31. Преодолевая страх (1/2)

— Ты ненавидишь меня? — жалобно спросила Усаги, опустив руки вдоль туловища, сжимая край домашнего сарафана.

— Нет, Усако, я не ненавижу тебя, — мягкий, совсем не равнодушный голос Мамору заставил её улыбнуться и пытаться сдерживать внутри себя смех облегчения.

Она резко отпустила полы юбки, стремительно растирая влагу по щекам. Усаги всё ещё продолжала всхлипывать, что мешало адекватно разговаривать, но она старалась успокоить себя. Ей было всё равно, как она выглядит перед Мамору, потому что он видел картины гораздо хуже, одну из которых она устроила в гостиной. Сама виновата, но гордость и обида глодали сильнее чувства вины. Чего пугаться испортить о себе мнение, если оно испорчено ещё очень давно?

Мамору включил свет, от которого Усаги поморщилась, после чего несколько раз быстро проморгалась, пытаясь привыкнуть. Когда она вновь полностью обрела способность видеть, несколько испугалась, осознав, что Мамору стоит практически возле неё. Его взгляд был направлен в сторону, а на губах горькая усмешка. Усаги проследила за его взглядом и с досадой закусила губу, когда поняла причину такой реакции — её вещи, хаотично разбросанные на полу, свисающие с полок, выглядывающие из чемодана. Враз стало стыдно, будто её поймали на краже или нечто подобном.

Желание уйти, одолевающее её всего несколько минут, исчезло сразу же, стоило человеку напротив совсем немного улыбнуться ей. Почему он так влияет на неё? Почему он всегда мог с лёгкостью менять её настроение, и даже когда бой выиграла она, в войне всё равно побеждал он? Почему ей так важно, чтобы он не ненавидел её?

— Всё-таки уходишь, да? — несколько жалобно поинтересовался у неё Мамору, заставив внутренне сжаться. Может, она преувеличила за жалость, но он явно был несколько удручён, произнося эти слова. — Неужели я настолько противен? Неужели тебе совсем не нравилось то, что происходило между нами?

Усаги пораженно уставилась на него, не ожидая подобных слов. В её представлении он должен был как-нибудь пошутить, заставить её понервничать. А он говорил такие вещи, которые вводили в ступор. Непроизвольно закусив губу, она уставилась на него, прямо в глаза. Он ждал ответы, но у неё совсем не было слов.

Быстро прокрутив у себя в голове прошедший месяц, Усаги впервые осознала, что хорошего было гораздо больше, чем её глупых обид. Но она всегда обижалась больше, придавая обидам большее значение. Но отходила она так же быстро, как и обижалась. И именно по этой причине её дыхание выровнялось, слёзы прекратились, и она спокойно стояла напротив Мамору, вместо того, чтобы продолжать истерику.

— Усако, я тебя прошу, хватит играть в молчанку, — выдохнул Мамору, когда она и через несколько минут ничего не ответила.

— Это я играю в молчанку?! — Усаги моментально вскинула удивлённое лицо на собеседника, приоткрыв рот в немом возмущении. — Я пыталась! Пыталась с тобой общаться! А ты что делал? Только молчал мне в ответ!

— Молчал? — Мамору изумлённо на неё уставился, нахмурившись. — То есть, ты хочешь сказать, что я с тобой вообще не разговаривал? Не убирал тогда с тобой квартиру, не дурачился? Не было тех разговоров в больнице, когда ты со мной делилась своими переживаниями? Или ты хочешь сказать, что я тебя недостаточно поддержал? Если это так, то мне жаль, такие вещи не мой конёк. А когда ты болела? Усако, если это называется молчанка, то я совсем не знаю, чего ты от меня ожидаешь. Я запутался, я уже реально запутался! Это не тебе надо спрашивать про ненависть, а мне. Ты ненавидишь меня? Я испортил тебе жизнь?

Усаги опустила голову вниз, лишь бы не смотреть на Мамору, словно её отчитали, как маленького ребёнка. Может, она и есть всё ещё ребёнок? Она думала, что повзрослела, когда сбегала из Токио, а оказалось, что совсем нет. Иногда она действительно могла говорить правильные вещи, принимать разумные решения, но, видимо, только не в последние дни.

— Оглядываясь назад, мне всё время хочется называть тебя в какой-то степени храброй девушкой, — прошептал Мамору, заставив Усаги аккуратно поднять к нему взгляд, с лёгким интересом уставившись в его печальные глаза. — Ты согласилась со мной жить, доверить свою жизнь, если можно так сказать, но при этом не преследуешь корыстных целей. Что бы Луна ни говорила, смотря на тебя, я совсем не верю даже в малейшее допущение. Ты очень искренняя, я это понял ещё при нашей первой встрече.

Усаги смутилась от таких слов — ей ни разу не удавалось слышать о себе нечто подобное. Ей также казалось, что Мамору не способен так много говорить о таких вещах, не после всех россказней не чужих ему людей, которые знали его лучше, чем она. Может, ему действительно не настолько всё равно, как она себе придумала? В противном случае он бы не распинался перед ней.

— Почему ты не считаешь меня авантюристкой? — тихо поинтересовалась Усаги, быстрым движением заправив выбившуюся прядь за ухо. Ей было важно знать, что он о ней думает в этом ключе, пусть и говорил, что не считает её таковой. Это было тогда, ей важно сейчас.

— Как можно считать, что девушка, которая не осознаёт своей беременности, думает лишь о выгоде, полученной от рождения этого ребёнка? Знаешь, с твоим поведением скорее верится в то, что тебе хочется избавиться от ребёнка и моего общества, — произнёс Чиба, за что Усаги едва ли не ударила его, одарив лишь сердитым взглядом.

— Да почему ты постоянно говоришь об аборте? После таких слов я только сильнее пугаюсь, думая о том, что это я испортила тебе жизнь, и ты только мечтаешь о том, как бы избавиться от меня, — её голос сочился раздражением, но она пыталась успокоиться, чтобы не переходить на крики. Хотя ей очень хотелось накричать на кого-нибудь, а в её окружении лишь одна жертва.

— А что мне ещё думать, когда ты сначала говоришь и делаешь одно, а потом резко совершенно другое? Сегодня ты стараешься для меня сделать ужин, а завтра с лёгкостью бросаешь слова о том, «что это не моё дело». Порой я совершенно не понимаю, в чём я перед тобой провинился, чем именно заслужил такой колючий взгляд твоих голубых глаз. Единственное, что мне всегда в голову приходит, это ребёнок. Единственная причина, по которой ты так ко мне относишься. Или ты всё же ненавидишь меня за что-то другое? — Мамору не повышал на неё голос, продолжая говорить тихо и сдержанно, но порой проскальзывали нотки того, что он еле сдерживает в себе какие-то большие порывы. Возможно, он хотел сказать ей гораздо больше.

— Я не ненавижу тебя, — уверенно произнесла Усаги, на секунду заглянув ему в глаза, но тут же опустила взгляд на свои босые ноги. За спиной её ладонь с силой сжала тонкие пальчики, будто эта небольшая боль могла помочь ей собраться с правильными мыслями.

Несмотря на все свои внутренние недопонимания, Усаги совершенно не жалела о том, что беременна. Эта мысль последние дни уверенным ключом била о том, что она счастлива такому раскладу, пусть всё это кажется несколько непривычным на сегодняшний момент. Она не могла ненавидеть Мамору за собственную опрометчивость, которая перевернула её жизнь с ног до головы. Первые минуты после того, как доктор радостно поздравила будущих родителей, Усаги успела обвинить во всём Мамору. Он виноват в том, что она повелась за ним в ту ночь, забеременела и прочее. Но эта глупость всё же вылетела из её головы, уступив место благоразумию, когда она позвонила Макото.

Это «что-то другое» заставило Усаги ещё сильнее сжаться, желая провалиться сквозь землю, лишь бы не отвечать на этот вопрос. Она действительно не ненавидела Мамору, но она всё ещё не могла отпустить обиды, которые после их встречи всплыли в сознании. Сколько бы она ни сравнивала образы и ни обещала себе жить настоящим, прошлое не хотело её отпускать. Усаги таила обиды за все свои прозвища, и в то же время она была серьёзно обижена тем фактом, что он не узнал её. Да, ей это выгодно, но всё же… Получается, для него она была незначимой пешкой посреди жизненного пути? И эти мысли слишком ярко проецировались на настоящее. Она не могла разделить свои ощущения и тонула в этой бездне.

— Не ненавижу тебя, — повторила Усаги, нарушая недлительное молчание между ними. Мамору не давил на неё и не просил скорейшие ответы, за что она была ему благодарна. Ей просто необходимо было несколько минут для размышлений. — Просто…

Договорить ей не дал очередной раскат грома, от которого она вскрикнула и тут же подалась вперёд, сжав белоснежную рубашку Мамору в своих ладонях. Она хотела тут же отстраниться, но сильные руки тут же обвили её и не желали куда-либо отпускать. Усаги и не старалась вырваться — возможно, это было именно то, чего она так долго ждала. Ей всегда нравилось обниматься, она получала от этого колоссальное удовольствие. Особенно с высокими людьми, было в этом нечто такое, что придавало ей чувство защищённости.

— Просто хочу, чтобы наши отношения развивались постепенно, как обычно это и бывает, — прошептала Усаги, прикрыв веки, отпуская ни в чём не повинную одежду из своей цепкой хватки. Когда она почувствовала поглаживания Мамору по своим волосам, перевела дыхание и тут же добавила: — В смысле, не те отношения, что ты мог подумать… Обычные, дружеские, мы ведь не можем жить вместе, как враги.

— Ты так говоришь, будто у нас всё происходит слишком стремительно, — Мамору фыркнул, на что Усаги лишь тяжело вздохнула, не понимая, как он не может осознавать такие простые вещи.

— Ты хочешь сказать, что у нас с тобой нормальные отношения? — Усаги с любопытством подняла к нему голову, но тут же смутилась, понимая, насколько сейчас близко их лица друг к другу.

— Они несколько странные, — уклончиво ответил Мамору, сильнее сжав свою хватку вокруг её талии. Усаги автоматически обвила его торс руками, сцепляя ладони в замочек за его спиной. — Но я бы не назвал наше поведение из ряда вон выходящим. Разве что ты иногда непонятно что делаешь.

— Тебя послушай, получается, что ты никогда не общался с людьми, — ответила Усаги, опуская взгляд на почти прозрачные пуговки рубашки.

Ей много чего хотелось высказать про непонятные поступки, но она боялась, что вновь начнёт кричать и нервничать. А Мина не раз повторяла, что нельзя, о чём сама Усаги благополучно забывала. До этого момента.

— Ну, в какой-то степени так и есть, наверное, — начал Мамору, слегка запинаясь, вызывая удивление на лице Усаги. — То есть, я общаюсь с людьми, но… К примеру, с тобой мне несколько тяжело и легко одновременно. У меня никогда не было такого чувства. И я не знаю, что мне конкретно думать.

— А твоя жена? Как ты общался со своей бывшей женой, если тебе тяжело даётся общение с женщинами? — аккуратно поинтересовалась Усаги, отчего Мамору чуть напрягся, но ей было интересно услышать ответ. Только вот следующее проявление грома помешало, потому что она вновь ощутимо вздрогнула, сильнее сжимая свою хватку вокруг Мамору.

— Пойдём, — он отстранился и без лишних слов мягко взял её за руку и развернулся в сторону коридора.

Усаги покорно следовала за ним, но внутри негодовала некая частичка — он опять так показательно проигнорировал её вопрос или слова. Только в этот раз она не отступится и не закатит истерику из обиды, а спросит в лоб, как советовала Мина. Но вначале она позволит ему привести её куда-либо, потому что любопытство в который раз намеревалось съесть её.

Мамору подводил Усаги к входной двери, заставив её внутренне похолодеть и сжаться от страха, от предполагаемых мыслей. Он решил всё-таки выгнать её? За один простой вопрос про Милену? На глазах Усаги начали проступать слёзы от обиды на него, саму себя и судьбу, она следовала за ним уже по инерции.

Но когда затормозили у дверей, Мамору лишь открыл их и молча уставился вперёд на тропинку до ворот, освещённую уличными фонарями. Дождь всё ещё продолжался и сопровождался пугающими для неё звуками. Неужели он выгонит её в такую ужасную погоду? Усаги была уверена, что простого презрения, или чего другого, неважно, было мало, чтобы он быстро позабыл о безопасности для своего ребёнка.

Она перевела на Мамору растерянный взгляд, не представляя, что ей стоило бы думать. Каждый раз, когда она пыталась размышлять слишком много, то только и делала, что страдала после, потому что чаще просились неправильные выводы. Она была уверена в том, что человек перед ней не способен на нечто подобное, но сегодня именно она принялась первой паковать свои вещи, и кто знает, какой исход всё это может принести.

— Я не понимаю, — тихо произнесла Усаги пересохшими губами, краем глаза наблюдая за ужасной погодой. Чем она только думала, пытаясь сбежать на ночь глядя? Мамору перевёл взгляд на неё, чуть нахмурившись.

— Неужели ты настолько боишься грозы, что даже расплакалась? — мягко усмехнулся он, проводя рукой по её щеке, стирая небольшие дорожки слёз. Их руки расцепились сразу же, как только они подошли к выходу, что пугало Усаги ещё больше.

— Что? Причём тут гроза? — теперь настала очередь Усаги хмуриться от недопонимания происходящего. — Разве ты не собирался выставить меня из своего дома?

— Я, конечно, знаю, что ты обо мне не лучшего мнения, но чтобы настолько… — протянул Мамору, из-за чего Усаги наверняка сильно покраснела и тут же опустила голову вниз, надеясь спрятать своё пылающее лицо. — Это и твой дом тоже, я не могу выгнать тебя.

— Тогда почему мы стоим здесь? — Усаги чуть поёжилась от холода и обняла себя за плечи, растирая руками в попытке немного согреться.

Она ошиблась, но этим только больше недоумения вызвала в своей голове. И ей не особо нравилось, как легко Мамору говорил не в первый раз о том, что это и её дом тоже. Но с другой стороны, она сама уже привыкла к этому факту и спокойно произносит фразу «мне надо домой», подразумевая именно это место. Очень быстро привыкла.

— Мне всегда казалось, что страхи нужно побеждать, смотреть им прямо в глаза, фигурально выражаясь, — начал Мамору, отведя взгляд в сторону улицы. — Ты столько раз говорила, что боишься грозы, что мне кажется, что если даже у меня наступит амнезия, я всё равно буду помнить эти слова. В общем, я-то думал, что дожди уже закончатся на этот год, но они начались снова. Поэтому я подумал, что было бы неплохо, если бы ты постаралась побороть свой страх.

Усаги закусила губу, задумчиво уставившись в тёмное небо, затянутое тучами. Сколько себя помнила, она всегда боялась грозы и с головой укрывалась одеялом, стараясь не думать о том, что где-то за окном происходит нечто страшное. Наверное, с возрастом её страх поутих, потому что теперь она даже не кричит и не плачет, только чуть вздрагивает и проклинает погоду.

— Ты хотел отправить меня гулять под дождём? — Усаги озвучила свои единственные мысли на этот счёт. Она неуверенно перевела взгляд на Мамору, поджимая губы. Тот лишь закатил глаза и улыбнулся ей чуть больше, чем было до этого.

— Ну точно считаешь меня за зверя, — он чуть покачал головой и перевёл взгляд на улицу. — Просто посидеть на полу и посмотреть на дождь, постараться не обращать внимания на грозу. Если бы не ребёнок, то, может, мы бы действительно вышли под дождь.

— Не думаю, что мне это поможет, — уклончиво ответила ему Усаги, дёрнув плечом.

Она проследила за взглядом Мамору, чуть прикусив губу — ей бы очень хотелось съязвить о том, что если бы не ребёнок, они бы так и остались незнакомцами с общим прошлым. Но ей не хотелось подливать масла в огонь, потому что сожаления не было, скорее простая, несколько пугающая неизвестность.

— Ты даже не пробовала, чтобы утверждать. Пока мы стоим, неподалёку сверкнула молния, а ты даже на неё не обратила внимание. И если мы ещё немного здесь посидим, может, будет ещё лучше, — уверил её Мамору, после чего развернулся к ней корпусом. — Мы посидим и пообщаемся, разве это плохо?

— Прямо на холодном полу? — поинтересовалась Усаги, но внутри неё нечто совершило кульбит после слов о том, что они пообщаются. Они подкупали, ведь это то, чего ей так хотелось.

— Нет, я прихватил пледы, — в доказательство своих слов Мамору потянулся к ближайшему стулу, на котором расположилось два сереньких пледа. И, чуть отстранив Усаги, расстелил один из них на полу. Он усадил её на него и заботливо укрыл вторым. — Я сейчас вернусь, только не убегай, пожалуйста.

Усаги поудобнее перехватила края пледа, натягивая на себя — ей не было так холодно, скорее неуютно. Особенно после слов Мамору, которые скорее подразумевались как шутка, но ей казалось, что в его голосе сквозили умоляющие нотки. Он направился в сторону арки, а Усаги проводила его взглядом, пока фигура не скрылась из вида. Она вновь обернулась к улице, всматриваясь в ночное небо.

Он боится, что она убежит. Мамору и раньше говорил в шуточной форме о том, что она сбегает от него. Только до этого момента ей никогда не приходили в голову мысли о том, что он никогда и не шутил. Может, разве что в самый первый раз, припомнив её побег из своей постели. А теперь… Сердце Усаги болезненно сжалось после таких грустных ноток в мужском голосе. Ей бы очень хотелось признаться, что она всегда бежит от себя, но ей трудно было об этом говорить. Даже чтобы осознать для самой себя ушло немало времени. Но Усаги может мысленно пообещать и себе, и ему о том, что больше не будет и думать о подобном.

— Держи, — Мамору, как и всегда, приблизился к ней бесшумно, заставив вздрогнуть.

Усаги почти привыкла к его беззвучным передвижениям, но в этот раз она была слишком поглощена собственными размышлениями. Он протянул ей чашку, которая негласно перешла в её личное пользование, и она с некой опаской приняла её, надеясь, что там не окажется ненавистного зелёного чая. Но на её счастье это оказалось какао с манящим запахом, и Усаги тут же сделала глоток. Тёплое, совсем не горячее.

— Ты когда успел сделать? — поинтересовалась Усаги, сдвигаясь в сторону, чтобы Мамору сел возле неё.

Изначально он расстелил не совсем удачно, оставив для сиденья более узкую часть, и теперь им приходилось сидеть плотно прижавшись друг к другу. От такой близости дыхание Усаги немного участилось — это была приятная непривычность. У них были моменты тесного контакта, когда Мамору переносил в свою комнату, бережно и крепко сжимая. Но тогда Усаги мало задумывалась о романтической подоплёке, как сейчас. До болезни и после той ночи был всего раз, когда им удалось побывать в объятиях друг друга. Тогда даже их губы вновь практически соприкоснулись, если бы не Луна.

Иногда, ворочаясь перед сном, Усаги раздумывала о том, как бы сложились их отношения, поцелуйся они. Как-то бы развивались или бы просто забылось, порождая то же, что и сейчас? И сейчас соприкосновение их тел ей казалось очень интимным моментом.

— Перед тем, как прийти к тебе в комнату, — ответил Мамору, устраиваясь под пледом, который Усаги приветственно для него раскрыла.

— То есть, ты настолько уверен в себе, что вначале сделал какао, а только потом пошёл за мной, чтобы привести сюда? — озвучила свои догадки Усаги, обхватив чашку руками, чтобы согреться.

— Можно сказать и так, — уклончиво ответил Мамору, сделав глоток из своей кружки. Где, как была уверена Усаги, наверняка находилось кофе. — Тем более, было время остыть — ты ведь не любишь горячее.

— А ты действительно самоуверенный, — протянула Усаги, скрывая после последних слов довольную улыбку за чашкой.

— Всегда таким был, и мне ещё ни разу это не аукивалось в плохом ключе, — она краем глаза заметила, как Мамору чуть усмехнулся, но тут же отвела взгляд, когда он посмотрел на неё. — Взять хотя бы тот вечер, в который ты мне не отказала…

— Почему я? — оборвала его Усаги, задавая вопрос, которым она грызлась едва ли не с самого начала. Она была очень смущена, и ей до ужаса хотелось на него накричать за такую наглость, ведь это был не первый намёк на разговор такого характера. Усаги не совсем понимала, к чему он собирается клонить и к чему вообще все эти игры, от которых она чувствует себя неловко.

— Потому что это ты, — ответил Мамору, заставив Усаги недовольно надуть губы. Она перевела на него обиженный взгляд, демонстрируя, что данный ответ её не устраивает. — Ну, что ты хочешь от меня услышать?

— Да ничего, — буркнула Усаги, не желая слушать ответ в таком тоне, который только и говорил о том, что собеседник не желает развивать эту тему.

— Я сам не до конца понимаю, почему так вышло, — выдохнул Мамору, продолжая шепотом: — В тот вечер и в мыслях не было, что сутки закончатся в объятиях очаровательной незнакомки. Помогая тебе, я просто руководствовался принципами, которые не позволяют обижать девушек. А ты так неожиданно отреагировала, что я сам потерял связь с реальностью, пытаясь втиснуться в твой мирок. Может, ты говорила на волне шока, но ты была такой искренней, когда рассказывала о том, что жутко неуклюжая. Я не воспринял тебя серьёзно в первые секунды нашего общения. И когда ты вместо медленной композиции включила песню Бонни Тайлер, в которой я увидел какие-то скрытые смыслы, и твои горящие глаза, которыми никогда никто не смотрел на меня, у меня в голове появилась только одна мысль.

— Никогда бы не подумала, что ты способен на такие речи, — пораженно прошептала Усаги, без стеснения и волнения заглядывая в синие глаза, от которых не желала отворачиваться. Она не знала, что хотела именно услышать в качестве ответа, но его слов она совсем не ожидала. Потому что никто ещё не говорил ей нечто подобное, что проникало бы прямо в душу, разливаясь внутренним теплом. — Я… Я не знаю, почему вдруг захотела остаться с тобой… Наверное, просто был такой момент — ты показался мне славным рыцарем из сказок, которыми я зачитывалась. И мне вдруг захотелось сказку и для себя… Прости, я… Наверное, мне не стоило этого говорить.

Усаги тут же отвернулась и сильно зажмурилась, прикусив язык — ей не стоило бы говорить подобных вещей. Вдруг он будет над ней смеяться? Высмеет её веру в глупые сказки, ведь она уже взрослая, чтобы верить в них.

— Ты сегодня сказала, что хочешь общения, и, думаю, то, что мы сейчас искренны друг с другом, это не самый плохой шаг для твоей просьбы, — Мамору произнёс это мягко, без намёка на какие-нибудь саркастичные нотки, заставив Усаги чуть расслабиться.

— Моей просьбы… А ты? Ты не хочешь со мной общаться? — усмехнулась Усаги, наблюдая за содержимым своей кружки. Ей казалось, что какао уже не спасало от лёгкого холода, только Мамору и плед.

— Если честно, я немного побаиваюсь тебя, — выдохнул Мамору, поправляя плед на них, после чего теснее прижал её к себе, заставив тело покрыться мурашками. Усаги вновь посмотрела на него, своим взглядом давая понять, что требует разъяснений. — Твоей реакции, я уже говорил об этом — не понимаю, чем порой заслуживаю твоих недобрых взглядов. Поэтому мне легче молчать.

— У людей обычно дружба, свидания, свадьба, а потом дети, — начала Усаги, проигнорировав его слова, потому что не могла объяснить, что она боится не совсем Мамору, а его образ прошлого в своей голове. — А мы с тобой начали с конечной точки и никак не может прийти в первую, чтобы чувствовать себя хоть капельку комфортно.