12 (1/2)

Куникида всегда знал, что из-за Дазая его жизнь пойдет под откос. Ладно, может и не всегда, но с тех самых пор, как Дазай непостижимым образом стал ее частью.

О, Куникида помнил тот день так ясно, словно это случилось вчера. Он возвращался домой после особо тяжелого рабочего дня. Отродья дьявола… то есть, ученики, у которых он вел уроки, даже не пытались притвориться, что математика вызывает у них хоть каплю интереса. Ко всему прочему, директор вызвал Куникиду на ковер и устроил выволочку за то, что он отказывался участвовать в жизни школы.

Как тут участвовать, когда порой эту самую школу хотелось просто-напросто разнести... Впрочем, Куникида мужественно держался. Пока.

Итак, возвращаясь домой после особо тяжелого рабочего дня, Куникида краем глаза заметил, как некий обмотанный бинтами субъект пытается сброситься с крыши бара. Все бы ничего, вот только бар был двухэтажным, и субъект свалился прямиком в мусорные баки, стоявшие у стены. Куникида хотел было пройти мимо (он уже тогда догадывался, что субъекты, прыгающие по мусоркам, — неподходящие кандидатуры для спасения), но потом замедлил шаг: совесть и врожденное желание помогать людям напомнили о себе в самый неподходящий момент. В следующую минуту Куникида уже вылавливал странного, похожего на мумию субъекта из мусорного бака.

— Спасибо, конечно, — радостно отозвался субъект, снимая с плеча банановую кожуру. — Но я надеялся умереть…

— Прыгая со второго этажа? — недоверчиво спросил Куникида.

— Я. Нырял, — с расстановкой произнес собеседник, и Куникиде послышалось, что у него в голосе прозвучала обида. — Травмы при этом совсем другие. Кстати, я — Дазай Осаму. Приятно познакомиться.

Он не протянул руку, но чуть склонил голову набок, глядя на Куникиду так, словно он был неизвестным природе зверем.

Уже тогда следовало послушать интуицию, которая кричала, что добром это знакомство не кончится, развернуться и уйти. В будущем — обходить Дазая по широкой дуге, если Вселенная все же решит организовать им вторую встречу. Но Куникида, который никогда не верил в сверхъестественные силы и знаки, просто ответил формальное: «Доппо Куникида», не подозревая насколько изменится его жизнь.

Но хватит предаваться воспоминаниям. Прошлого не изменить, поэтому следует подумать о будущем.

Куникида поправил очки и сосредоточился на блокноте: он пытался переписать (читай: заново составить) план своей жизни, охватывающий следующие три года. Наученный горьким опытом, в будущем Куникида решил избегать долгосрочных стратегий.

Здесь стоит упомянуть, что после фиаско, в которое превратилась попытка свести Дазая с Чуей, прошел почти месяц. Сакура, которой они так и не полюбовались в саду Санкей-Эн, уже отцвела, и теперь клумбы украшали азалии. С каждым днем на улице становилось все теплее и теплее; порой солнце припекало так сильно, что Куникиде даже хотелось распахнуть пиджак. И, возможно, расстегнуть верхнюю пуговицу на рубашке. Еще немного — и жаркое лето раскинет над Йокогамой свои удушающие щупальца.

После голосового сообщения, которым Чуя недвусмысленно прекратил их (так и не начавшийся) роман, от него больше не было вестей. Наверное, оно и к лучшему. Если бы не чувство вины, которое зудело, словно надоедливое насекомое, Куникида бы сказал, что вздохнул с облегчением. И дело было не в том, что Чуя оказался неподходящей партией. Вовсе нет.

Куникида был счастлив потому, что в его жизни стало меньше Дазая. Напарник, неотвратимый, как казнь египетская, больше не таскался за ним по пятам, не крутился рядом, не караулил за углом, словно засланный шпион. Паранойя, которая стремительно развивалась у Куникиды на нервной почве, потихоньку отступала.

Через некоторое время Куникида даже поверил в то, что сможет упорядочить свою жизнь, что уложится в планы, графики и даже диаграммы. Причем без всяких неизвестных в лице Дазая.

Который, судя по всему, совершенно не переживал из-за случившегося с Чуей. И из-за того, как его поступки отразились на личной жизни Куникиды. По крайней мере, ни раскаяния, ни сожалений он не выказывал. Вел себя как обычно: опаздывал на работу, филонил во время заданий и предлагал каждой встречной девушке двойное самоубийство. Первое время Куникида подозревал, что Дазай скрывает затаившуюся на сердце боль, а потому старался быть к напарнику повнимательнее, отслеживал любые изменения в его поведении и даже приглядывал за ним после работы. Но Дазай направлялся прямиком домой, и несколько раз спустя Куникида успокоился и покончил со слежкой.

В конце концов, ему следовало заняться собственной жизнью, а не устраивать чужую — пусть даже Дазай и Чуя давно перестали быть для него посторонними.

***</p>

Этот вторник ничем не отличался от череды остальных рабочих будней. Разве что утренний гороскоп, который показывали по пятому каналу, советовал быть осторожнее: «Сегодня у дев судьбоносный день. Присматривайтесь к знакам и внимательно следите за тем, что происходит вокруг вас. Возможно, именно сегодня произойдет роковое событие, которое круто изменит вашу жизнь».

Но в этот прекрасный солнечный день ничто не предвещало неприятностей. К тому же, Куникида никогда не верил знакам, и — тем более — гороскопам.

Как оказалось, зря.

***</p>

— Может, вам нужен новый подход? — задумчиво предложил Ацуши. — Мне кажется, двойные самоубийства давно вышли из моды. Ничего удивительного, что никто не соглашается.

— Некоторые вещи никогда не выходят из моды, — возразил Дазай. — Двойные самоубийства — это классика, Ацуши-кун. Более того, традиция, важная часть нашей культуры. Как сакура, самураи, саке и манга.

— Думаю, Ацуши-кун в чем-то прав, — вдруг вмешалась в разговор Наоми, повернувшись к ним. — По себе знаю: молодежь традициями не интересуется. Сейчас все равняются на западные идеалы. Ямато Надэсико вышла из моды, ей на смену пришел новый эталон — сильная, независимая, уверенная в себе женщина.

— Неужели? — скептически выгнул бровь Дазая.

— Конечно! Вы только посмотрите на Ёсано-сан! — Наоми махнула в сторону кабинета Ёсано. — Вот она — образец современной женщины.

Все дружно посмотрели на дверь, за которой Ёсано «лечила» Миязаву. (Для душевного здоровья читателей, мы не будем рассказывать, что именно случилось с Миязавой, раз ему потребовалась помощь доктора). В наступившей тишине донесшийся оттуда крик прозвучал особенно пронзительно. Наоми откашлялась, оглянулась на Дазая и сказала:

— Теперь вы понимаете, в чем проблема, Дазай-сан? Ваши методы безнадежно устарели.

Дазай несколько секунд молчал, потом задумчиво потер переносицу, вздохнул и развел руками:

— Пожалуй, мне и правда надо попробовать новый подход. Может, спрыгнуть из кабинки колеса обозрения? Броситься под поезд в метро?

Сосредоточенный на своих планах Куникида перечеркнул отведенные на гокон пять дней, исправив на десять. В конце концов, надо брать в расчет реальные цифры и сроки, подумал он и принялся решать в уме уравнение. «Если за неделю я встречусь с пятьюдесятью женщинами вместо двадцати пяти, и хотя бы каждая восьмая будет соответствовать по меньшей мере четверти пунктам моих требований, то шансы жениться до конца года вырастут на семь целых и три десятых процента», — подумал он и мечтательно посмотрел на окно. Все окна в их офисе — как, впрочем, и во всем здании, — были перебиты во время последнего дела. Увы, но вырученных за это дело денег хватило лишь на то, чтобы вставить стекла соседям.

К счастью, в город пришло лето, и разбитые окна беспокоили не так сильно, как могли бы. Разве что приходилось прислушиваться к синоптикам и перед уходом домой убирать все документы в шкафы и столы.

Впрочем, успокаивал себя Куникида, все могло бы быть гораздо хуже. К тому же, если до конца месяца обойдется без форс-мажоров, то...

— Тогда решено! — тем временем воскликнул Дазай, с энтузиазмом хлопнув кулаком по ладони. — Этим, пожалуй, я и займусь!

— Только попробуй завтра снова опоздать! — машинально сказал Куникида, отвлекаясь от размышлений о том, как втиснуть десять гоконов в семь дней. Обернулся, но увидел только закрывающуюся дверь и вздохнул. Он уже давно потерял надежду на то, что Дазая получится обучить хоть какой-то дисциплине. Скорее «Сони» разорится. Или в июне пойдет снег.

Куникида покачал головой, снова открыл блокнот и вдруг застыл.

Что-то в словах Дазая настораживало. В голове зазвенел тревожный звоночек, до боли похожий на натужное дребезжание колокольчика, висевшего над входной дверью кафе на первом этаже.

— Так. — Куникида до боли сжал в пальцах карандаш. — Что Дазай только что сказал?

Он медленно и строго оглядел сонное помещение и остановил взгляд на Ацуши. В ответ тот недоуменно сдвинул брови.

— Кто, Дазай-сан? Да ничего особенного… — начал было Ацуши и оборвался под суровым взглядом Куникида, который сжал карандаш еще крепче и повторил:

— Ацуши. Что он сейчас сказал?

— Ч-что-то про надвигающийся фестиваль… Про дело студента по обмену… Про то, что с нового года цены на бинты поднялись на десять процентов… — заметно нервничая, начал перечислять Ацуши. — Про то, что на днях пытался залезть в клетку с тигром, но ему помешали сотрудники зоопарка...

— Нет, нет, все не то, — пробормотал Куникида, потирая переносицу. — Что он сказал самым последним? Что хочет спрыгнуть с колеса обозрения?

— А, это, — сразу успокоился Ацуши. — Нет, Дазай-сан решил, что броситься под вагон поезда метро легче.

Карандаш в руке сломался.

— Что?! Почему вы его отпустили? Почему никто его не остановил?!

— Не понимаю, чего ты так кипятишься, — пожала плечами Ёсано, выходя из кабинета. Ее перчатки были испачканы кровью, как и белый халат. Красные брызги придавали ей сходство с маньяком-убийцей. Впрочем, все в агентстве уже давно к этому привыкли. — Это не первая и не последняя его попытка суицида.

— Она будет последней для нас, если мы не остановим этого придурка!

— О чем вы, Куникида-сан?

Самые страшные предположения Куникиды могли вот-вот стать явью. Пока он, сипло кашляя, пытался побороть спазм, сдавивший горло, за него ответил Рампо:

— Думаю, Куникида говорит о том, что родственники самоубийцы, из-за которого транспортная компания терпит убытки, вынуждены платить штраф. Конечно, в том случае, если удастся установить его личность.

— И как это касается нас? — выгнула бровь Ёсано. Она стянула перчатки. скатала и ловким движением отправила их в мусорную корзину, словно миниатюрный мяч. — У Дазая нет родни. Ну, насколько мне известно.

Куникида, который все никак не мог успокоиться, тяжко вздохнул.

— Бывали прецеденты, когда в отсутствие родственников к ответственности привлекали работодателя, — пожал плечами Рампо. — Если удавалось доказать, что самоубийство стало следствием переутомления, производственной травмы или давления со стороны работодателя.

— Только этого нам не хватало, — закатила глаза Ёсано.

— Уверен, Дазай постарается остаться неузнанным, — успокоил ее Рампо.

— Иными словами, вас не волнуют судьбы тысяч людей, которые из-за этого безалаберного придурка опоздают на работу? — вопросил Куникида, к которому от возмущения даже вернулся голос.