Глава 6. Искусство демонической крови. Грезы и слезы (1/2)

— Прости, Зеницу, но я не могу иначе, — взгляд Танджиро был холоден, как озерный лед. — Моя сестра не хочет выходить замуж за такого труса, как ты. Я полностью поддерживаю ее. Я не могу больше ходить за тобой и постоянно защищать тебя. Меня до смерти достало твое нытье. Тут наши пути расходятся. Мы с Иноске и Незуко идем в одну сторону, ты – в другую. Это не обсуждается.

Танджиро отвернулся, держа за руку Незуко, и без оглядки пошел прочь. Хашибира помахал ему и вприпрыжку поскакал следом, растворяясь среди персиковых деревьев.

— Прости, что недооценивал тебя… — Зеницу резко обернулся. В стороне стояли Кайгаку и Куваджима-сэнсэй. Дедуля тепло приобнимал первого ученика за плечо и даже не удостоил Агацуму взглядом. — Если бы я только знал, каким он станет посмешищем, я никогда даже не взялся бы за его обучение. Прости, что так поздно объявляю тебя своим преемником.

— Вы блестяще правы, — Тенген выглядел так, словно съел лимон. — Не стоило мне тратить на него свое время и тем более пускать в свой дом. Ренгоку предупреждал, что мальчишка придурковат, но я, блестящий дурак, не поверил сначала. Большего бездаря этот мир еще не видел. Мне так жаль его друзей. Бедная девчонка Камадо вынуждена терпеть его унылые заигрывания…

Залитый солнцем персиковый сад окутывал Зеницу солнечным светом и восхитительным ароматом спелых плодов. Но чувствовал он только боль. Горячие слезы лились по лицу. Сердце рвало на куски. Они правы. Посмешище. Слабак. Трус. Ничего не стоит. Никому не нужен.

— Зеницу…

Голос милой Незуко заставляет его вскинуть голову. Силуэты растаяли, уносимые теплым ветром. Девушка, настоящая, не демон, стоит в объятиях Иноске. Тот стоит без своей кабаньей маски. Лицо надменное. Смотрит свысока, прямо в блестящие слезами карие глаза, нежно целует Незуко в ушко, гладит по шее, второй рукой сильнее прижимает к себе.

— Зеницу… — тихо говорит Незуко и делает шаг от Иноске в его сторону. — Ты еще можешь стать сильнее. Ничего не кончилось, Зеницу, — она протягивает руку. — Иди ко мне, я знаю, как тебе помочь.

Стоя посреди ночного леса, озаряемый отдаленными языками пламени, Агацума Зеницу заливался слезами. В красивом персиковом саду он в надежде тянул руку к единственной любви, дарующей спасение, в темном сосновом лесу – медленно встал на колени перед крупным валуном и оперся на него руками.

***</p>

Плача Тенген не выносил категорически. Люди плачут, когда умирают близкие. Плачут, когда калечатся. Когда теряют что-то важное. А Тенген был за блестящую жизнь без унылых потерь. Желал своим близким только благополучия и готов был ради него поставить мир с ног на голову.

Три девушки синхронно заливались слезами, сидя на выжженной земле. Грязные, растрепанные, в рваной одежде, забрызганные кровью, покрытые синяками и кровоподтеками. Закрывают лица потемневшими от грязи руками. Горячие слезы чертят на их лицах и шеях дорожки, мешаются с грязью и уничтожают столь утонченную красоту их молодости.

— Мой Тенген… — всхлипывала Хинацуру. — Почему он нас не защитил?

— Он нас больше не любит? Но почему? Разве он не говорил нам, что наши жизни – его главная ценность? — вторила Сума.

— Что мы сделали не так? — Макио посмотрела на двух других жен. — Почему он не пришел? Мы ведь так старались ради нашей семьи…

Тенген закрыл рот руками. Пепелище еще дымилось, щипало глаза, выдавливало слезы.

— Родные, — прошептал Тенген. — Родные мои, я не бросал вас… никогда бы не бросил…

— Лжешь.

Голос вздернул Узуя прямо за сердце. Холодными когтями вырвал желудок. От него веяло смертью. Услышь его, и смерть возьмет тебя следом. Тенген медленно обернулся.

Кёджуро смотрел на него единственным глазом, в котором не было ничего, кроме предательства. Кровь текла по левой стороне лица из раны на лбу, из-под века – глаз разбит мощным ударом. В солнечном сплетении сквозная дыра. Форма под ней на тон темнее от крови.

— Разве ты не говорил мне, что все будет хорошо? Ты врал, Тенген. Ты думаешь только о себе. Любишь только себя. Я слишком много дал тебе. Жаль, что этого не вернуть. Ты можешь только брать. Никогда не даешь чего-то взамен. Посмотри на меня, Тенген. Со мной все хорошо?

Когда он говорил, кровь чертила дорожки на подбородке, стекала на шею, под воротник, капала на дымящуюся землю, шипела и испарялась.

— Будь ты проклят, — процедил голос сзади. Агацума еле ковырял мимо, бросая на наставника злобные взгляды. — Зачем я только перешел к тебе… Я знал, что ты самовлюбленный ублюдок. Я для тебя просто игрушка.

Тенген резко развернулся на месте, отказываясь верить. Пепелище на мгновение опустело. Мужчина завертел головой. Закричал, перечисляя имена, думая, в каком направлении бежать, чтобы хоть кого-нибудь найти.

— Как тебе не стыдно? Как ты смеешь звать нас, после того, что сделал?

Кёджуро стоял на черной земле, словно никуда не исчезал. Хинацуру и Макио стояли по бокам и прижимались к нему, пряча перемазанные кровью и грязью лица, пачкая белое хаори на плечах. Их горестные всхлипывания вонзались в сердце острыми кунаями и ранили больнее, чем что-либо в этом мире. Сума сидели на земле, около Макио, прижавшись к ноге Пламенного столпа. Лицо в ладонях. Неудержимый плач. Они все в одной лодке. Жертвы отвратительного эгоиста.

Зеницу медленно приковылял к ним и упал на землю возле Сумы, пытаясь обнять ее.

— Ренгоку-сан, — заскулил он, глядя на Пламенного столпа снизу вверх. — Пожалуйста, простите, что ушел от Вас… Я не хотел, клянусь, но он заставил меня.

Жены бросают на Тенгена обвиняющие взгляды. Мертвенно бледный Кёджуро разочарованно качает головой, глядя стекленеющим глазом в багряные глаза бывшего друга. Но вдруг... его безвольно опущенные руки поднялись и потянулись к Узую.

— Даже такие, как ты, заслуживают прощения. Иди к нам и докажи, что ты не донца потерян.

— Я иду… Я люблю вас всем сердцем… Я иду...

Каждый шаг закрывал раны Кёджуро, стирал слезы с лиц женщин и наполнял надеждой глаза Агацумы. Зеленая трава пробивалась сквозь погибшую землю. Дым рассеивался, понемногу показывая солнечные лучи этому покалеченному миру. Хинацуру, Сума, Макио и Зеницу протянули руки вслед за Кёджуро, но не двинулись со своих мест.

Хвоя скрадывала звуки шагов. Вытянув руку, Тенген, словно зомби, волочил ноги прямо к обрыву, не слыша бурное течение реки.

— Я иду, мои дорогие… Я с вами…

***</p>

— Невозможно, — покачала головой Тамаё. — Ты сделал слишком мало. Уже поздно что-то предпринимать. Твоя сестра навсегда останется демоном. Лекарства не существует.

— Не может быть, — хором заговорили из воздуха голоса родителей, братьев и сестры. — Танджиро… неужели ты не справился? Наша последняя надежда… Он говорил, что старается изо всех сил, но чем он занимался на самом деле? Он предал свою семью? Мы не винили его в наших смертях, но Незуко… Она ведь зависела только от него, как он мог?..

— Эй, ничтожество!

Танджиро дернулся в сторону и уперся взглядом в насмешливые желто-голубые глаза Аказы. Демон широко улыбался. Левой рукой он держал за волосы стоящего на коленях, окровавленного и избитого до неузнаваемости Пламенного столпа. Правой приставил алый клинок с пламенным узором к его шее. Наставник сдался. Не сопротивлялся, не поднимал взгляд, ждал смерти.

— Ты не помог ему после крушения поезда, — слащаво сказал Аказа. — Не спас его возле реки. Не спасешь и сейчас! Потому что он нужен тебе мертвым, чтобы ты хоть немного подрос над собой!

Танджиро закричал так пронзительно, как только мог. Аказа замахнулся мечом, но за миллисекунду до встречи с чужой шеей время остановилось. Камадо застыл в своем броске, меч замер в волоске от тела. Замерло даже лицо Аказы в одичалом восторге. Только Ренгоку поднял голову и единственным глазом уставился на тсугуко. С окровавленных губ сорвался только один вопрос:

— Таким я тебе нравлюсь?

Реальность схлопнулась, как схлопывается, когда тебя со всей силы бьют по глазам. В носу нестерпимо защипало. Пахло кровью. Озверевшая Незуко отрывала куски мяса от тела убитого ей человека. Саконджи Урокодаки и Томиока Гию вскрыли себе животы. Зеницу обернулся пауком, как и десятки жертв того демона с паучьим телом. «Отец» пауков расплющил голову Иноске в огромном кулаке. Аказа прокусывает губы и любовно целует несопротивляющегося Кёджуро, заставляя глотать свою кровь. Сенджуро Ренгоку под покровом ночи в слезах выпивает яд.

— Мальчик мой?

Неужели померещилось? Камадо распахивает глаза и вцепляется в руку, поглаживающую его лицо. Всем телом чувствуется холод. На бесконечные километры вокруг заснеженный лес, начинается пурга. Кёджуро цел и невредим, держит его в руках, стоя коленями на снегу. Ветер треплет его волосы, колет лицо снежинками.

— Ренгоку-сан, Вы целы… — Танджиро всхлипнул. — Я видел, как… видел, как…

Но наставник прижал палец к своим губам, призывая к молчанию, и горестно покачал головой.

— Камадо, мы с тобой слишком разные, ты ведь всегда это понимал. Я потомственный столп Пламени, а ты просто угольщик. Таких, как ты, сотни. Я быстро потерял к тебе интерес, и ты скоро потеряешь интерес ко мне. Как только я совсем выздоровею, то стану тебе не нужен, ведь ты привык, чтобы все в тебе нуждались. Но я не нуждаюсь в тебе, Камадо. Я взрослый человек, а ты еще совсем мальчишка. Что ты можешь мне дать?

— Но ведь тогда Вы говорили… — горячие слезы согревали щеки. Как Ренгоку может говорить это все с таким добрым выражением лица и держать его на руках?

— Мальчик мой, я просто воспользовался тобой. В порыве чувств можно сказать очень много. Да, мне было хорошо какое-то время, но ведь на этом все. Не тешь себя иллюзиями, что я отныне свяжу с тобой свою жизнь. Не надо забывать, кто ты и кто я. Мне пора.

Кёджуро отпустил тсугуко на снег, встал и просто пошел в лес. Танджиро вскочил на ноги, но снег затягивал его, как трясина. Ноги мучительно вязли, каждый шаг был все медленнее. Он пытался что-то кричать, но за нарастающим ветром не слышал сам себя. А Ренгоку уходил все дальше, пока его силуэт окончательно не растворился в пурге.

Стоящий посреди черных деревьев Камадо нелепо тянул руки в пустоту. Ноги словно приклеились к земле. Он тяжело втягивал в себя воздух, пытаясь уловить направление, куда ушел наставник, но беспорядочный ветер лишил его всех шансов. Наконец, он что-то ощутил. Слабенькую ниточку, едва-едва уловимую. «Нужно туда немедленно! Скорее!».

В режущей ветром пурге он неловко пытался волочиться по вязкому снегу вслед за крохотной зацепкой, а под безразличными звездами – рука вынула катану из ножен. Очень медленно, как в смоле, Танджиро развернул ее острием на себя и приставил к солнечному сплетению.

***</p>

— Ренгоку-сан, Вы что!? Зачем Вы встали? Скорее вернитесь в дом или хотя бы на энгаву! Вам нельзя так далеко ходить! — Камадо стоял около ворот на территории поместья Ренгоку, его взгляд выражал предельное волнение. Мальчишка порывался схватить его за руку и пристроиться сбоку, чтобы не дать упасть. — Не забывайте о том, что сказала Шинобу-сама! Идемте, нужно скорее лечь, иначе Ваши ноги опять перестанут держать. Ояката-сама правильно сделал, сняв с Вас обязанности охотника на демонов, Вы ведь больше не можете уходить далеко от дома! Скорее вернитесь, пожалуйста, не заставляйте меня говорить Вашему отцу, что Вы не слушаете рекомендации. Он страшно рассердится. А Ваш брат? Когда Вы не сможете ходить, мне и ему придется ухаживать за Вами. Давайте скорее вернемся…

Что-то в Камадо было не то. Что-то не то с его силуэтом, голосом, манерой держаться. Мечник словно совсем слегка плыл по краям. Или это так кажется от того, что глаза полнятся слезами?

— Не слушай его, — тихо сказал голос Тенгена совсем рядом. Его теплые руки легли на плечи Ренгоку. — Он всего лишь унылый мальчишка… Он мечтает, чтобы ты зависел от него. Он только и рад знать, что ты без него никуда не денешься и ни с чем не справишься. Послушай меня… Мы с тобой так и не решились сделать последний шаг, Кё… А я бы любил тебя и не допустил бы твоей смерти. Мы бы вместе сели на тот поезд… — Тенген обнял мечника, прижимая спиной к своей груди и согревая дыханием шею. — Успокойся, Кё, пожалуйста, остановись. Взгляни на себя, посмотри, что с тобой сделали. Ты слишком долго был сильным, слишком долго играл в упрямого героя и всех вокруг себя спасал. Остановись. Блестяще подумай о себе. Прости, что я тогда ударил тебя, я не уважал твое решение и твою позицию, но теперь все иначе. Обещаю, я заберу тебя, и мы больше никогда не оглянемся назад… Идем со мной, мое Пламя, и я никогда не дам тебе погаснуть.

Это все нереально? Рука Кёджуро опустилась с лица и взяла ножны. Другая медленно вынула катану.

— Кёджуро!!! На помощь, брат!!!

Визг Сенджуро разрезал возникшую тишину. Камадо скрылся за воротами, Тенген исчез так же внезапно, как и появился. Пламенный столп обернулся к своему поместью. Сёдзи выбиты и разломаны на части. Порог и энгава залиты кровью. «Отец?» Но перед ним стоял полосатый демон.

— Здравствуй, Кёджуро, — широко улыбнулся Аказа. — Что ни говори, а отец у тебя замечательный.

Руки по локоть в крови, та же кровь стекает с губ, добавляя телу новые полосы. Вытянутой рукой он держит за шею брыкающегося Сенджуро. Младший Ренгоку дергался в стальной хватке, пытался пнуть демона и надрывался в попытках докричаться до старшего брата.

— Красивый мальчик, — сказал Аказа, пройдясь взглядом по Сенджуро. — Я бы оставил его себе. Хочешь стать демоном, крошка-истребитель?

Сенджуро жалобно и протяжно заплакал, умоляя Аказу не трогать его, говоря, что брат вот-вот придет за ним.

— Раз не хочешь быть демоном – умри.