхард.
А еще он подумал, что явись к нему тогда сам Локи, сообщи, что Кирхайсу предначертана гибель, и предложи жизнь друга, счастливую и наполненную, — но где-то там, далеко, за пределами обитаемой Галактики, при условии что он, Райнхард, никогда не увидит его… Что бы Райнхард сказал на это?
Он тихо зарычал про себя.
Кирхайс — он вернулся бы к нему и с другого края Галактики, дошел бы, долетел, дополз, если бы только не потерял память, личность и жизнь. Он бы никогда не оставил его по доброй воле, и не было такой злой воли, которая смогла бы его удержать. А вот Ян… В рассеянном свете ночника Райнхард смотрел на лежащего на краю кровати спящего человека. Можно опять протянуть руку и коснутся плеча, и Райнхард даже дернулся, — еще раз дотронуться, убедиться, что Ян в его постели реален, хоть и отодвинулся, казалось, на тысячи парсеков.
— Ты потеряешь его в тот самый момент, как он получит то, зачем прибыл сюда, — произнес в его голове холодный голос со знакомыми интонациями, будто откуда-то со стороны. — И ты это знаешь. Он скажет и сделает что угодно, и будет сам в это верить, и заставит в это поверить тебя, а затем, когда дело будет сделано… У него есть семья на Изерлоне.
Райнхард с силой прикусил пальцы. Боль, казалось, отрезвляла, становилось легче.
— …молодая жена и приемный сын — уже офицер, очень талантливый мальчик. В Балаате Ян, вполне возможно, выйдет в отставку — даже не сам, помогут. Альянсовские политики всегда его не жаловали. Напишет свои книжки, скорее всего, обзаведется еще детьми. Будет жить спокойной жизнью отставника, и тебе — императору и полководцу, — места в этой жизни будет — на экране головизора. Все, кого ты любишь, оставляют тебя. В этот раз будет так же — можно сказать, с гарантией.
— Ты мог бы выставить условие, — вкрадчиво продолжал тот же голос. — Ты сможешь легко сделать так, что адмирал вынужден будет остаться на Феззане. С тобой. Никаких угроз или насилия. Тебе ведь просто есть, что предложить. Сделка.
Райнхарда затопила волна отвращения и ненависти к себе. Прощальный поцелуй Аннерозе, ее потертый чемодан, отчаяние на еще круглом, детском лице Кирхайса. И пыль поднимается вслед уехавшему роскошному лимузину. А потом представил, как живое и подвижное лицо Яна каменеет, гаснет огонь в черных глазах, и его спокойный голос с небольшой заминкой говорит что-то вроде: «Вы уверены в ваших желаниях, Ваше Величество? Ну что же, думаю, мы можем это обсудить».
— В Хель, — прошептал он, глядя в темноту остановившимся взглядом.
Оберштайн… Он первый не потерпит адмирала на Феззане рядом с кайзером. Лояльность военного министра имеет свои границы, и такой поворот событий — как раз то, что будет испытывать их прочность. Оберштайн постоянно намекает на брак во имя империи, Оберштайн неоднократно выражал свое отрицательное мнение об идее привлечь Яна на службу, у Оберштайна хватает и мозгов, и ресурсов. И самое главное — именно сейчас Райнхард не может его ни убрать, ни ограничить. Слишком рано, слишком много из того, что реформируется прямо сейчас, завязано на военном министре лично. У кайзера много адмиралов, но слишком мало людей, чья верность, мозги и инициатива представлены в нужных пропорциях. Особенно инициатива, ётун.