Глава 15 (1/2)

— Гермиона, — полушëпот Лаванды заставил её нахмуриться.

Гермиона повернулась, приподняв бровь. На что девушка закатила глаза и надула губы, но, несмотря на это, придвинулась ближе. Маска слетела с её лица, и девушка не смогла скрывать свою широкую улыбку. Теперь была очередь Гермионы на закатывание глаз и она снова уткнулась в конспект.

— Я хочу завтра сходить в один бар.

«Такое уже было»

— Это очень странное место, мрачное, но там будет он, — последнее слово она прошептала чуть громче, громче, чем можно было.

Преподаватель монотонно постучал ручкой о стол.

Гермиона прошипела:

— Давай потом поговорим.

— Потом? Ну нет, именно сейчас. Я не отстану от тебя. Ну, пожалуйста, скажи да и я замолчу.

Снова этот стук ручкой, чуть громче прежнего.

Терпение Гермионы начинало раздуваться.

— Там будет музыка, но я не люблю такую. Но ты... Ты говорила, что в этом что-то есть. Кажется, что-то из шестидесятых, но дело не в этом. Он подрабатывает там барменом, и это идеальное место встречи, — Лаванда перестала контролировать свой голос.

Преподаватель закашлял, а терпение Гермионы лопнуло.

— Да, да я согласна. Только, пожалуйста, заткнись.

— Мисс Грейнджер!

Девушка медленно закрыла веки и встала.

***</p>

Настроение было испорчено ещё утром, щебетанием Лаванды, тоном преподавателя и отвратительной погодой.

Больше с ней в течение дня она не общалась, но это совершенно не имело никакого значения, потому что обещание уже было вырвано из уст Гермионы, а Лаванда его поймала. И она была не из тех, от кого можно было отвертеться.

Девушка распахнула дверь теперь уже своего дома, в котором было темно и пусто, и она сразу поняла, что Седрика дома нет. На пороге Гермиона вздохнула,— а ведь ей так хотелось войти в светлое помещение с запахом горячей еды. А ещё хотелось окунуться в его тёплую улыбку, посмотреть в глаза и даже коснуться его.

Гермиона и сама не понимала в какой момент она стала относиться к нему по-другому. А потом поняла, что с самого начала, ещё с того дня, когда он пригласил её на день святого Валентина. Вот уже тогда она относилось к нему по-другому, но её сердце было полностью занято: там жил Драко, который никого не пропускал. Он собственнически разместился и по-свойски разложил свои вещи. И как бы она не пыталась его выгнать оттуда, он не съезжал. Словно выкупил её сердце навсегда.

Ей было грустно от этих мыслей, но боль всё же притупилась. Переехать во Францию было лучшим решением в её жизни. Боль была тупой, сон крепким, а ещё она стала реагировать на людей по-другому.

Седрик был для неё ясным утром и всегда, даже среди ночи. Она заглядывала ему в глаза, даже в самый дурной час, и ей становилось легче.

Если бы не Драко, если бы не её больная любовь, то всё было бы иначе. Но Гермиона никогда не позволяла развивать эти мысли, потому что ничего иначе быть не могло. Всё завязано на её любви к Драко. И даже Седрик. Это его одногрупник и не будь этой истории, то не было бы и их. Их бы просто не было здесь, вдвоём, в этой служебной квартире в центре Марселя.

«Всё связано. Это такой клубок ниток мой жизни, и я его никогда не расплету, никогда не распутаю».

Гермиона много думала, но все эти мысли она пыталась разогнать из своей головы. Учёба была в приоритете, а вечера она хотела проводить дома, вдыхая аромат корицы бок о бок с человеком, которого она теперь чувствовала. Чувствовала его тело, чувствовала его мысли, с которым можно было быть собой. Быть Гермионой: с растрёпанными волосами, с вечным бардаком на столе, в этих широких штанах и дурацких растянутых свитерах, а самое главное с разбитым сердцем и запутанными мыслями. Седрик знал её и никогда не осуждал, и ей нравилось это. И вот за эту мысль она сегодня зацепилась. Ей не нравилась то, как она относится к нему. Всё должно быть не так. Он должен нравится ей просто потому, что он есть, а не то как она чувствует себя с ним.

«Конченная эгоистка», — назвала она себя.

И иногда она себя ненавидела.

«А что если он любит меня? Что если он влюбился в меня точно так же, как я в Драко? А что если я причиняю боль? Не хочу быть такой, как Драко, не хочу использовать, а потом выкинуть», — именно когда появлялись подобные мысли, она начинала тихо себя ненавидеть.

***</p>

Гермиона стояла под тёплым душем уже около часа. Вода успокаивала её, но мысли не останавливались, и это было подобно водопаду, только из слов. Звуки, превращающиеся в слова, а слова — в предложения... Разные голоса, шёпот, полушёпот... А ей так хотелось тишины.

Гермиона погрузилась под воду, затаив дыхание. Поток воды стал сильнее, и в какой-то момент она сама стала водой — тогда наступила тишина. Мысли словно утонули, а сердце стало биться чаще. Воздуха перестало хватать, а внутри что-то раздувалось.

Гермиона продолжала это безумие и в какой-то момент ей стала настолько больно, что она вышла из потока воды, жадно глотая воздух.

***</p>

Седрик пришёл около часа ночи. Войдя в квартиру, он окунулся в темноту. Гермионы на первом этаже не было.

«Пить», — вторая мысль после того, как он подумал о Гермионе. Налив стакан воды, он жадно выпил до дна и, осмотревшись, подошёл к столу и, поставив стакан, провёл указательным пальцем по ноутбуку. Он был тёплый.

Включив свет, комната приобрела тёплые оттенки. А жёлтый торшер приветливо улыбался ему. На диване, на столе, на полу — кругом были книги, тетради, ручки, которые валялись в каждом углу этой большой комнаты, а ещё немытая тарелка в раковине со следами варенье или джема.

Седрик снял пиджак и аккуратно повесил его на спинку стула, закатал рукава рубашки и включил воду. Он мыл тарелку, медленно, плавно, словно эти действие успокаивали его. И вытерев её полотенцем оттенка лайма, он поставил тарелку на её законное место и закрыл дверь шкафчика.

Взяв пиджак, он медленно стал подниматься наверх. Войдя в свою спальню, он улыбнулся. Там, на его кровати, ровно посередине, лежала она. Её волосы были на двух подушках, занимая всё свободное пространство, словно защищали её. Открытая книга выскальзывала из её пальцев. Девушка крепко спала.

Седрик подошёл к шкафу и открыл его, теперь там не было никакого порядка.

«Всего один день», — подумал Седрик. Он хотел рассмеяться, но сдержался. Два необъятных свитера, широкие штаны и что-то непонятное. Он провёл пальцеми по этим вещам и взял свободную вешалку.

— Государственная работа, она у всех такая? До глубокой ночи?

— Посмотрим, когда станешь врачом, во сколько ты будешь приходить домой.

— Я не думаю, что вообще буду приходить домой. Да и какой он мой дом...

— Как можно за такой короткий период навести такой бардак?

— Бардак? — голос Гермионы был сонным и удивлённым. — Ты о вещах? Я бы не сказала, что это бардак. Учёбы становится с каждым днём больше, а ещё я записалась на дополнительные занятия. К тому же решила подтянуть свой французский. Мне некогда заниматься...

— Сложно повесить на вешалку одежду и помыть за собой одну тарелку? Да, наверное времени на это действительно катастрофически не хватает.

— Зануда, — Седрик закрыл шкаф и повернулся к ней. — Всем нужен порядок, Гермиона, и в голове, и в сердце, и в шкафу. В этом смысл.

— А я думала, что смысл... Хотя я вообще об этом не думала. Я не знаю, что это такое — смысл.

Книга всё-таки упала.

Гермиона, что-то проворчав, наклонилась и подняла её, книгу. В этот момент Седрик лёг и перетянул одеяло на себя, оголяя девушку.

— Эй, — мне холодно.

— В квартире тепло.

— А мне холодно. Я сегодня попала под ледяной дождь, Лаванда испортила мне настроение, а ещё я получила выговор от профессора и, придя домой, обнаружила твоё отсутствие.

— Ты хотела, чтобы бы я был дома?

Она погладила книгу ладонью и положила на прикроватную тумбочку.

— Мне спокойно, когда ты дома.

— Знаешь, а мне с тобой не пусто. Когда я вхожу в квартиру, то вижу бардак и наверное это должно меня раздражать, а мне нравится, что кто-то здесь есть.

— Бардак? По-твоему, я бардачница, да?

Он засмеялся.

— Ну скажи, — Гермиона перевернулась и нависла над ним. Её волосы упали ему на лицо. — Давай, скажи.

— Я только что это сказал. Ты бардачница, — он приподнялся и коснулся её губ.

Гермиона ответила ему с нежностью. Он был таким тёплым, что ей хотелось прижаться к нему и уснуть, все мысли сразу же испарились.

Когда она проснулась и открыла глаза, то поняла, что находится в его комнате, услышала копошение у шкафа и поняла, что он пришёл. И вся суета в её голове прекратилась. А сейчас его тепло передавалось, и ей нравилось это состояние.

Он прервал поцелуй.

— Гермиона, эй, — он смотрел ей в глаза и они улыбались.

— Ты хочешь поболтать? — она вскинула бровь, изображая удивлённое лицо.

— А я смотрю ты решила наверстать упущенное, да?

Девушка открыла рот и шлёпнула его ладонью по грудной клетке.

— Мне не нравится, когда ты так говоришь. Это ты говоришь, намекашь, что я неопытна.