11 (2/2)

— Ваш заказ, — тем временем Люси вернулась и хмуро поставила перед Дазаем стакан с янтарной жидкостью. — И я сто раз просила не называть меня «дорогая».

— «Милая» тебе нравится больше? — усмехнулся Дазай. — Или, может, «крошка»?

Куникиде показалось, или на этих словах Чуя вздрогнул?

— Мне никак не нравится, — отрезала Люси и с достоинством удалилась.

Дождавшись, пока она окажется вне пределов слышимости, Чуя фыркнул:

— Удивительно, как тебя до сих пор не засудили за домогательства.

Со своего места Куникида почти не видел его лица, зато видел покрасневший кончик уха.

— Ревнуешь? — Дазай залпом осушил стакан виски, даже не поморщившись, и с интересом уставился на Чую.

— Мечтай, — отозвался тот, однако голос его прозвучал несколько натянуто.

Неужели Чуя и правда ревновал? Из-за того, что Дазай заигрывает с Люси? Как бы Чуя не пытался изображать безразличие к происходящему, получалось у него плохо. Куникиде не нужно было видеть его лица, чтобы это понимать.

Словно в подтверждение его мыслей, Дазай сказал:

— Знаешь, Чуя, актер из тебя никудышный. Даже Куникида раскусил бы твой блеф. Или ты настолько ко мне неравнодушен, что не можешь держать себя в руках?

— Захлопнись, — рявкнул Чуя, и деланное спокойствие слетело с него, словно пожелтевшая листва с порывом осеннего ветра. — Какого хрена тебе от меня нужно?

— Мне? От тебя? — Дазай рассмеялся. — Не льсти себе. От тебя мне никогда ничего не было нужно. Это ты вообразил себе невесть что и бегал за мной как собачонка.

Злой румянец, заливавший щеки Чуи, схлынул, сменившись бледностью.

— Заткнись.

— Правда глаза колет? Сейчас тебя должен волновать Куникида, но, похоже, мыслями ты далек от своего бедного суженого. Интересно, что бы он подумал, если бы сейчас слышал твою ревнивую истерику? Уверен, его сердце бы было разбито.

Губы Дазай кривила усмешка. Куникида, прекрасно слышавший каждое слово, скорее хотел разбить себе лоб, но увы. Их укрытие требовало соблюдать относительные тишину и неподвижность.

— Наши с Куникидой отношения тебя не касаются.

— Еще как касаются: неужели ты и правда считаешь, что меня не должно волновать благополучие моего дорогого напарника?

— Я тебя умоляю, — закатил глаза Чуя. — В отличие от меня ты, может, и хороший актер, но сейчас твою игру раскусил бы даже Куникида. Тебя не волнует никто, кроме тебя самого. Не припомню, чтобы ты хоть немного беспокоился обо мне, когда мы были напарниками.

— Умолять надо не меня, а нашего милого наивного Куникиду.

— Это было образное выражение!

Дазай опустил взгляд, провел кончиком пальца по ободку пустого стакана. Сейчас он был похож на беззаботного прожигателя жизни, который завалился в бар к друзьям, выпить среди недели.

— К слову, подставка для шляп, меня всегда волновало благополучие моих напарников. Пусть даже временных.

Чуя напрягся, Куникида — тоже. Вот оно! Сейчас Дазай должен раскрыть свои истинные чувства, после чего они с Чуей помирятся. Возможно даже сольются в поцелуе, хотя лучше бы им этого не делать. Иначе придется вылезать из-под стола и прочитать им лекцию о недопустимости открытого проявления пылких чувств на публике. Особенно когда рядом дети. Эти мысли промелькнули в голове Куникиды за короткую паузу, которую сделал Дазай в лучших традициях драматического театра.

Но мысли, к сожалению, не материальны, и следующие слова Дазая, сказанные гаденьким уничижительным тоном, безжалостно растоптали все планы Куникиды:

— Но ты — исключение.

Возможно, Куникида ошибся относительно того, что Чуя не отличается терпением. Вот сейчас он все еще сидел за столиком, глядя прямо перед собой и сжимая пальцы на ручке кружки. У самого Куникиды уже руки чесались — так хотелось придушить Дазая. А ведь объектом его издевки был даже не он.

— Можно подумать, меня когда-то заботило твое благополучие.

— И кого ты пытаешься обмануть своей жалкой бравадой? — фыркнул Дазай. — Я вижу тебя насквозь.

— Заткнись уже, — процедил Чуя.

— Ну хоть в ответах ты постоянен.

— Кто бы говорил про постоянство.

— Ну, я никогда не утверждал, что хочу чего-то постоянного. В отличие от тебя.

Лицо Чуи напоминало лишенную эмоций маску. Он все еще сидел на месте, ничего не делая, даже не шевелясь, но напряжение, исходившее от него можно было почувствовать. Пожалуй, Куникида бы сказал, что оно было настолько плотным, что его можно было резать ножом. Тем самым, который только что оторвался от стола и завис в воздухе, вместе с остальными приборами.

— Ну зачем же так эмоционировать, — фыркнул Дазай. — Думай не обо мне, а о своей половинке.

— Последнее предупреждение: заткнись, — выдавил Чуя, — или я за себя не отвечаю.

Дазай, как ни странно, послушался. Откинулся на спинку стула, сложил руки на груди и теперь с интересом наблюдал, как Чуя осторожно, словно находится в фарфоровой лавке, поднимается и идет к выходу. Пустой стакан из-под виски, который больше ничто не удерживало на столе, тоже оторвало от поверхности. Куникида с ужасом понял, что еще немного и стол, под которым они прячутся, тоже поднимет в воздух.

— Не садись сейчас за руль, крошка, — вдруг сказал Дазай в спину Чуи. — Ты же только недавно поменял машину.

— Катись к черту, ублюдок, — сказал Чуя, не оборачиваясь. В загустевшем воздухе тонкий звон колокольчиков звучал скрежетом. — Я тоже вижу тебя насквозь.

Стоило Чуе выйти из ресторана, как на мгновение воцарилась тишина, словно затишье перед бурей, а потом все зависшие в воздухе предметы — тарелки, приборы, бокалы и чашки — с оглушительным грохотом упали вниз.

Ацуши испуганно подпрыгнул и стукнулся макушкой о стол, Акутагава, как ни странно, даже не дернулся. Куникида вздохнул и сосчитал до десяти.

На счет «восемь» раздались хлопки одиноких аплодисментов.

— Браво, Куникида-кун, — протянул Дазай. — Надеюсь, спектакль тебе понравился. Хотя, признаться, места можно было выбрать получше.

Видимо, Дазай давно заметил их укрытие. А может, как Акутагава и говорил, Дазай действительно раскусил план Куникиды с самого начала? Что ни говори, а в плане интриг и манипуляций ему не было равных.

Куникида со всем достоинством, на которое только был способен, вылез из-под стола и отряхнулся. Потом оглядел масштабы катастрофы. Как ни странно, разбитым оказался всего один стакан — стакан, из которого пил Дазай.

— Еще под венец ступить не успел, а уже прячешься от суженого, — с наигранным разочарованием протянул Дазай, поигрывая осколком. — А теперь представь, какой апокалипсис Чуя устроит, если однажды ты вернешься домой со следами помады на воротничке...

— Обязательно было доводить его до такого состояния? Тебя, конечно, мало заботят чувства окружающих, но сейчас вел себя как настоящий м… м… мелочный человек. — Куникида устало потер переносицу. Произнести то, что вертелось на языке, он не смог. — Если бы все закончилось разгромом, мне бы пришлось вычесть стоимость ремонта из твоей зарплаты…

— Режиссер отвечает за постановку. Актеры просто действуют по сценарию. Играют свои роли. Иногда — импровизируют.

Куникида хотел было возразить, но понял, что, к сожалению, Дазай в чем-то прав. Вина Куникиды в данной ситуации однозначно была.

Мимо проплыла Люси, которая принялась невозмутимо собирать со столов таблички «Зарезервировано». Глядя на нее, Дазай фыркнул:

— Ты даже над декорациями поработал. Снимаю шляпу, — он шутливо поклонился, потом перевел взгляд на Ацуши и Акутагаву. — Нет, вы только посмотрите, — деланно возмутился он. — Куникида-кун, как тебе не стыдно? Мало того, что ты прятался от Чуи, так еще не один! Вот уж не думал, что ты — скрытый лоликонщик.

— Д-дазай-сан, все не так! Мы просто хотели помочь вам с Чуя-саном… — начал Ацуши, но осекся из-за толчка от Акутагавы. Взгляд Дазая потяжелел.

— Пожалуй, я разочарован. Особенно меня поразил ты, Акутагава. Вот уж не думал, что ты будешь заниматься подобной ерундой. Да еще и из рук вон плохо.

— Простите, — коротко сказал Акутагава. — Этого больше не повторится.

— Естественно, — железным тоном ответил Дазай, и Акутагава вытянулся в струнку, словно солдат на плацу.

Куникида поспешил вмешаться:

— Дазай, перестань срываться на детей. Они не виноваты в том, что ты сам не в состоянии разобраться со своей личной жизнью.

— Личная жизнь должна оставаться личной, — веско сказал Дазай.

— Что-то не припомню, чтобы тебя это волновало, когда ты пытался саботировать мои свидания с Чуей!

— Куникида-кун, как ты можешь! Я всего лишь хотел тебе помочь.

— А ты думаешь, мы хотели противоположного?

— Ну, чего бы вы ни хотели, Чуя вряд ли оценил попытку. И если он узнает о твоем участии, то лучше не попадаться ему на глаза ближайшие… годика три, нет, лучше пять. Чуя страшен в гневе. И память у него хорошая.

— Но Чуя-сан же не видел нас, — сказал Ацуши.

— Чуя, конечно, сообразительностью не отличается, но он же не полный идиот. Когда он перестанет злиться и сложит два и два, то обязательно поймет, что Куникида-кун опоздал не просто так. А вот об участии Ацуши и Акутагавы, если вам повезет, он никогда не узнает. И, кстати, вы же понимаете, что если бы он вас обнаружил, то одними только увечьями дело бы не ограничилось? Поэтому мне пришлось постараться и вывести Чую из себя, чтобы он сосредоточился только на мне. Так сказать, принять удар на себя. Цените мои старания.

Слов, чтобы ответить лучившемуся самодовольством Дазаю, не осталось. А те, которые остались, не стоило произносить даже мысленно.

Молча выйдя на улицу, Куникида глубоко вдохнул. В воздухе пахло сыростью и озоном. «Похоже, скоро начнется дождь», — заметил он, глядя на серые, набухшие тучи, которые стремительно сгущались над городом. Словно в подтверждение его мыслей, где-то вдалеке грянул гром. Куникида никогда не отличался приверженностью к суевериям, но сейчас это показалось ему дурным знаком. Он вытащил из кармана телефон, чтобы отключить беззвучный режим. Экран загорелся от входящего звонка. Увидев имя Чуи, Куникида замешкался. Подавив малодушный порыв проигнорировать звонок, он снова глубоко вдохнул и хотел было ответить, но не успел.

Через несколько секунд Куникида получил смс о новом голосовом сообщении. На дисплей упала первая робкая капля дождя. Смахнув ее, Куникида набрал свой автоответчик.

— Предупреждаю в первый и последний раз: держись от меня подальше. И вообще забудь о моем существовании, — в голосе Чуи слышался неприкрытый гнев. — Если я замечу, что кто-то из вашего вшивого агентства крутится рядом, то я за себя не отвечаю. И плевать мне на мирный договор.