Глава 10. Слезы в огне (1/2)
С утра Тенген снова плакал. Кажется, слезы не отпустили его даже на ночь, потому как подушка была влажная, а нос неприятно заложило. Какого черта он вообще плачет? Слезы катились сами собой, ни в какую не желая прерываться. Не помогла даже короткая вечерняя медитация для снятия напряжения и стресса. А может, это не он плачет, а тело Пламенного столпа? Странное объяснение показалось пока самым логичным.
Проснулся Тенген поздно. Вчера Кёджуро велел ему спать подольше после пережитого стресса и куда-то ушел до самой ночи. Наверняка торчал где-то со своим Камадо… Однако стресс и не собирался заканчиваться. Тело словно стало еще немного теплее. Проклятые слезы все лились и лились. Поднявшись с кровати и жмыгая носом, «Пламенный столп» увидел на столе завтрак и записку от Кёджуро, в которой было сказано, что тот ушел тренироваться с Камадо, а Тенген не должен забыть про капли после еды. Желудок мерзко засаднило от голода. Это тело было до ужаса прожорливым и постоянно хотело есть. Скорее всего, дело было в температуре, ведь надо же ее как-то поддерживать.
Покончив с едой, которая совсем не радовала своей пресностью, Тенген оделся в юкату, вооружился очками и пошел в купальню. Еще и спина опять болит… Он мечтал только о том, чтобы никто не встретил его по дороге и не спросил, почему он плачет. Непременно решили бы, что боль доканывает.
***</p>
Кёджуро сидел на коленях напротив своего тсугуко, сложив руки на груди, и выкрикивал команды. Его голос эхом разносился по пустому тренировочному залу.
— Не дыши! Не смотри! Не слушай! Молчи! Справа! Наверху! Под нами! Раненый! Много раненых! Пришел столп! Ловушка!
Камадо быстро и без запинок менял жесты, демонстрируя прекрасную мышечную память. Их тренировка подходила к концу, скоро должна была начаться растяжка, которой он страшно боялся.
Боялся, однако, зря. Кёджуро быстро выяснил все болевые пороги в разных участках тела и тянул тсугуко аккуратно и постепенно. Девочки-работницы поместья были правы: «Не нужно бояться Ренгоку-сана». Камадо жмурился и смущался, чувствуя прикосновения рук Тенгена, и изо всех сил старался абстрагироваться. Наставник раздвигал ему ноги на все направления, выгибал и наклонял туловище, выкручивал руки, заводя их за спину. Камадо против воли начал заводиться и мысленно ругал себя за это, ведь трогающее его тело принадлежало столпу Звука.
— Мальчик мой, это твое сердце так стучит?
— Д-да, Ренгоку-сан, простите…
— Ничего, это я еще не привык к своему слуху, — усмехнулся наставник.
— Ренгоку-сан, а Вы теперь все-все слышите?
— Нет, мальчик мой, признаться, видеть намного приятнее, чем слышать. Поначалу я совсем глох от окружающего мира, но Тенген научил меня приглушать слух. Получается неважно, но я стараюсь изо всех сил. Я против воли едва не подслушал много разных вещей, и мне было очень стыдно. Ему тоже сложно с моим зрением, он вчера купил очки…
— Я еще не видел Вас в очках, наверное, Вы смотритесь очень хорошо.
— Едва ли…
После растяжки Кёджуро увел своего тсугуко в сад, подальше от посторонних глаз. Приближение осени ощущалось так слабо, что даже Камадо по запаху едва-едва мог его уловить. Природа вокруг все еще была в цвету и радовала глаз. Мечники по-турецки сели на теплую землю напротив друг друга.
Медитации тоже были неотъемлемой частью подготовки. Погружаясь в транс, охотник мог прочувствовать свое тело на новом уровне и развивать контроль жизненных процессов. В медитациях они «протаптывали новые тропинки к своим возможностям», как любил говорить Кёджуро.
Но Камадо упорно не мог войти в нужное состояние. Он пытался выдерживать полную концентрацию, но она тут же рассыпалась под ударами тревожных мыслей. Стоило ему дать волю своему сознанию и спустить их с поводков, они вгрызались в него, словно дикие псы. Слова Ренгоку о том, что они слишком разные. Что им воспользовались. Обвинения, что он забыл о сестре. Чем он занимался, пока она в обличии демона сидела в поместье Бабочки? Стыд ожег Камадо изнутри. Он встряхивал головой, но это приносило облегчение лишь на несколько секунд.
— В чем дело, Камадо? — послышался сквозь пелену негативна и тревоги голос Узуя.
— Ренгоку-сан, я… я не могу сосредоточиться…
— Во время медитации нужно думать о том, что для тебя важно всего на данный момент, иначе эффекта не будет. Отвлекаясь на посторонние мысли, ты затренируешь неверные рефлексы своего тела.
— Я понимаю, простите… Я буду стараться лучше!
Танджиро ненадолго встретился глазами с наставником. Конечно, Ренгоку слышал, что попытки тсугуко целиком и полностью провальные. А Камадо, в свою очередь, ощущал от него запах беспокойства. Неужели у столпа тоже не выходит? А что, если их одолевают одни и те же мысли?
— Ренгоку-сан, — Танджиро снова открыл глаза, сдаваясь своему безобразному состоянию. — Сейчас Вы для меня важнее всего. Когда у меня было видение… мне привиделась госпожа Тамаё. Она сказала, что я все упустил, и Незуко теперь останется демоном… Она убила человека и съела его, — юный мечник провел ладонью по лицу. — Я видел, как Аказа одержал над Вами победу… И потом… потом Вы сказали, что никогда не будете с таким как я. Мы с Вами слишком разные. Вы потомок династии истребителей, а я… я ничто по сравнению с Вами. Вы получили от меня то, что хотели, и теперь пора идти… дальше, - Камадо едва слышно всхлипнул и уставился в землю.
Кёджуро слушал его, не перебивая. Похоже, момент расставить точки настал. Как всегда, когда он меньше всего готов. Ну почему убивать демонов он может одним ударом катаны, а разбираться в своих чувствах вынужден неделями, причиняя при этом боль всем вокруг? Ренгоку тяжело вздохнул и потер переносицу.
Камадо, однако, истолковал этот жест иначе и принялся сбивчиво извиняться за свою настырность. Кёджуро мысленно дал себе подзатыльник и подсел ближе, беря тсугуко за непривычно маленькую руку.
— Мальчик мой, это все моя вина. Я, как бы сказал Тенген, блестящий идиот, — но Кёджуро запнулся, поняв, что не может. Жалостливый тон Камадо ненадолго воскрес в голове. Он не может сказать, почему отверг его тогда. Это слишком. Этого нельзя. — Ни в коем случае не допускай мысли, что я воспользовался тобой, это абсолютно исключено! Пойми одну вещь: мы и правда очень разные, но у нас похожие судьбы. Мы с тобой воспитывались по одной догме – защищать слабых, помогать тем, кто нуждается в нас. Меня не останавливает разница между нами, я легко отброшу ее в сторону и поставлю на место любого, кто мне на нее укажет. Камадо, мальчик мой, — Ренгоку вздохнул, с трудом подбирая слова. — Я понимаю твои чувства, твое желание защищать меня, но, пожалуйста, не забывай, что я взрослый человек. Я могу защитить себя. И тебя. Ты не должен ставить меня в центр своей жизни. Заботься обо мне, если хочешь этого, но не делай меня своим смыслом.
Танджиро шмыгнул носом и прижался к груди наставника. Ему было совершенно плевать, что это тело Тенгена Узуя, значение имело только то, что внутри – его Кёджуро Ренгоку. «Столп Звука» обнял его в ответ. Теплое счастье разлилось по сердцу мальчишки. Ренгоку услышал, как оно трепещет в груди, по всему его телу словно летают яркие бабочки, а лицо скромно прячет улыбку. Наконец-то он успокоил все его страхи, осветил своим пламенем его помрачневшую душу.
Вот только в собственной душе еще жила толика мрака. Физическое состояние его тела, которое шарилось где-то в поместье, вызывало опасения. Узуй плакал весь вечер и всю ночь, оставалось надеяться, что с хотя бы утра все будет хорошо. От мысли, что здоровье подкосится окончательно, и тренироваться станет невозможно, Ренгоку готов был позорно дрожать от страха. Истребительство было смыслом его жизни. Впервые мечник задумался о том, кто он без своей формы и катаны.
— Я… я так ценю Вас, Ренгоку-сан. Я буду с Вами, даже если Вы навсегда останетесь в теле Узуй-сана.
— Спасибо, мальчик мой, — прошептал в ответ голос Тенгена. Он немного помолчал и все же решил добавить. — Я тоже видел Аказу. Он пытался убить моего брата и говорил, что у меня есть шанс остановить его. Если бы я попытался, то перерезал бы себе горло.
Руки Танджиро крепче обняли его шею, он едва заметно вздрогнул. Кёджуро успокаивающе погладил его по спине, мол, я здесь и самый живой. Большего он о своем видении не сказал. Что-то внутри упорно не давало выложить эти проклятые карты на стол. Камадо с ума сойдет, если узнает, что перед вылазкой наставник проснулся с онемевшей ногой и мысленно еле докричался до Тенгена. И уж тем более не стоило мальчишке знать о его прошлом. Отстранив тсугуко от себя, Ренгоку аккуратно и быстро поцеловал его в лоб.
— Пока это все, что я могу, мальчик мой. Тенгену не говори, — мечник лучезарно улыбнулся. Танджиро потупил взгляд и залился краской.
— Я чувствую себя очень глупо, Ренгоку-сан…
— Я тоже, мальчик мой. Мы наконец-то поделились тем, что нас беспокоило, но не можем закрепить наше перемирие… — засмеялся Кёджуро, хотя внутри ему был совсем не до смеха.
Их прервал истерический визг Суми со стороны поместья.
— Ренгоку-сан!!! Узуй-сан умирает!!!
***</p>
Узуй оглядел перевязанную правую кисть и начал снимать бинты. Ближе к коже полупрозрачная марля была покрыта расплывчатыми кровавыми пятнами и с легким треском отдиралась от нижележащих слоев. Повязка отправилась в мусорное ведро. Включив воду, Тенген приготовился к щиплющей боли, но не дождался ее. Вода смыла засохшую кровь, и мечник недоуменно уставился на руку. Кожа на костяшках была абсолютно целой. Не осталось даже шрамов. Он внимательно осмотрел кисть, не веря своим глазам. Нормально ли это для Ренгоку? Как много он еще не знает об этом теле…
Закончив мыться, Тенген надел очки и уныло оглядел себя в зеркало. Он старательно промыл глаза под душем, но слезы все равно не останавливались. Стремительно теряя воду, организм требовал ее восполнения. Со вчерашнего вечера до этого момента Тенген выпил больше воды, чем за несколько дней. Еще и проклятый жар будто становился сильнее.
Нет, он со многим мирился. С тем, что тело его друга непривычно маленькое, что волосы еле прочешешь, с его болями после битвы, с его нестабильным зрением, с повышенной температурой и многим другим… Но с этими дурацкими слезами и желанием постоянно пить он примириться уже не мог. Уже второй раз за утро он шел в уборную, прижимая к лицу очередной бумажный платок.
Уборных в поместье Бабочки было две, но одна со вчерашнего дня была закрыта на ремонт, поэтому Тенген держал путь в последнюю, избегая редких людей. Встречать ему было особо некого, но он все равно прислушивался на каждом повороте. Где-то буянил недавно приехавший Хашибира, что-то в тон ему выкрикивала Аой.
«Проклятье!» – мысленно выругался Тенген.
Дверь заперта. Мечник встал спиной к стене напротив и стал ждать, периодически проводя платком по щекам, которые, казалось, скоро закровоточат, и шмыгая носом. Прошло около трех минут. За дверью было подозрительно тихо. Разумеется, звукоизоляция в уборных была хорошая, но Узуй готов был поклясться, что там ничего не происходит. Нужда становилась ощутимее, и он аккуратно постучал в дверь.