8 (1/2)

Сдаваться Куникида не собирался, поэтому вскоре предпринял еще одну попытку сблизиться с Чуей. В отличие от прошлого раза, тот не упрямился — согласился на еще одну встречу, хоть и без особого энтузиазма.

Положив трубку, Куникида набросал в блокноте примерный план свидания (всего лишь девять пунктов). Наученный горьким опытом, он уже знал, что Чуя не из тех, кто согласен на расписание, рассчитанное по минутам. Пожалуй, лучше оставить им немного свободы — минут десять-двенадцать. Впрочем, это не означало что Куникида не собирался подготовиться к встрече…

И вот теперь он рассказывал Чуе историю того места, куда они направлялись, и тот слушал — вполне благосклонно. По крайней мере, не перебивал и кивал. Куникида ощутил, как внутреннее напряжение, которое сжимало внутренности все эти дни, начинает немного отпускать.

— Музей искусств Иокогамы принимает посетителей с ноября тысяча девятьсот восемьдесят девятого года, — вдохновенно вещал он. — Это один из самых крупных музеев Японии. Кроме семи галерей, он может похвастать прекрасным концертным залом, художественными мастерскими, ресторанами и кафе…

Куникида умолк, прикидывая, не слишком ли увлекся, и посмотрел на Чую. Сегодня тот был одет так же как и обычно, но, похоже, как и Куникида чувствовал себя свободнее. Все-таки, напомнил себе Куникида, для них это уже третье свидание.

— Спасибо за информацию, Куникида, — сказал тем временем Чуя. — Кстати, не подумай, что я против, но где ты потерял забинтованного дебила?

— У нас уже третье свидание. — Куникида назидательно поднял вверх палец.

— И?

— После двух первых стало ясно: если ты и представляешь для кого-то в агентстве угрозу, то только для Дазая.

— Я?! — поперхнулся Чуя. — Это Дазай представляет угрозу для окружающих!

— Я был бы очень признателен, если бы ты не оскорблял моих коллег, — твердо сказал Куникида. — И вообще, мы встречаемся для того, чтобы узнать получше друг друга, а не обсуждать Дазая.

— Да, так и есть, — отозвался Чуя спустя несколько секунд. Куникида сделал мысленную пометку: Чуя не стал спорить. Безусловно, он куда уравновешеннее, чем утверждал Дазай (читай: не психованный маньяк), и способен признавать свои ошибки. На волне легкого эмоционального подъема Куникида снова принялся вещать о музее искусств, к которому они направлялись.

Куникида еще раз порадовался собственной предусмотрительности: без подколок и комментариев Дазая Чуя и правда расслабился и перестал походить на шипящего кота. Правда, он частенько оборачивался и оглядывался по сторонам. Профдеформация, наверное...

Они неторопливо шли по парку Гранд Молл, и по расчетам Куникиды должны были выйти к музею через десять минут (если, конечно, скорость шага не изменится). Десяти минут как раз хватит на краткий экскурс в историю музея и на рассказ о главных его достопримечательностях.

— Особого внимания заслуживает фотогалерея, ведь именно здесь, в Иокогаме, началась популяризация фотографии…

Куникида отметил, что Чуя снова озирается по сторонам, и решил-таки спросить:

— Все в порядке, Чуя-сан?

— В полном, — пробормотал тот. — Просто мне кажется, что за нами следят.

Куникида огляделся, но не заметил ничего необычного. Похоже, самое время, чтобы заговорить с Чуей о смене профессии.

— Думаю, проблема в том, что ты занимаешься противозаконной деятельностью, — наставительно сказал он.

Чуя резко остановился и недобро покосился на Куникиду:

— Что ты имеешь в виду?

— Ты живешь в постоянном напряжении, поэтому теперь тебе кажется, что за тобой следят, — пояснил Куникида. — Другое дело я — у меня нет навязчивых мыслей. А все потому, что я — законопослушный гражданин, который исправно платит налоги и никогда не нарушает закон!

— Какие к черту навязчивые мысли? — нахмурился Чуя. — Ты это к чему?

— Вот если бы ты работал, скажем, в булочной, а не был одним из верхушки главной преступной группировки Иокогамы…

— Хочешь сказать, что у меня паранойя?

— Хочу сказать, что ты так привык к опасности, что ищешь ее повсюду. Даже в обычном мирном парке, где гуляют мамы с детьми и возлюбленные.

Вокруг было не особенно много людей, в основном — мамочки с колясками и парочки. Куникида с Чуей ушли в сторону от главного туристического маршрута и теперь наслаждались тишиной и умиротворением. Впрочем, похоже, наслаждался только Куникида. Он покачал головой и продолжил:

— Нельзя жить одной только работой, Чуя-сан. Работа важна, но ее следует отделять от личного времени. Во всем важна умеренность. Оглядись вокруг! Эти люди пришли сюда, чтобы стать ближе к природе, чтобы отдохнуть от шума и пыли оживленного города.

С этими словами Куникида указал в сторону девушки-блондинки и парня, который прижимал ее к дереву, словно пытаясь спрятать от чужих глаз. Похвально, конечно, хотя с их стороны весьма эгоистично демонстрировать всем свои отношения... Куникида поправил очки и заметил:

— О времена, о нравы! Первая любовь — это еще не оправдание тому, чтобы разлагать моральные устои публичным объятиями. Сегодня объятия, а завтра что? Так и до эксгибиционизма не далеко…

Во время этой пламенной тирады Чуя молчал, округлив глаза. А вот благообразные старушки, сидевшие на скамейке, одобрительно закивали и наперебой стали говорить о том, что с каждым годом молодежь становится все развращеннее. Как же хорошо, что еще встречаются такие сознательные молодые люди, как Куникида! Куникида расправил плечи и шагнул в парочке, обнимающейся у дерева, — чтобы прочитать им лекцию о правилах поведения в общественных местах.

— Разве можно так явно выражать привязанность? — строго спросил он. — Вы смущаете окружающих. Приличные юноши и девушки должны ограничиваться тем, что держатся на людях за руки.

Девушка, прижатая к дереву, испуганно пискнула, и Куникида оказался лицом к лицу с красным от смущения Ацуши. А к дереву его прижимал не кто иной, как Акутагава.

— Ацуши?!

— Куникида-сан… это не то, что вы подумали, — пролепетал тот.

— Заткнись, оборотень, — буркнул Акутагава. Он тоже покраснел — кончики ушей пылали так, словно их натерли жгучим перцем.

— Ацуши, я был о тебе лучшего мнения. — Справившись с удивлением, Куникида снова поправив очки и достал блокнот. — Придется вставить в расписание беседу о твоем поведении.

— Куникида-сан… я не… мы не… Акутагава просто...

— Ни слова, — перебил Куникида, делая пометку в блокноте, повернулся к Акутагаве и задумчиво хмыкнул. — Акутагава-кун. Учитывая ситуацию, тебе беседа не помешает. Ты свободен в среду… скажем, в три двадцать?

— А ты что тут делаешь, Акутагава? — спросил подошедший Чуя.

— Гуляю, — сквозь зубы процедил тот. — И ни на какие беседы я не подписывался.

— Пожалуй, придется включить пункт про безопасный секс и венерические заболевания… — продолжал Куникида.

— Куникида-сан… — простонал Ацуши, все еще прижатый к дереву. Кажется, на ногах он удерживался только благодаря этому.

— Или ты хочешь, чтобы про них тебе рассказала Ёсано? Или, еще хуже, чтобы лечила после?

Ацуши совсем побледнел и спрятал лицо в ладонях. Акутагава вряд ли знал, кто Ёсано такая, поэтому перспектив не оценил. Куникида как раз раздумывал, чем бы припугнуть его, когда из кустов снова послышался смешок.

Чуя напрягся и с нечеловеческой скоростью метнулся к кустам. Послышались ругательства — старушки заохали, Куникида схватился за сердце, — и через несколько секунд из кустов появился Чуя, волочивший за собой Дазая.

— Дазай?! — удивился Куникида. — А ты что тут делаешь?!

— Шпионит, конечно, — удовлетворенно выдохнул Чуя, швырнув Дазая Куникиде под ноги, словно какой-нибудь мешок с песком.

— Не шпионю, а приглядываю, — возразил Дазай. — За Куникидой-куном. А то вдруг любовь ударит ему в голову и он забудет, с кем имеет дело?

— Дазай, — начал Куникида очень спокойно, — мы же обсуждали это. И потом, как ты мог вовлечь в свои игры детей?! — Он кивнул на Ацуши и Акутагаву. — Это совершенно безответственно!

— Дети практикуются в слежке, — сказал Дазай и ойкнул — Чуя впечатал мысок ботинка ему в бок, после чего повернулся к Куникиде и воинственно вскинулся:

— Ну и у кого теперь паранойя? Я ведь говорил, что за нами наблюдают!

— Не за «вами», — поправил Дазай, — а за Куникидой-куном. Для нас лично ты не представляешь никакого интереса.

Чуя снова попытался его пнуть, но Дазай быстро поднялся на ноги.

— Ах, Чуя, ты совсем меня не любишь, — совершенно не смутившись, пропел Дазай и стряхнул с плаща травинки. — Это можно счесть нападением на члена детективного агентства и расторгнуть союз с Портовой мафией. Ах, что скажет Мори…

***</p>

К тому времени, как Куникида утихомирил Чую и избавился от Дазая, они ощутимо выбивались из графика. По дороге к музею Куникида то и дело поглядывал на часы и пытался не ускорять шаг. Чуя и без того шел быстро; не хотелось, чтобы у окружающих создалось ощущение, что они играют в догонялки…

— Вот же свинья забинтованная! — возмущался Чуя даже тогда, когда они подошли к кассе. — Джеймс Бонд недоделанный!

Куникида понимал возмущение Чуи и даже в чем-то разделял его, но не кричать же об этом на весь музей!

— Следит он за тобой, подумать только! Тебе что, пять лет?!

Куникида почувствовал, как на груди теплеет — как ни крути, а Чую возмутило то, что Дазай перегибает палку со своей опекой.

— Можно подумать, я идиот и убью тебя при толпе свидетелей! Да если бы я хотел, от вашей конторы бы остались одни руины! — Чуя зло прищурился, а потом сказал с ноткой мечтательности в голосе: — А уж с каким удовольствием бы я размазал Дазая...

Или совсем по другой причине. Куникида вздохнул и поправил очки.

— Я понимаю твое негодование, — сказал он, — и разделяю. Но здесь не время и не место.

Чуя сверкнул глазами, но стиснутые кулаки разжал и шумно задышал, пытаясь успокоиться.

Впрочем, какая-то польза от его тирады была: все, кто стоял в очереди перед ними, разбежались. Видимо, впечатлились убийственной мечтательностью, волнами расходящейся от Чуи.

— Предлагаю начать с выставок, — сказал Куникида, — а потом осмотреть постоянную экспозицию.

— Мне все равно.

— Тогда нам туда.

Чуя кивнул и пошел туда, куда указал Куникида — да так быстро, что полы пиджака у него за спиной развевались. Куникида потер переносицу и поспешил следом.

— Обрати внимание на прекрасные формы главного зала, — начал он. — Здесь весьма гармонично сплетаются разные фигуры. — Чуя даже не обернулся. — Архитектура залов выгодно обрамляет любую форму искусства, будь то скульптура или картина…

Куникида запыхался, пытаясь не отставать от Чуи, но все же старался вкратце рассказывать обо всех шедеврах, что встречались им на пути. Спустя несколько минут Чуя немного остыл — а может, ему просто не нравились картины эпохи Возрождения. Сделав очередную мысленную пометку об особенностях своего суженого, Куникида перешел к работам художников-авангардистов.

— Посмотри сюда, Чуя-сан! Разве резкость мазков и размытость деталей не заставляет задуматься о хаосе, царящем повсюду? Синяя линия преломляется под острым углом, а красная обрывается в нескольких миллиметрах... Я четко вижу попытку художника упорядочить этот хаос.

— Упорядочить? — впервые откликнулся Чуя, коротко усмехнувшись. — Хаос нельзя ни упорядочить, ни обуздать.

Куникида, обрадованный тем, что Чуя наконец принял участие в беседе, хотел было перечислить восемь аргументов, подкрепляющих его мысль, но в следующую секунду музей пронзил звук пожарной тревоги.

— Что за нахрен?.. — нахмурился Чуя, но выучка взяла свое — он вытащил руки из карманов. Весь его вид говорил о том, что он готов к любым неожиданностям.

Посетители на несколько секунд замерли, потом отмерли и бросились к пожарному выходу. Началась давка, какая-то женщина упала, и Куникида не смог оставаться в стороне.

— Не стой без дела, — сказал он Чуе и бросился к толпе. — Только попрошу без жертв.

Чуя выгнул бровь — словно не мог поверить в то, что слышит, — но все же возражать не стал. Некоторых, самых ретивых паникеров отодвинуло на несколько шагов, стоило Чуе к ним прикоснуться.

После того, как удалось навести относительный порядок — не без помощи Чуи и материализованного рупора — и организованно вывести людей на улицу, Куникида чуть расслабился. Впрочем, по-настоящему расслабляться было рано: нужно проверить, все ли посетители вышли из здания, и не требуется ли помощь с ликвидацией пламени…