Глава 47. Держись ради самого близкого (1/2)

Отчего-то Роза встретила её без лишних вопросов, только поинтересовалась о самочувствии, на что Азалия с неубедительной улыбкой ответила: «Нормально». Конечно, в действительности ни о какой нормальности не могло быть и речи. Она чувствовала себя у грани, от которой в машине кое-как смогла отступить на пару шагов, но всё ещё прекрасно видела бездну внизу и осознавала: хватит одного слабого толчка, чтобы туда сорваться.

Ужин прошёл в тишине, после чего Азалия сразу направилась в душ и в кровать. Завернулась в одеяло, подобно ребёнку, искренне верящему, что пуховый кокон способен спрятать от всех чудовищ. Жаль, никто тогда не рассказал, что даже в одеяле не спрячешься от себя.

Сразу после пробуждения в виде души казалось, будто бы пронесло. Воспоминания духа пускай и оказались жуткими, тяжёлыми, всё-таки оставались чужой жизнью. Да, просмотренной с погружением более глубоким, чем хотелось бы, да, произведшей некое впечатление… Но в пределах… Чего-то. О норме, опять же, говорить сложно, главное другое: чужое оставалось чужим. Его не примешь к сердцу столь же близко, как личные кошмары.

Оказалось, нет. Не пронесло. Последствия пережитого всего-то поджидали подходящего момента для удара. Когда исчезнут отвлекающие факторы, и всё внимание достанется именно им. Чтобы вцепиться, истерзать, поглотить.

Стоило хоть на мгновение закрыть глаза, как перед ними слишком ярко вспыхивали картины из воспоминаний. Бесчеловечно жестокие. Отражающиеся вспышками иллюзорной боли. Но и лежать с открытыми глазами не помогало: в искажённые ночной темнотой знакомые предметы вплетались очертания чего-то жуткого.

Щель между стеной и шкафом пристально таращилась бездонными чёрными очами. Пятна света с улицы отражались от монитора расплывчатым лицом человекоподобного монстра. Тень от люстры на потолке казалась подрагивающими щупальцами. Боковое зрение постоянно улавливало шевеление где-то совсем рядом.

«Наверное, так и сходят с ума», – промелькнула в голове неуместно отстранённая мысль.

И вот уже не требовалось закрывать глаза, чтобы увидеть с ужасающей ясностью обглоданные тела. Дороги из трупов. Кровавые реки. Ненасытное пламя. Беспощадные ветра. Поле боя. Пир на костях. Стены пропахшей смертью темницы. Холодный алтарь. Не только видеть, но и слышать. Чувствовать телом. Вновь и вновь. Как горячечный кошмар, из которого невозможно вырваться.

Тело пробила дрожь. Из глаз текли слёзы. Она бы точно закричала, если бы не сдавило горло, но могла только шумно дышать, тихо всхлипывать, всё сжимаясь в комок. Молить, чтобы всё прекратилось. Она ведь уже это видела. Так зачем снова?

Реальность исчезала, перекрытая плотной завесой воспоминаний. И словно этой пытки было недостаточно, Азалия начала видеть его: убитого бога. Его раз за разом разрывали на части. Заживо. То спешно, а то издевательски медленно, смакуя каждый снятый сантиметр кожи, отрезанную полоску плоти. Ставили опыты, более похожие на пытки. Она не знала, сколько раз это повторилось, зато в один момент поняла, что видит отнюдь не лицо Родона.

На его месте был Рон. И это оказалось последней каплей. Последним ударом в спину, таки столкнувшим в пропасть. Сердце сжалось и окончательно потеряло покой. Тихие всхлипы превратились в неконтролируемые рыдания. Не осознавая своих действий, удивительным образом сориентировавшись при потере связи с реальностью, Азалия схватила телефон и набрала тот самый номер. За стоящими в ушах криками и сардоническим хохотом она не расслышала гудков, но сразу отреагировала на голос.

– Рон… Рон, ты в порядке? – сбивчиво бормотала сквозь слёзы. – Правда в порядке?

– В порядке. Что случилось?

Слёзы на щеках ощущались чужой кровью. Горячей. Солёной. Алые брызги разлетались в стороны, покрывая траву, палачей и её.

Красная кровь. Зелёные глаза. Тихие стоны. Безмолвные мольбы. Трещащие кости. Влажные шлепки органов. И родное лицо у обезображенного трупа. Тоже обезображенное.

– Я… Ха-ах! – Азалия судорожно вздохнула, не в силах выдавить ни слова больше.

– Подожди. Подожди немного. Я скоро приеду.

Он бросил трубку. Или же первой это сделала она? Азалия не поняла. Просто в один момент телефон оказался где-то в стороне. И видела она не его, а оторванную кисть. Лежала не на одеяле, – когда только успела из кокона выбраться? – а в луже крови. Своей или чужой – не разобрать. Ничего за пеленой слёз не разобрать, всё слилось в единую расплывчатую массу раздирающего разум и душу ужаса.

Открылась дверь в комнату. Зажёгся свет. Ударил по глазам и тут же пропал из зоны восприятия. Коснувшиеся лица руки только на мгновение смогли привести в чувства, позволяя опознать пришедшего.

Роза пыталась что-то сказать. Сделать. Азалия её почти не видела и не слышала. И уж точно не могла внять словам. Они смазывались в белый шум, терялись в гуле несуществующих голосов. Ядовитое марево химеры из образов – липкое и тёплое – затекало внутрь, застревало в горле, на несколько секунд перекрывая дыхание.

Пространство заменила иллюзия. Время перестало существовать. Азалия не знала, сколько пробыла в объятиях кошмара, дрожа и рыдая, задыхаясь и вскрикивая, пока в комнату не ворвались уже двое.

Как только Рон оказался рядом, Азалия вцепилась в него, подобно утопающей. С силой, которую никто бы не ожидал от столь щуплого тельца. Он сел на кровать, что-то сказал Розе – та тут же убежала. Его Азалия видела. И одновременно нет. Образы Рона, Родона и Реда хаотично сменяли друг друга. Здоровые и измождённые. Живые и мёртвые. Она чувствовала руками тепло, а мерещился холод. Пальцы касались целой кожи, а нащупывали раны.

Потом во рту оказалось что-то горькое. И вода. Азалию обхватили, прижали. Она постепенно начала слышать не какофонию криков, а биение сердца. Настоящее. Ускоренное, но зато точно живое.

Этого не хватало. Пришлось отстраниться, вновь потянуться туда, где виделись раны. Только когда она смогла сколько угодно раз дотронуться и убедиться, что всё действительно в порядке, искажённые картины прошлого принялись отступать. Пелена в сознании теряла плотность, дюйм за дюймом возвращалась реальность.

– Это правда ты, – хрипло проронила Азалия.

– Конечно. Сказал же, что приеду. – Рон осторожно провёл пальцем сначала по левой щеке, потом по правой, вытирая слёзы.

– Я боялась… Что мне это… Показалось.

Она и сейчас с трудом верила глазам. Ушам. Всем остальным органам чувств. Вдруг разум дошёл до той точки, когда не оставалось ничего, кроме как заменить одну иллюзию другой? Чтобы не сгореть окончательно. Однако, в отличие от иллюзий, Рон тоже прикасался к ней. Мягко, бережно гладил по голове, спине. Убирал упавшие на лицо волосы. Растирал растерянно красные лунки от ногтей на ладонях, полосы на предплечьях.

Рон рассматривал её, ища признаки полного отступления кризиса или новой грядущей волны, Азалия – его. Внимание привлёк шрам на щеке. Правая. А ведь у Реда рана там же. Прыжок в озеро только усугубил его состояние. Могло ли это повлиять на Отражение? Снаружи всё по-прежнему, но в порядке ли он внутри?

«И что считать порядком, учитывая его обычное состояние?»

Азалия вновь прижалась к Рону. Наверное, позже – сильно позже – всё это приведёт к очередной сцене неловкого молчания. Пускай. Лучше умирать от смущения, чем от потери якоря, удерживающего в реальности. Уж Рону-то это знакомо.

Потребовались минуты, чтобы решиться отстраниться. Вместе с немного сонливым спокойствием приходило понимание, что своей прилипчивостью она может доставлять неудобства. Потому что это для неё главной проблемой выступала стеснительность, которой всё равно, что несколькими днями ранее они спали вместе, а после долго пролежали в объятиях. А вот у Рона внутренние преграды засели крепче и глубже. Не стоит настойчиво ломать их извне, сначала он должен начать раздвигать их сам.

– Можешь ли ты всё-таки рассказать, почему оказалась в таком состоянии? – осторожно спросил Рон.

По нему видно было, что давить не хочет, но желание хоть что-то прояснить пересилило. Азалия осуждать за это не могла: на его месте тоже предприняла бы попытку выяснить причину. Не так страшно получить отказ из-за нежелания делиться слишком личным, как проявлять равнодушие к источнику страдания близкого. Однако отказывать она не собиралась, хотя и для честности достаточно уверенности не находила.

– Причина… Может показаться странной. Или, может, глупой… Выдуманной…

– Я готов проверить в любой рассказ, воспринять серьёзно любую причину. Пожалуйста, доверься мне. Если только тема не слишком тяжёлая для тебя… Тогда будет лучше отложить разговор.

– Я снова была в другом мире. И согласилась увидеть некоторые… Воспоминания. Но кое-что пошло не так, поэтому… Погрузилась в них слишком сильно. Слишком живо видела… Кое-что… – она опустила голову, взглядом упёрлась в нервно сминающие одеяло пальцы. – Там я… Нет, скорее, тот… Та, – поправила себя, – от чьего лица я всё видела… Она ходила по умирающему миру и по кусочкам собирала труп. А перед этим видела, как издевались над тем, кого собирала. Как убили. Очень… Жестоко. Не только видела всё то. Можно сказать… Прочувствовала. Хотя всё равно же не пережила это, так с чего бы… И вот оно вспомнилось. Резко и много сразу… Похоже, для моей психики это слишком.

– Ничего тут глупого нет, – качнул головой Рон. – Связано ли то видение с забытым богом?

Кивнула Азалия раньше, чем поняла, что не планировала переставать недоговаривать. Теперь неправильно давать заднюю.

– Связано. Сказать по правде… Она собирала бога.

– А потом этот бог до конца умер и попал в другой мир. В тот, где сады. Где ты и была.

– Откуда ты?.. – спросила, опешивши.

Да, она сама рассказала, что мир из снов Рона в самом деле существует, а её появление там – реальность. Только вот о связи с богом ничего не говорила. И то, как он сразу понял, с чем связано увиденное, теперь тоже показалось странным.

«Если подумать, его реакция на рассказы о забытом боге часто отличалась болезненностью. Но Рон не настолько чувствителен, чтобы настолько сопереживать герою религиозных историй, которые для большинства – выдумка».

– Потому что я видел, что случилось с богом, а в День прощания и прощения особенно ясно вспоминаю то, чего предпочёл бы не знать. Конечно, я не мог быть уверен в правдивости этого, но сама история мне очень хорошо знакома. – Рон сделал паузу. Он говорил так спокойно, ровно, а теперь вдруг стушевался. Нервно дёрнул бирюзовую косичку. – Есть ещё кое-что. В основном, что было на выходных… Я помню. Твои разговоры с ними тоже. Хотя совсем не понимаю, почему вообще так получилось.