Глава 1. Пролог (1/2)
Истории нет, есть только вариации прошлого.
А. Проханов</p>
Мертвец открыл глаза и пустым взглядом уставился на нее. Серовато-бледное лицо, застывшее, словно восковая маска, не выражало никаких эмоций. Значит, снова провал. Богиня отвернулась к окну, дожидаясь, пока окоченевшее тело обретет подвижность. Скрипнула кровать. Еретник<span class="footnote" id="fn_33088984_0"></span> пошевелился.
— Справа от тебя кубок, выпей, — приказала она.
Зубы лязгнули о край кубка, подвижность пока не совсем восстановилась. Раздались жадные глотки, Стужа брезгливо сморщилась, неосознанно сжимая край подоконника. Было мерзко видеть того, кого она когда-то любила таким. Отвратительно знать, что губы, когда-то так сладко и жарко целовавшие ее, теперь не менее страстно припадают к кровоточащим ранам. Невероятно противно ей было смотреть в пустые мутные глаза. Как же хорошо, что удалось избавиться от былых чувств, и теперь ее терзают лишь отголоски воспоминаний о них. Мертвец с отвратительным хлюпаньем всосал последнюю каплю крови и отставил кубок.
— Все живые в пределах зачарованных границ не прикосновенны. Нежить здесь тоже поднимать запрещаю. За границами делай что хочешь, я о том знать не желаю, — Стужа, наконец, выпустила подоконник, брезгливо отряхнула ладонь. С руки ссыпалась истлевшая древесная труха. В толстой доске подоконника остался неровный отпечаток женской ладошки.
Богиня развернулась и стремительно покинула горницу, не глядя на еретника. В этот раз удалось поднять его гораздо быстрее. Может, в следующий он, наконец, вернет себе разум. Вот уже много веков она существовала лишь местью и упрямой надеждой, что сможет исправить ту глупую ошибку рано или поздно.
***</p>
Солнце наполовину скрылось за горизонтом, окрашивая небо кровавым багрянцем. Она продиралась сквозь гомонящую толпу, собравшуюся у городских стен. Она стремилась туда, где виднелась высокая мачта со спущенным парусом и вяло трепыхающимся княжеским знаменем. Люди с неохотой уступали дорогу, но ссору не затевали. Все были подавлены смертью князя. Всех пугала неизвестность, ведь наследника у него не было. Что-то выкрикнул волхв. Истошно заржал конь, его ржание быстро перешло в сипение и стихло. Верного коня отправили вслед за хозяином, чтобы он служил ему и в загробном мире. Богиня ускорилась, она должна успеть до того, как краду<span class="footnote" id="fn_33088984_1"></span> подожгут.
Встрепанная, с горящими безумием глазами она вывались из толпы прямо к ногам какого-то дружинника. На запыхавшуюся девку он не обратил внимания, мысленно прощаясь со своим вождем. Князя любил народ, уважала дружина, и они не поскупились, провожая его в последний путь. Его тело, обряженное во все новое и самое лучшее, возложили в ладью. Вложили в руки меч, накрыли щитом. Наполнили лодью мехами, оружием, дичью и драгоценностями, чтобы князь ни в чем не нуждался в посмертии.
Когда, спотыкаясь, богиня рванула к краде, сквозь разрозненный строй дружины, ее не стали останавливать. Ни жен, ни наложниц у князя не было, и, если какая-то девка добровольно пожелала последовать за ним за грань, чтобы ему не идти в одиночестве, ее дело. Она заметалась у дровяной стены в человеческий рост. Горе застило ее разум, девушка ни о чем не могла думать, только рвалась скорее увидеть любимое лицо. Какой-то дружинник подсадил ее в лодью. Только переступив борт она нетвердым шагом направилась к лежащему в ее центре человеку. Из-под ног выворачивалась драгоценная рухлядь, богиня не смотрела куда ступает. Она шла и шла вперед, устремив пустой взгляд на бледное лицо любимого.
Ноги ослабли и подкосились. Богиня упала подле князя на колени, протянула руку к его рту, замерла, в глупой надежде ощутить жар дыхания. Тщетно. Она нащупал в связке оберегов на шее, маленькую фляжку, открыла. Живая вода, живительные слезы Леты, они должны помочь. Богиня осторожно влила их в рот любимого, прислушалась к пульсу. Должно было подействовать сразу, но не помогло. Богиня склонилась над телом, слезы неудержимым потоком хлынули из ее глаз. Они падали на лоб, на глаза, на щеки князя, скатывались по высоким скулам, оставляя поблескивающие алым в лучах заката дорожки. Слишком поздно, она опоздала, опоздала.
Волхвы поднесли пылающие факелы с четырех сторон крады. Сухие дрова моментально вспыхнули, окружая лодью пылающим валом. Солнце закатилось, стал отчетливо виден тонкий серп луны. Богиня подняла блестящие от слез, больные глаза к небу. Одними губами прошептала: