37. Больше не страшно (1/2)

Вступив в тёмный коридор дома, Усаги не хотелось включать свет и оборачиваться на Мамору: она не могла пересечься с его глазами без вреда своему внутреннему состоянию. Конечно, она должна была вести себя естественно после всего случившегося, но именно это сладостно-нервное состояние на тот момент и являлось её настоящим «я».

Едва оказавшись возле Мамору, когда Усаги покинула пределы двора дома Кино, её сразу же накрыло волной странных ощущений, от которых сердце билось всё сильнее. А от одного мимолётного взгляда на губы Мамору, Усаги едва ли не до крови кусала собственные, надеясь, что физическая боль смогла бы притупить хоть ненадолго и ту странную боль, которая внутри.

В мягком кресле автомобиля Усаги сидела, отвернувшись к окну, пытаясь притворяться в необходимый момент спящей. Она аккуратно наблюдала за Мамору через отражение в стекле, насколько это было возможным. Но разговаривать с ним в тот момент было выше её сил, поэтому ей приходилось бороться со своим сбившимся дыханием, чтобы ненароком не выдать себя.

День был действительно не из лёгких во всех смыслах: Усаги чувствовала огромную усталость, и заснуть взаправду ей не должно было составлять труда. Но стоило ей закрыть глаза в попытках немного вздремнуть, в голове тут же появлялись образы недавнего: почти чёрные в темноте ночи глаза Мамору, его опухшие губы и руки вокруг её талии. От увиденного становилось только хуже, настолько, что даже хотелось плакать от бурлящих эмоций.

— Тебе завтра на работу? — это был вопрос с очевидным ответом, но необходимо было развеять тишину, образовавшуюся между ними. Они до сих пор стояли в темноте, и так было довольно комфортно.

— Да, но я постараюсь вернуться домой пораньше, как и сегодня — мы сможем провести вечер вместе, — Усаги слегка зарделась от невольной двусмысленности, которая промелькнула в её голове, и лишь кивнула в ответ, пряча глаза в пол.

Она чувствовала его присутствие позади себя — Мамору стоял довольно близко к ней. Усаги бесшумно втянула в себя воздух и ощутила, как некая волна прошлась через каждую клеточку её тела. Из-за беременности у неё обострилось обоняние, и запах Мамору был как никогда соблазнительным, она это чувствовала на протяжении всего дня, а сейчас — особенно. Ещё один вдох, и дыхание Усаги начало учащаться.

— Ещё гора посуды, — вдруг произнесла она, сделав шаг вперёд по направлению к кухне. — На самом деле сегодня я практически ничего не успела. Прости, что оставила бардак.

— Зачем ты вообще что-то готовила, если мы гостили у твоей мамы? — поинтересовался Мамору, и послышалось, как он последовал за ней.

— А тебе на завтрак? А с собой на работу? — слегка возмутилась Усаги, разворачиваясь к Мамору, но тут же запнулась, когда их взгляды пересеклись, и поспешила отвернуться обратно. — Ладно, сейчас я быстро всё тут уберу.

С этими словами Усаги продолжила свой путь к кухне, но тут же встретила сопротивление в виде слабой хватки вокруг своего запястья. Тепло ладони Мамору словно обжигало, а контролировать дыхание становилось всё сложнее.

— И куда ты собралась? — Мамору выдохнул и аккуратно потянул её на себя. — Не ты ли дремала весь путь домой? Может, тебе стоило бы пойти спать?

— А кому из нас завтра на работу? — поинтересовалась Усаги в ответ, слегка смущённая своим небольшим обманом.

— А кто из нас беременная женщина? — не унимался Мамору, скептически приподняв бровь. — Не хочешь думать о себе, подумай о дочери.

— Ладно, вся эта гора посуды твоя, так и быть, — сдалась Усаги, закатив глаза. Она мягко освободилась от хватки Мамору и уселась на диван, предварительно поправив платье. — А я буду смотреть на твои мучения и следить, чтобы ты всё делал хорошо.

— Как всегда стоишь на своём, — Мамору беззлобно ухмыльнулся и, закатывая рукава рубашки, направился к мойке.

Усаги сложила руки на спинке дивана и опустила на них голову, наблюдая за Мамору со своего уютного местечка. Наверное, ей действительно стоило пойти спать, потому что уже довольно поздно и она явно уставшая, пусть и полна какой-то странной энергии, которая кипела внутри неё, отдаваясь жаром внизу живота.

Теперь, когда Мамору стоял к ней спиной, можно было без угрызения совести наблюдать за ним. За его широкой спиной и выступающими мышцами рук: Усаги до сих пор помнила их прикосновения к своему телу, помнила, как проводила ладонями по лопаткам Мамору, плавно переходя на плечи. Невольно вспомнились шрамы и рубцы, красовавшиеся на его спине, вновь пронзало любопытство, но сейчас было бы странно задавать вопросы подобного рода. Мамору никогда не спал с ней в полуобнажённом виде, поэтому её вопрос означал бы только одно — Усаги продолжала вспоминать то, что видела единожды.

И куда делась вся её смелость, что была час назад, когда они сидели на улице, грея друг друга? Если она смогла столько сказать вслух, чего ей стоило перейти к действиям? Она ведь не одинока в своих желаниях, но это всё равно было нелёгкой задачей. Уйти с незнакомцем оказалось проще простого, а теперь… Они с Мамору друг другу не просто будущие родители одной девочки, но как правильно стоило бы начать? Почему, выходя из дома Макото, Усаги думала о том, что не должна бояться, но едва они остались наедине, испугалась своих желаний, словно маленькая девочка?

Уткнувшись лицом в обивку дивана, Усаги лишь глубже вдохнула и тут же выдохнула, вспоминая способы Мины успокоиться в волнительные моменты. Только волнение, которое окутывало сейчас Усаги, сильно отличалось от того состояния, от которого пыталась избавляться подруга. Усаги одновременно хотела и нет избавиться от покалываний внутри, но только не самостоятельным способом с помощью дыхания и прочего. Ей нужен был Мамору… Но он ведь только и говорил о том, что она устала и ей необходимо было идти спать, так? Возможно, он и сам устал, и сейчас было неподходящее время.

— Уса, ты уснула? — едва различимый шепот Мамору заставил Усаги встрепенуться и тут же вскинуть на него свой взгляд.

Он стоял подле дивана, чуть наклонившись к ней. В небольшом полумраке комнаты его образ был едва различим, но Усаги это не мешало чётко видеть его. Перед её взором всё также были глубокие синие глаза, губы и мягкость чёрных волос, в которые она зарывалась пальцами. Мысли о том, что сейчас неподходящее время, улетучились сами собой, едва их глаза пересеклись и более не разрывали контакта.

— Мне совсем не хочется спать, — прошептала Усаги, медленно поднимаясь с дивана. Ноги затекли, и неприятно ноющая пульсация должна была бы волновать, но это было неважно. — Можно мне тебя обнять?

Усаги продолжала задирать голову, любуясь глазами напротив, но дрожь по всему телу не позволяла удерживать равновесия, поэтому пришлось ухватиться за плечи Мамору, чтобы ненароком не свалиться с ног. Он тоже обхватил её за талию и прижал чуть к себе, свободной рукой убрал светлые пряди с лица, после чего будто ненароком провёл по нежной коже за ухом, спускаясь к шее. Из-за подобных прикосновений Усаги хотелось сжаться, но она старалась расслабиться. Это было до дрожи приятно, пусть и щекотно.

Она прикрыла глаза от наслаждения и руками обхватила шею Мамору, уткнувшись лицом в его широкую грудь, прижалась как можно ближе. Когда-то она услышала о том, что объятия — отличный способ спрятать своё лицо. Ей казалось, что её щеки непозволительно покраснели, но помимо этого также внутри неё разливалось и другое тепло.

— Знаешь, а мне так спокойно с тобой, — призналась Усаги и запустила пальцы в волосы Мамору, аккуратно поглаживая мягкие пряди. — Когда ты меня обнимаешь, я чувствую себя счастливой, чувствую, что ты нужен мне. А я тебе нужна?

— Порой ты противная, эгоистичная и плаксивая, — почему-то эти слова вызвали лишь лёгкий смешок, хоть голос Мамору сочился серьёзностью. Возможно, виной тому его ладони, которые плавно спускались с талии всё ниже и ниже. — Но ты нужна мне со всеми своими дурными качествами, потому что хорошего в тебе гораздо больше. Ты прекрасна в своём несовершенстве. Рядом с тобой я тоже становлюсь каждый раз счастливее. Ты знала, что я за всю жизнь столько не улыбался, как с тобой за всё время нашего знакомства?

— Если брать в расчёт тот факт, что ты, оказывается, уже старик, то ты всю жизнь что ли с каменным лицом проходил? — хихикнула Усаги, прижимаясь ещё сильнее. Её обоняние никак не хотело привыкать к запаху, исходящему от Мамору. Этот запах только сильнее раздразнивал её.

— Видимо, — послышался тихий смешок, и в следующую секунду Усаги почувствовала, как сомкнулись руки Мамору на её ягодицах. — И если я старик, то ты малявка. Боже, как я докатился до педофилии?

— Зато я ещё долго буду молодой и красивой, — высказала в свою защиту Усаги и наконец-то подняла взгляд на Мамору. Если она упустит момент, то будет жалеть об этом ещё очень долго. — Можно мне побыть эгоисткой ещё один разок?

Не дожидаясь ответа, Усаги мягко переместила свои ладони с затылка Мамору на лицо. Она почувствовала, как под её прикосновениями он едва вздрогнул, но точно не собирался отстраняться. Веки Мамору прикрылись, и он сделал один глубокий вдох, после чего сильнее сжал свои ладони на её бёдрах и притянул к себе.

Наверное, они оба хотели побыть немного эгоистами.

Мамору был высоким. И пусть Усаги подросла с момента, как её контрольная угодила ему в голову, она всё равно по сравнению с ним оставалась непозволительно маленькой и хрупкой. И потому, чтобы дотянуться к нему за поцелуем, ей приходилось подниматься на носочки. Ей это не нравилось, но с другой стороны — всегда, чтобы добиться желаемого, приходилось преодолевать какие-либо трудности. И большая разница в росте на самом-то деле не самая большая проблема в её жизни.

Вначале это было лишь совсем лёгкое прикосновение к его губам. Невесомый поцелуй, которой продолжил путешествовать по лицу Мамору, куда Усаги только могла дотянуться: подбородок, слегка колючие щёки, нос, нижнее веко. Хотелось большего, но и торопиться совсем не хотелось. Больше всего одолевало желание насладиться лицом, от одного вида которого губы расплывались в глупой улыбке. А раньше оно вызывало только раздражение.

— Ты меня дразнишь? — хриплый голос Мамору вырвался, едва Усаги вновь оставила лёгкий поцелуй на его скуле. Она посмотрела на него и немного виновато улыбнулась, опустив глаза в пол. — Я ведь тоже могу, только уже по-взрослому, как только старики и умеют.

Что-либо ответить не дал поцелуй Мамору, который он явно не собирался разрывать также быстро для каких-то мелочей. Он её целовал так, будто от этого зависела его жизнь, будто без её губ он мог умереть в любую секунду. Усаги неумело, но искренне отвечала, как только могла. Мамору был прав — так её ещё никто не целовал. Ни даже в ту ночь страсти, когда они были более раскрепощённые. А ещё она очень надеялась, что так он целовал только её.

Когда язык Мамору коснулся её языка, Усаги лишь глухо застонала и крепче обхватила мужские плечи, чувствуя, как у неё начали подкашиваться ноги. Её и без того ужасно трясло, а теперь казалось, что всё стало только ещё хуже.

— С тобой всё в порядке? — Мамору разорвал поцелуй и обхватил её лицо ладонями, поглаживая большими пальцами её округлые щёки. Его горячее дыхание обжигало лицо, но Усаги дышала не менее тяжело и сбивчиво.

— Нет, не в порядке, уже давно! — слова Усаги в тишине прозвучали слишком громко. Одной рукой она схватилась за галстук и притянула Мамору настолько близко, что между их губами оставалась всего пара миллиметров. — Ты вообще представляешь, как тяжело жить рядом с тобой и не иметь возможности прикоснуться так, как я хочу? Ты знаешь, как изнывает каждая клеточка моего тела? Изнывает по тебе, бака. А ты спрашиваешь, всё ли со мной в порядке… Пожалуйста, поцелуй меня снова…

Мамору не пришлось просить дважды — он тут же поцеловал её, а его руки сместились на кожу шеи, мягко поглаживая кончиками пальцев. Почему в этом мире существовало столько ощущений, от которых всё внутри хотелось взорваться? Эти поцелуи, поглаживая, собственный дурман желаний заставлял Усаги едва ли не плакать от нахлынувшего. Хотелось ещё и ещё, будто она чёртова наркоманка, которая наконец-то нашла дозу, которую так давно хотела.

— Мамору, — лёгкий стон вырвался из уст Усаги, когда она нехотя разорвала поцелуй и уткнулась в шею Мамору. Она хотела ещё, несомненно, но чувствовала, что упадёт, если они не передохнут хотя бы секунду.

— Кто же так делает? — Мамору поцеловал её в макушку и прижал голову к себе, поглаживая по волосам. — Дразнится, а потом сдаёт позиции.

— Я не сдаю позиции! — пылко ответила Усаги, оторвав голову от плеча Мамору. Её пальцы сжали его чёрную рубашку, боясь, что сейчас всё исчезнет. — Просто… Столько всего! Я боюсь, что утону во всём этом…

— Тогда позволь мне утонуть вместе с тобой, — глаза Усаги непроизвольно расширились, и она лишь в немом удивлении приоткрыла рот, куда тут же ворвался язык Мамору. Он наклонил её голову чуть назад, делая их поцелуй ещё глубже, более страстным.

— Я сейчас упаду, — прошептала Усаги, затуманенным от желания взглядом смотря на Мамору из-под ресниц.

Он ничего не ответил, лишь подхватил на руки и направился по направлению к спальне. Усаги обхватила Мамору за шею и уткнулась носом в его макушку, щекой ощущая мягкость волос.

В их комнате царил таинственный полумрак: всё освещение принадлежало лишь ночным фонарям, которые прорывались в окна через небольшие просветы между шторами. Такая интимная обстановка возбуждала ещё сильнее, хотя, казалось бы, Усаги не представляла, куда ещё больше.

Мамору аккуратно поставил её на ноги перед кроватью, но лишь прижался к ней со спины, аккуратно скользнув ладонями по животику. Если бы Мина когда-то не сказала о том, что это не навредит их дочери, Усаги бы наверняка испугалась и не допустила происходящего.

Из размышлений Усаги вывели поцелуи Мамору на своей шее, из-за которых она лишь больше перебросила мешавшие сейчас волосы на одну сторону и откинулась затылком на его плечо, предоставляя ещё больше доступа. Её грудь высоко вздымалась, а узел внизу живота становился всё туже, отдавая пульсацией желания по всему телу.

— Прекрати… дразнить меня, — Усаги выдохнула сквозь зубы, когда губы Мамору задели особенно чувствительную точку на шее. Мамору лишь усмехнулся и прикусил мочку её уха, из-за чего голубые глаза непроизвольно расширились, а с губ сорвался тихий, но сладостный стон.

— Ещё днём, когда ты выбежала ко мне в коридор с просьбой помочь застегнуть платье, я уже тогда мечтал стянуть его с тебя, — прошептал Мамору, ладонью поглаживая спину Усаги, касаясь мелких пуговиц, которые помогал застёгивать. — Сегодня ты спросила, хочу ли я тебя видеть, как на той фотографии. Хочу. Но лучшего без всего.

Усаги шумно втянула воздух, когда Мамору начал расстёгивать одну за другой мелкие пуговицы. Лёгкий холодок окутывал потихоньку открывающиеся участки тела, но к ним тут же прикасались горячие губы Мамору, из-за чего Усаги лишь больше хватала ртом воздух. Если бы он её не поддерживал, она бы точно свалилась, потому что ноги давно уже стали ватными.

Когда все пуговицы были расстёгнуты, Мамору полностью стянул с неё платье, откинув куда-то в сторону шкафа позади себя. Усаги обхватила себя руками, пытаясь совладать с дрожью от эмоций и холода. Но её тут же заключил в кольцо своих рук Мамору и прикоснулся губами к её виску, вновь спускаясь к чувствительной коже уха.

— Не стесняйся, у тебя прекрасное тело, что бы ты там ни думала, — прошептал он и поцеловал её волосы.

Усаги опустила руки вдоль туловища и развернулась к Мамору, задрав голову так, чтобы смотреть на него. В темноте, как и тогда на улице, его глаза казались чёрными, покрытыми пеленой наваждения. Его манящие губы были приоткрыты, и если бы было больше света, Усаги наверняка бы разглядела лёгкий румянец на его щеках. Она была уверена, что её алое лицо полыхало даже в такой темноте.

Схватив его за галстук, Усаги намотала ткань на кулак и притянула лицо Мамору к себе. Когда между ними осталось всего пару миллиметров, она провела кончиком языка по его губам и тут же поцеловала, свободной рукой зарываясь в тёмные волосы. Оступившись, чуть не упала на кровать, но Мамору вовремя подхватил её и помог мягко опуститься на матрас, после чего выставил руки по бокам от Усаги.

Мамору опустился перед ней на корточки, и Усаги с неохотой отпустила его галстук, не имея предположений, что сейчас будет. Теперь она смотрела на него сверху, и одно осознание этого заставляло сердце биться ещё сильнее. Мамору тем временем поглаживал её вдоль ног через тонкую ткань бежевых колготок, вызывая ещё больше мурашек по телу Усаги. Его длинные пальцы ухватились за края одежды и потянули вниз.

Если бы Усаги знала, что за этим последуют поцелуи на её ногах, никогда бы не надевала эти чёртовы колготки. Когда губы Мамору коснулись её бедра, Усаги непроизвольно свела ноги и смяла в ладонях покрывало под собой. Её продолжало трясти и, кажется, начала кружиться голова.

— Мамору, мне кажется, я уже больше не могу ждать, — сказанные слова давались с трудом, пришлось использовать едва ли не все свои силы, чтобы издать хотя бы звук.

— Какая же ты всё-таки нетерпеливая, хочешь всё и сразу, — Мамору оторвался от её ног и поднял на неё своё лицо, ласково улыбаясь. От этой улыбки сердце сжималось ещё более болезненно. — Но только не сейчас, принцесса — я хочу отомстить тебе за все свои мучения сполна.

— Тебе не кажется, что это получается слишком сладкая месть? — произнесла Усаги, когда губы Мамору коснулись её детских шрамов на коленке от частых падений. То, с какой нежностью и лёгкостью он покрывал поцелуями её ноги, заставляло глупо улыбаться.

— Сладко-мучительная тогда уж, — усмехнулся Мамору и совсем немного потянул края резинки её нижнего белья на себя. Усаги моментально вспыхнула ещё сильнее и откинулась на матрас полностью, прикрыв лицо руками. — Прости, но я очень долго этого ждал…

Они — два сплошных идиота, которые своими скудными коммуникативными навыками отдалялись друг от друга, боясь признаться в желаниях, из-за чего потеряли столько драгоценных минут, которые могли провести в объятиях друг друга. Усаги могла бы жалеть, но тогда бы не было всего того потока эмоций, что накатывал сейчас. И к чему жалеть, если теперь было главным то, что происходит сейчас, и то, что будет у них в дальнейшем?

— Ты действительно вся изнываешь от желания, — тихо выдохнул Мамору, когда коснулся её белья, которое уже полностью намокло. Усаги лишь что-то нечленораздельно простонала, сильнее зажмурившись, про себя проклиная Мамору за его игры с ней.

Усаги лишь в стеснении сжала ноги, когда Мамору стянул с неё бельё. Наверное, хорошо, что он сейчас не видел её лица, иначе бы она точно провалилась сквозь землю от нахлынувших чувств.

— Ты мне доверяешь, Усако? — любимое прозвище, произнесённое ласковым голосом, заставило чуть расслабиться. И, вздохнув, Усаги уверенно произнесла:

— Доверяю.

После этого язык Мамору тут же коснулся нежной плоти, заставив Усаги прогнуться в спине. Одной рукой она начала ещё больше сминать одеяла под собой, а второй со всей силы сжала рот, чтобы подавить рвущиеся крики удовольствия. В такт своему языку Мамору продолжал водить ладонями вдоль её ног до бедёр, из-за чего воздуха становилось всё меньше. А когда к языку присоединились тонкие пальцы, слегка проникающие в неё, Усаги не сдержалась и всё-таки громко вскрикнула, прогибаясь в спине всё сильнее, подогнула под себя трясущиеся колени.

— Прошу, Мамо-чан, прекрати, — всхлипнула Усаги, но понимала, что нагло врёт. Мамору тоже это понимал, поэтому его пальцы продвинулись дальше, затрагивая особо чувствительные точки внутри. — Пожалуйста…

Он оторвался от неё, когда тугой узел внизу живота достиг своего пика, и Усаги кончила, издав громкий стон. Она прикрыла лицо руками и рывками хватала воздух сквозь пальцы, чувствуя нескончаемую дрожь везде: внизу живота, в ногах, руках.

— Уса, — она почувствовала, как Мамору навис над ней. Он мягко оттянул её ладонь и подвёл к своему лицу, трепетно целуя каждый её пальчик. От этих ощущений Усаги едва ли не задыхалась и не понимала, как у Мамору получается всё больше и больше распалять её изнутри. — Ты сейчас непозволительно красивая. Что же ты со мной делаешь?

— Это я должна у тебя спрашивать, — прошептала Усаги и оттянула вторую руку от своего лица, переборов смущение. Вместо этого она погладила лицо Мамору, провела большим пальцем по его нижней губе. — Видимо, ты всё-таки хочешь моей смерти.

Усаги приподнялась, обхватив шею Мамору, и поцеловала его в блестящие от её сока губы, ощущая собственный вкус. От такой развратной мысли низ её живота вновь недовольно заныл, и она сама застонала Мамору в губы, прикрыв глаза.

— Почему ты ещё одет? Это нечестно… — сквозь рваные вздохи спросила Усаги, вцепившись в ворот чёрной рубашки, которая почему-то ещё оставалась на Мамору. — Эгоист.

— Я для неё всё, а она: «Эгоист», — Мамору разорвал поцелуй и соприкоснулся с ней лбами, смотря прямо в глаза.

Что-то внутри Усаги со страхом ёкнуло, уловив некий подтекст в услышанном. Она повалила Мамору на спину, оказавшись сверху и наклонилась к самому уху, сбивчиво шепча:

— Прости, Мамо-чан… Я знаю и безмерно ценю то, что ты отдаёшь мне всего себя. Во всех смыслах, — слова давались нелегко, но Усаги понимала, что должна была это сказать, несмотря на то, сколько сил у неё это займёт. — Обещаю, впредь я буду делать не меньше. Слышишь? Я сделаю так, чтобы у нас всё было хорошо. Ты мне веришь?

Мамору кивнул и нежно заправил прядки её свисающих волос за ухо, после чего приподнялся и невесомо коснулся щеки, по которой сползала одинокая слезинка, и вновь сместился к губам. Теперь это был более ласковый поцелуй, они оба улыбались друг другу.

Руки Усаги уверенно и смело сместились на пуговицы рубашки, и она дрожащими пальцами начала расстёгивать. С первого раза получалось расстегнуть не каждую, но Усаги всё-таки смогла, разводя полы рубашки в сторону, любуясь хорошо сложенным телом Мамору. А в детстве он ей казался самым настоящим дрищом в своём дурацком, но, как оказалось, столь дорогом ей зелёном пиджаке.

Мамору приподнялся, помогая ей избавиться от ненужной ткани. А вот галстук почему-то никто из них не спешил снимать. Вместо этого Усаги игриво, пусть и смущённо, улыбнулась и вновь притянула Мамору к себе с помощью этой определённо полезной вещицы.

Теперь Мамору оказался в полусидячем положении, а Усаги удобно устроилась на нём сверху, но старалась сильно не соприкасаться с его телом своим животом, чтобы не навредить их маленькой и любимой девочке. Где-то на краешке сознания мелькнула надежда на то, что всё это не отразится на их дочери, но Мамору снова увлёк её в головокружительный поцелуй. Да и Мамору ни за что не позволит сделать то, что навредило бы их ребёнку — в том, что из него выйдет замечательный отец, Усаги сомневалась меньше всего, если вообще сомневалась.

Ловкие пальцы Мамору расстегнули застёжку бюстгальтера, и Усаги окончательно оказалась перед ним обнажённой, но после недавнего обнажить свою грудь было не так волнительно. Он оторвался от неё и окинул восхищённым взглядом, из-за чего щёки Усаги ещё больше вспыхнули — на неё определённо никто ещё так не смотрел!

— Кстати, твоя грудь стала больше с момента нашей первой встречи, — довольно улыбнулся Мамору, и если бы он тут же не примкнул с поцелуем к одному из полушарий, Усаги точно бы возмутилась такому замечанию.