Глава 11 (1/2)

Гермиона спустилась с крыльца и пошла прочь. Её быстрые шаги говорили о её решительности. Каждый шаг был равен сотни мыслей, которые проносились в её голове.

И у неё впервые не было плана. Все её действия были необдуманными. Гермиона приняла решение, чувствуя, что больше не выдержит. Чувства причиняли ей боль, и если бы она осталась, то последствия стали бы катастрофическими. А она не хотела своей гибели и скорее хотела оказаться на безопасном расстоянии.

Гермиона чувствовала спиной, что дом смотрит на неё. Она крепко сжала ручку чемодана и, зажмурившись на секунду, распахнула глаза. Девушка запрокинула голову и посмотрела на ясное, голубое небо. И улыбнулась той жизни, которая у неё может быть.

Одинокая слеза скатилась по щеке. Это солнце сказало ей «привет», и Гермиона, дотронувшись кончиком пальца до щеки, стёрла её.

Прошлое не уходит так быстро, оно словно цепляется за тебя и тащит назад. И, повинуясь неведомому зову, Гермиона обернулась. Девушка смотрела на этот дом и на то самое крыльцо, с которого всё началось.

«Если бы я тогда не вышла к нему, если бы только осталась в своей комнате, то ничего бы этого не случилось. Мы бы остались друзьями»

Она даже не успела среагировать как сама ударила себя. Пощечина была слабой, но неожиданной, словно в девушку вселилось нечто. То, что управляло ею. Она спрятала своё лицо в ладонь и тяжело задышала.

«Не смей! Всё, что произошло, было неминуемо! Стоило ему сделать шаг, то ты бы не смогла сделать шаг назад. Ты бы не смогла. Виноват только он, только он... Это он разрешил, он приблизил, он дал, а потом забрал. Всё забрал! Не смей! — кричала она сама себе, при этом не произнося ни звука».

Гермиона опустила руку, резко развернулась. И, продолжая крепко сжимать ручку чемодана, увеличила шаг. С каждой минутой он становился быстрее, и вот она уже практически бежала, под стуки и скрип своего чемодана. Он словно ворчливый старик, которого потревожили без особой надобности.

Гермиона открыла рот, даже не понимая, что так бежать намного сложнее.

«Нужно дышать носом, нужно дышать носом, — проговорила себе мысленно девушка, но это не помогало».

Тело вообще не слушалось её с того самого момента, как она спустилась с крыльца, словно у того дома был магнит. Она боролась всеми силами, чтобы снова не быть примагниченной, чтобы не вернуться в этот злосчастный дом, к человеку, который всё это время держал её на привязи.

Девушка остановилась и перевела дыхание. Сердце усиленно билось, а внутри как будто что-то распирало. Немного согнувшись, она отдышалась и наконец разжала руку,— той, что держала ручку чемодана. Она посмотрела на красный след, но при этом ничего не ощущала.

Гермиона запустила руку в карман пиджака и достала телефон, прокручивая список контактов снова и снова. Столько имён, но она так редко кому-то звонила, кроме него. А многие имена и вовсе были забыты, многие люди были потеряны, а потому что всё это время она жила его жизнью, при нём, но никогда не была с ним. И она снова зажмурилась, буквально на секунду, ведь эти мысли причиняли ей боль.

Резко эта бесконечная карусель контактов прекратилась, и она увидела единственное, родное и необходимое слово: мама.

Гермиона нажала дрожащим пальцем, продолжая смотреть на телефон и бесконечно перечитывать это слово — мама.

Сердце сжалось, и ей показалось, что начинается головокружение, что она сейчас упадёт. Она на ощупь нашла ручку чемодана, снова сжав её, как будто это могло её удержать.

— Да, я слушаю! Гермиона? Алло, дочка, ты меня слышишь? — голос мамы звучал из телефона, но Гермиона продолжала смотреть на слово мама.

— Гермиона, что-то случилось? Дочка, ты меня слышишь? — голос становился настойчивее.

Девушка вышла из своих раздумий и поднесла телефон к уху.

— Да, — голос дрожал.

— Гермиона, что происходит? С тобой всё хорошо?

— Да, — голос начинал срываться, он был тихим, но Гермиона боялась его увеличить, словно ещё несколько слов и она разрыдается.

Ей было страшно.

— С тобой не всё хорошо? — повторила свой вопрос мама. — Гермиона, послушай, не важно, что происходило весь этот год, — это не имеет никакого значения. Мы тебя очень любим, ну мы... Просто ждали, когда ты сама пойдёшь к нам на встречу. Тебе нужно было время, Гермиона. Ну скажи хоть слово.

— Мама, вы...— тысяча слов промелькнула в её голове, — вы говорили, — тысяча слов, но она не знала, что сказать маме. — Вы были правы! Я такая идиотка и должна была улететь с вами в Австралию. Должна была, мама, — и слёзы покатились по щекам.

Снова стало больно.

— Гермиона, — тяжёлое дыхание мамы было так различимо. — Послушай, чтобы не произошло, ты моя дочь и я жду твоего возвращения домой.

— Мама, а где мой дом? Я никогда не была в Австралии, всё так странно...

— Твой дом там, где мы. И чтобы у тебя не произошло с ним...

— Нет, — она закричала. — Я не хочу говорить про него, не хочу рассказывать что произошло, не хочу ничего этого. Я просто... Я не знаю.

— Хорошо, я поняла. Успокойся, пожалуйста, ты причиняешь боль себе и мне. Просто купи на любой рейс билет и прилетай. Всё наладится! Мы будем вместе и...

— Но как же учёба, ведь столько сил?

— Гермиона, послушай, всё это неважно. Важны только твоя жизнь, твоё счастье и твоё здоровье. Послушай, прилетай! Здесь всё будет так же. Всё устроится. Просто тебе кажется, что дом — Англия — это иллюзия.

— Иллюзия, —слишком тихо повторила Гермиона.

— Я поговорю с папой. Он, конечно, будет расстроен, мы так и знали с самого начала. Знали, что он причинит тебе боль. Но ничего. Всё будет так, как мы хотели. Ты поступишь и станешь стоматологом, как мы мечтали с самого детства. И всё будет так, как должно было быть. Всё это недоразумение.

Гермиона перестала слышать маму, её слова словно были на другом языке. Она закрыла рот, и приступ истерики прошёл, слёзы начали высыхать на коже.

—Хорошо, я поняла, мама. Ты прости, что побеспокоила. Я в порядке, просто был такой момент... Я очень хотела услышать твой голос. Я люблю вас.

— Гермиона, послушай. Дочка...

— Мама, всё нормально. Я вас люблю, — это было последнее, что она сказала перед тем как отключить звонок.

Гермиона прервала слова матери, которая, кажется, поняла, что сказала что-то неправильное, что-то, что оттолкнуло её дочь, но было уже поздно.

Девушка смотрела на экран телефона и снова начала крутить эту карусель бесконечных контактов.

— Гарри, ну конечно, — прошептала девушка, — Гарри.

Её друг, который при любых обстоятельствах будет на её стороне. Даже сейчас, когда она не знает что делать и куда идти в тот момент, когда ей хочется убежать и спрятаться, и именно его дом будет для неё тем самым местом. Она даже увидела его лицо, словно виденье: его зелёные глаза, в которых она всегда видела понимание, серьёзное лицо и та искренность, которую она всегда получала, но ведение дрогнуло, и она увидела её. Джинни смотрела на неё, и в её глазах плясал огонь.

— А я говорила, что так и будет. Мы говорили, Гермиона, но ты не послушала нас. Ты играла с огнём и на тебе столько пепла, да ты вся в саже и твоя жизнь словно после пожара, и что теперь? — голос Джинни звучал в её голове и, зажмурившись, девушка закричала:

— Нет, нет, — она кричала так громко. Ей показалось, что немногочисленные прохожие, которые были в это время суток, остановились.

Гермиона не видела их лиц, ей было всё равно. Ей казалось, что она находится сейчас одна, единственная в этом городе и слышала сейчас только свою собственную боль.

Продолжая прокручивать контакты, она увидела: такси. И вот уже голос диспетчера вырывает её из кричащих мыслей.

Гермиона называет адрес, и что-то в голове происходит. Всё прекращается. Она выключает звонок и опускает руку.

— Всё будет хорошо, — она говорит это, чтобы слышала не только она, словно эти слова волшебные и способны повлиять на все обстоятельства, которые с ней случатся. — Всё будет хорошо, — она повторила это снова, и усталая улыбка проявилась на её лице.

***</p>

Такси остановилось, и Гермиона не торопясь покинула машину. Её движения были медленными, размеренными, так было видно другим со стороны. И только она знала, что творилось у неё на душе. Или там, где она когда-то была. Внутри боролись разные эмоции, уже не различимые. И только страх был узнаваем,— тот, который сжимал и разжимал её органы, словно играл с ней. Девушка нервно сглотнула и, кивнув таксисту, снова сжала ручку своего чемодана. Наконец-то она обернулась и посмотрела теперь уже на другое крыльцо.

Это был мимолётная порыв, мысль, которая проскользнула у неё, и девушка зацепилась за неё как за последний шанс. И вот сейчас осознав, ей стало страшно.

Но, несмотря на это, Гермиона пошла вперёд и, преодолев ступеньки, занесла кулак, чтобы постучать в эту дверь.

«Мне будет нужно как-то всё это объяснить, рассказать свою историю. А может быть, этого не нужно делать, можно просто соврать, — Гермиона сморщила лицо»

Мысль о лжи вызывала у неё отвращение, появлялся какой-то осадок во рту. И так было с самого детства. Она не терпела обмана, а если такое случалось, то ей казалось, что во рту у неё осталось что-то липкое, неприятное. Напрочь пропадал сон, а ладошки постоянно потели.

«Можно просто ничего не говорить, просто сказать, что так сложились обстоятельства и... Ну нет, нет, — Гермиона вела сама с собой молчаливый монолог и, помотав головой, она постучала в дверь».

Шаги, она слышала неспешные шаги. Дверь открылась, и она увидела его лицо. Седрик был спокоен и, одарив её искренней улыбкой, скользнул по ней взглядом, по её руке и остановился на чемодане.