Часть 2. Главное блюдо (1/2)
То, что люди купаются в наслаждениях, добра им не принесет, ибо не добру они радуются.
Сенека</p>
— А вот и первые проблемы, Бурушка, — задумчиво протянул Ростислав, глядя на огрызки досок, бывшие совсем не давно замечательным прочным мостом через реку.
Волхов всегда отличался бурным нравом, но после нескольких недель проливных дождей окончательно озверел и вышел из берегов. На этот раз прилив его ярости унес и единственный на много верст вокруг мост. Насколько помнил карту Роська, вверх по течению в нескольких днях пути должен быть брод. Придется ехать до него и радоваться, что предусмотрительный батюшка отправил жаждущего приключений отпрыска в путь с запасом в несколько лишних дней.
Ростислав тронул коня и поехал неспешным шагом вдоль реки. Он верхом уже два дня, спал под открытым небом, питался в основном сухарями и вяленым мясом. Нет, он не ныл и не сетовал на судьбу. Но вот осознание, что всего в паре часов езды корчма с нормальной кроватью и сытной едой, а он по другую сторону реки от нее, слегка угнетало.
Парень прикрыл глаза, погружаясь в мечты и раздумья. Он с раннего детства знал, что дорога его лежит прямиком в дружину государя. Да и куда еще податься пусть и боярскому, но самому младшему, третьему сыну? Так что и дело воинское он знал не плохо, и к долгим походам его приучили. Еще и родиться повезло воистину не человечески сильным. Батюшка с матушкой долго считали, что чародей в семье подрастает. Но, к всеобщему сожалению, на крошении булыжников голыми руками, да тягании деревьев с корнем, его волшебные свойства и заканчивались. Ростислав был уверен, что он буквально создан для воинской службы, а неожиданно добавившаяся перспектива стать Кащееборцем грела душу и пробуждала самые честолюбивые фантазии.
Уже под вечер, с надеждой всматривавшийся в горизонт парень, наконец, увидел слабый огонек в сгущающихся сумерках. Он пустил коня рысью. Если повезет, огонек окажется харчевней, а не таким же одиноким путником.
Огонек оказался не просто харчевней, а целым постоялым двором, окруженным несколькими домиками зарождающейся деревеньки. Обрадованный Ростислав подъехал к коновязи, у которой уже был привязан один конь. Огромный, черный как ночь, явно богатырский зверь. Он подозрительно скосил красный глаз на не такого внушительного соседа и презрительно фыркнул.
— Подожди тут, Бурушка, поищу конюха, он тебя и почистит, и корма задаст. Отдохнем сегодня по-человечески! —погладил друга по мягкому храпу Роська.
Боярич обошел двор, подергал ворота конюшни. Они угрюмо громыхнули, но не открылись, по всей видимости, запертые изнутри. Ростислав решил, что, вероятно, гостей сегодня мало и вся прислуга прохлаждается в харчевне. Его немного удивило, что пока бродил, не встретил никакой живности, кроме перелетных птиц. Из труб почему-то не шел дым. В окнах не горел свет. И вообще было слишком тихо. Но он настолько устал и хотел нормально поесть, что махнул на это рукой и решительно направился в харчевню.
Внутри Ростислава встретило не большое, но чистое и уютное помещение, скудно освещенное несколькими лучинами и крупной сальной свечой на стойке в дальнем конце зала. За стойкой скучала, протирая и без того чистую кружку, полная пожилая тетка. За ближайшим к ней столом задумчиво изучал содержимое своей кружки, по всей видимости, хозяин того чудного коня.
— О, да у меня сегодня удачный денек! То никого, никого, а то сразу двое гостей. Проходи, проходи, добрый молодец! — радостно воскликнула тетка, всплеснув толстыми молочно-белыми руками.
— Здрав будь, хозяйка. У меня там, конь остался, прикажи о нем позаботиться. Я все оплачу, — Роська вежливо поприветствовал корчмаршу и демонстративно позвенел кошелем, присаживаясь за стол.
— И о коне позаботятся, и о тебе, мил-человек. Все в наилучшем виде сделаем, — сверкая широченно желтозубой улыбкой уверила корчмарша.
Повиливая полными бедрами, возможно, для кого-то когда-то это выглядело соблазнительно, тетка подплыла к Ростиславу и плюхнула перед ним кружку. В посудине плескалось что-то прозрачно желтое навевающее не очень хорошие ассоциации.
— Это что? Я вроде ничего не заказал пока, — удивился боярич.
— Мед это. Пить то все одно будешь, а кроме меда то и нет нечего, — развела руками корчмарша. — И с едой не густо, мил человек. Толь греча да мясо остались.
— Ну, неси их, — вздохнул Ростислав. Не так он представлял долгожданный отдых, но здесь определенно лучше, чем в чистом поле.
Тетка снова оскалилась, развернулась и поплыла куда-то за стойку, в недра харчевни. Ее толстая черная коса змеей извивалась за спиной в такт плавным шагам.
Роська принюхался к кружке еще раз. И все же рискнул сделать глоток, когда за соседним столом задумчиво протянули:
Я бы на твоем месте это пить не стал.
Прислушавшись к ощущениям и не найдя во вкусе напитка ничего подозрительного. Мед оказался не из лучших, конечно, но пить было вполне можно. Боярич развернулся к собеседнику.
Незнакомец был сухощав и не очень высок, на вид около сорока. Он сидел в пол оборота к Ростиславу, подперев щеку левой рукой и поглаживая правой острую бородку. Свои длинные черные, с наметившийся у висков сединой волосы он откинул за спину, небрежно заправив за уши мешающие прядки. Со смугловатого с хищными чертами лица на боярича заинтересованно смотрели черные прищуренные глаза.
Почему? Вроде на вкус ничего, — недоуменно поинтересовался парень.
Собеседник что-то ответил. Ростислав видел, как шевелятся губы, но в уши как будто натолкали ваты. Мир перед глазами стал расплываться, покачнулся раз, другой, и резко наступила тьма. Последним, что почувствовал боярич, была тупая боль в области лба.
«Будет шишка…» — вяло подумал он, окончательно теряя сознание.
В себя Ростислава привела противная, пульсирующая во лбу. Он уцепился за эту пульсацию, медленно всплывая из темного забытья. Первым, что он услышал, был лязг металла, затем треск досок, приглушенная ругань и какое-то странное, пробирающее до костей своей чуждостью рычание-сипение. Он настороженно приоткрыл глаз, потом второй. В поле зрения попадало только замызганное днище стола и кусок лавки. Слух, наконец, полностью к нему вернулся и обрывки звуков слились в четкую картину драки. Проморгавшись и с трудом ориентируясь в собственных конечностях, парень встал на четвереньки и выглянул из-под стола.
Давешний незнакомец носился по всей харчевне, с ловкостью кошки уворачиваясь и отмахиваясь коротким кинжалом от двух отвратительных тварей. Оба создания обладали бледной до синевы, противно поблескивающей в тусклом свете лучин кожей, длинными всклокоченными волосами и острыми, даже на вид кривыми когтями. С гладких безволосых лиц яростно сверкали выпученные алые зенки. Немого напрягши память и воображение, Ростислав опознал в них навий[1].
Древний инстинкт: «Наших бьют!» — вытолкнул боярича из-под стола и кое-как заставил принять вертикальное положение. На этом его боеспособность, в общем-то, и ограничивалась. Меч так и остался притороченным к седлу. Засапожник[2] он вытащил, потому как в долгой поездке мешался, а вернуть на место забыл. Кляня себя за вечную рассеянность и сжимая кулаки, он следил за ходом драки, выискивая удобный момент вмешаться.
Незнакомец полоснул ближайшую тварь ножом по морде. Пригнулся, уходя от ответного выпада дико завопившей навьи. Оставив ей на память клок рубахи, вспрыгнул на жалобно скрипнувший стол. И размашистым пинком в середину груди отправил вторую тварь в полет. Массивная туша шлепнулась в двух шагах от Ростислава. Боярич, не раздумывая, ухватил ближайшую лавку. Тот факт, что харчевная мебель делается достаточно массивной, чтобы как раз в драке использовать ее было невозможно, его не остановил. И со всей дури опустил скамью на голову твари. Под напором молодецкой силушки и дубовой лавки навий череп не устоял. Хрупнул, хлюпнул, и под скамьей стало липко, мокро и мерзко. Роська судорожно сглотнул подкативший к горлу ком, отвернулся от неприглядной картины.
Тут его внимание привлек оглушительный визг. Вторая тварь, значительно меньше и уже в плечах, чем упокоенная, отвлеклась от незнакомца и с душераздирающим воплем рванула к бояричу. Он отшатнулся, запутался в слабых после дурманного пойла ногах и шлепнулся на пол. Это его и уберегло. Буквально в пальце над макушкой просвистели навьи когти.
«Отравленные же наверняка!» — пронеслась заполошная мысль. По виску пробежала капля холодного пота. Навья нависла над ним, снова занося когтистую пятерню. В ее глазах пылала ярость, жажда крови и мести.
Судорожно отползая назад и шаря вокруг в поисках хоть чего-нибудь, Ростислав чувствовал себя загнанным зайцем. Спина встретилась со стойкой, ползти стало некуда.
«Прощай, батюшка, прощай, матушка», — грустно подумал парень.
Он поднял взгляд на морду нави. Голубые глаза встретились с алыми зенками. В неверном свете свечи, на миг Ростиславу показалось, что на щеках у нее поблескивают дорожки слез. Затем тварь дико, торжествующе ощерилась, отметая саму мысль об этом. Но в следующий момент выгнулась, болезненно вскрикнула, замерла с поднятой для удара лапой. За спиной у нее вырос темный силуэт незнакомца. Глухо чавкнул вынимаемый из плоти кинжал. Навья рыпнулась было. Одно движение острейших когтей, и голова убийцы слетит с плеч. Но руку перехватили, а нож полоснул по горлу, выпуская черную гнилую кровь. Тварь обмякла, осела на пол грудой тряпья.
Оказавшись, наконец, в безопасности, Ростислав понял, во что была одета не мертвая тварь. С ужасом он опознал на ней одежду корчмарши. Мир снова пошатнулся, и боярича все же вывернуло на пол.
— На вот, запей, — над Роськой склонился незнакомец, протягивая баклажку.
Благодарно кивнув, Ростислав прополоскал рот и запил гадостный привкус желчи. Мужчина протянул руку, помогая ему подняться. Ухватил за плечо, придержал.
— Ты как?