Часть 5. Старших слушать надо (1/2)

— Самый полезный опыт, это познать не свой характер, а характер своего друга, и вовремя сделать выводы.

— Или ноги.

Смешарики

Вой растолкал Ростислава уже глубоко за полночь. Посмотрел задумчиво на по-совиному хлопающего глазами парня и с нажимом произнес:

— Если почувствуешь, что совсем невмоготу бороться со сном, лучше разбуди меня. Слышишь, вьюноша?

Не особенно вслушиваясь в сказанное, Роська кивнул. Вой недовольно покачал головой, сладко зевнул, невнятно проворчав что-то, и завернулся в плащ. Боярич подкинул хвороста в начавший увядать костерок, развернулся к нему спиной и уставился в бархатно-черную небесную даль.

Тихо журчала река. Шуршала в поле трава. Изредка попискивала где-то вдали ночная пичуга. Сонно всхрапывали стреноженные кони. А Ростислав упорно считал звезды, стараясь не уснуть во всей этой ленивой идиллии. Но, к сожалению, все его усилия оказались тщетны. Голова медленно клонилась на грудь, мысли замирали и путались, а налившиеся свинцом веки все тяжелее было держать поднятыми. Но он упорно держался, не хотелось снова представать в глазах старшего товарища слабым и изнеженным. В какой момент сон окончательно поглотил его, Роська так и не заметил.

Снилась Ростиславу чья-то тихая песня, куда-то зовущая. Нежная и ласковая она вела его туда, где нет печали и горести, где его любят и ждут. Перед глазами мелькал расплывчатый силуэт. И казалось бояричу, что это то чернавка из батюшкиного терема, хитро поглядывавшая на младшего хозяина. То игривая Веснянка, за руку с которой он, прыгал через костер на последнем праздновании Ивана Купала. То кто-то третий, невыразимо родной и прекрасный, зовущий так нежно, обещающий такие радости и наслаждения. Не откликнуться на этот зов Ростислав не смог. Да и кто бы смог на его месте?

Он шел нетвердым шагом сквозь туманное марево, а песня все лилась и лилась, набирая силу. Вот чудесный голос раздвоился, потом еще раз и еще. Добавился тихий смех, как серебряный перезвон бубенцов, и почему-то плеск воды. Роська замер, замялся, не зная, куда идти, на чей зов откликнуться. Стало так грустно, что он один, что никто больше не придет к чудным певуньям, и они будут бессмысленно звать, одинокие, в пустоту безразличной ночи. Кажется, он даже всхлипнул от досады и жалости. Но затем вспомнил, что он же не один. Есть же еще Вой. Ростислав обязан поделиться с ним этим чудом, и певуньям будет не так одиноко. Покачиваясь, он развернулся в густом тумане и решительно пошел прочь от чудесного зова.

Почему-то идти было сложно. Ноги с трудом ступали в тумане, им было холодно, и мокро. С каждым шагом это чувствовалось все сильнее. Голоса за спиной заволновались, задрожали, завибрировали, прорезались какие-то противные визгливые нотки. Вдруг Ростислава резко ухватили за руку тонкие жесткие пальцы. Они сдавили его с невероятной силой, а по руке пополз противный липкий холод. Боярич развернулся посмотреть, что это и куда пропали дивные певуньи. И вскрикнул от неожиданности и страха. С цепкостью медвежьего капкана в него вцепилась речная дева — русалка.

Она не была чудовищно страшна, как давешние навьи. Наоборот, таких красавиц Ростислав в жизни не видел. Длинные пшеничные волосы причудливым плащом укрывали ее стройный гибкий стан. Белая шелковистая кожа бархатно поблескивала в лунном свете. А глубокие, как омуты, темно-синие глаза смотрели прямо в душу. Вот только это была холодная, мертвенная краса, от которой хотелось держаться как можно дальше. Водяница ласково ему улыбнулась, посылая табун ледяных мурашек вдоль хребту. Сильнее впилась в предплечье. Острые когти прорвали ткань рубахи, входя глубоко под кожу. Ростиславу показалось, что в руку вогнали пять толстых ледяных спиц. Рука от холода сразу же отнялась, а рукав покраснел от крови. Русалка плотоядно облизнулась, развеивая последние следы морочного очарования.

Вдруг над ухом свистнуло. Ночь прорезала яркая вспышка. Водяница с визгом отскочила, зажимая щеку с расползающимися по ней волдырями ожога.

— Огонь — первейшее средство против всякого рода нечисти. Особенно сильно он действует на водный народец, — раздался сзади спокойный голос. На берегу стоял Вой и снова натягивал лук с подожженной стрелой. Рядом с ним в землю был воткнут горящий факел и ждущие своей очереди стрелы. Внезапно мужчина рявкнул. — Греби, вьюноша! Раздумьям лучше предаваться на берегу.

Опомнившись и не без оснований предполагая, что долго от уже загнанной жертвы, страх русалок не удержит, Ростислав рванул к берегу. Одежда набрякла от воды и сковывала движения. Сапоги, набравшиеся воды под завязку, превратились в неподъемные колодки. Но его гнали вперед шипящие и тянущие к нему ледяные руки жутко прекрасные водяницы, которых от питательного молодецкого тела удерживали только меткие выстрелы Воя. До спасительной тверди оставалось пара шагов, когда из воды внезапно выметнулись водоросли. Неожиданно крепкие плети спеленали его по рукам и ногам и потянули обратно. Неимоверным усилием он рванулся вперед, высвободил руку. За которую тут же цепко ухватился Вой и, хорошенько дернув, вытянул боярича на берег.

— Ах вы, охальники! Разбойники! Лиходеи! Русалок моих портить. Честную добычу у сироток изо рта вырывать. Да как вам не стыдно! — разнесся над черной водой раскатистый бас. — Вот ужо я вас. Закрою брод! Ни конному, ни пешему прохода не будет. Потопните девочкам моим на радость!

— Это еще что? — шепотом ужаснулся Ростислав, глядя на пузатого, покрытого синей чешуей мужика. Он, как поплавок, покачивался посреди реки и грозил сухопутным перепончатыми кулаками. На его лысой макушке грозно топорщился и наливался краснотой гребень спинного плавника.

— Водяной, экий ты не образованный, вьюнош, — укоризненно покачал головой Вой. И во весь голос крикнул. — Зря ты серчаешь, батюшка водяной! Как на охоте принято, сам же знаешь. Если не по себе выбрал дичь охотник, и она ушла или его покалечила, в том только сам охотник и виноват.