Часть 4 (1/2)

— Это...это птица? — спросил Анатолий, после того, как охранники обыскали Прайса, положили птицу на землю и ушли без происшествий.

— Похоже на то, — ответил Джон, снял куртку и положил ее в ногах своей койки. На рубашке проступили мокрые пятна от куртки, а желудок сжимался от голода.

Он взял куропатку и отнес в угол камеры, там, казалось, было много паутины. Птица принялась ходить вразвалку и склёвывать пауков, если находила.

Анатолий таращился на него, переводя взгляд на птицу и обратно.

— Где ты ее взял?

Прайс сел на кровать, позволив ей прогнуться под его тяжестью, поежился, мокрый и холодный.

— Нашел во дворе. У нее сломано крыло, поэтому я забрал ее с собой.

— Охрана не отобрала?

— Может быть, твои льготы и на меня распространились.

— Точно нет, — покачал головой Анатолий. — Меня не бьют только из-за моей работы. Разрешают брать книги. Когда я заканчиваю, они не...— он изобразил удар кулаком, — не так сильно. Вы встречали этих охраников до этого?

— Никак нет. — фыркнул Прайс. Сейчас не имело значение то, что знала разведывательная группа о намерениях и планах Макарова. — По любому, у меня такое чувство, что ”доброе” к нам отношение скоро закончится.

— Может быть. — ответил Анатолий, лицо его было печально. — Перед Оболенским был ещё один пленный лоялист. Они пытали его месяц, пока он не умер. Заболел туберкулёзом. Он был хорошим человеком. Меня сломают легко.

Он вздохнул.

— Если я убегу, то не смогу смотреть в глаза Камарову. Сгорю от стыда.

Прайс подошёл к Анатолию и похлопал по плечу, потрепал легонько.

— Сынок, если ты убежишь, то принесешь ему ценную информацию. А если и нет, то я знаю Камарова — он практичный человек. Хороший мужик. Он тебя не осудит.

— Спасибо, — слабо улыбнулся паренёк.

— Держи.

Прайс вовремя поднял голову, чтобы успеть поймать брошенный ему мешочек перетянутый шнурком. Развязав он увидел внутри мертвых насекомых: улиток, жуков и паучков, немного сушенных цветков. Куропатка издала тихий звук ”кук-кук-кук”, высунув голову из-под ещё влажной куртки капитана.

— Держи, Рокки, — сказал Прайс, подцепив пальцами одного жука и держа его перед клювом птицы. Та секунду смотрела на насекомое, наклоняя голову, прежде чем быстро вырвать его из пальцев человека.

Макаров бросил на Прайса раздраженный взгляд.

— Рокки.

— Его имя.

— Я понял, — проворчал Макаров, держа руку в перчатке на перилах. — Я просто поражен твоим скверным выбором имён. Такой боец, как он, заслуживает хорошего имени. Благородного.

— Например? У тебя есть варианты получше?

— Зефир. Бегущий с ветром.

Прайс пожал плечами, продолжая скармливать птице насекомых, одного за другим.

— Зефир больше похоже на имя орла. Ей больше подходит имя Рокки.

— Нет.

— Если не придумаешь имя получше, ее имя будет Рокки, — заявил Прайс. — Вот так, конец истории.

— Сеня.

”Сеня”

— Э?

— Пушок.

”Пушок”

— Это что-нибудь означает?

— Возможно, это эквивалент английского слова ”пушок”.

— Мило, — усмехнулся Прайс, тихонько посмеиваясь. — Мне нравится. Добавьте немного позерства и назовите его Пушистиком.

Макаров какое-то время разглядывал Джона, полуденное солнце отбрасывало оранжевые блики на его лицо, мешки под глазами никуда не делись.

— Что? — спросил Прайс.

— То, что ты называешь бородой, скоро сожрёт твое лицо, — усмехнулся Макаров.

— Не то, чтобы у меня была возможность побриться в этом забытом богом месте. — закатил глаза Прайс. — Не драматизируй.

— Ты одна сплошная драма, Прайс.

На следующий день Макаров доказал неправоту Прайса, когда повел его - в наручниках и завязанными как всегда глазами - и Юрия в, как оказалось, свою личную ванную комнату. Когда с него сняли повязку, Джон увидел, что хотя комнатка довольно тесная, ее стены не пропускают влагу и выглядит она более ухоженной, по сравнению с обычной камерой. Ванная выглядела, как обычная квартирная, если не обращать внимания на булыжник и камень в стенах и полу.

Туалетные принадлежности на настенной раковине состояли из пластикового стаканчика с зубной щеткой и зубной пастой, машинки для стрижки, одноразовой бритвы, расчёски с мелкими зубьями, ножниц, крема для бритья и лосьона.

— Это ведь не все твое, Макаров? — с поддевкой спросил Прайс. — Не думаю, что ты когда-нибудь расчесываешь свои волосы. Или подстригаешь эту грустную штуку на твоём подбородке.

— Мои только волосы, — пробормотал Юрий, пододвигая стул к раковине. Удивительно, как трое рослых мужчин уместились в такой небольшой ванной.

Макаров жестом пригласил Прайса сесть, прежде чем взять его за подбородок и оглядеть с обоих сторон, приподняв немного. Его бледные пальцы были на удивление тёплыми - Джон предполагал, что все будет наоборот. Как у хладнокровной рептилии. Он почувствовал, как его подбородок снова наклонился вперёд, в исходное положение.

— Ты хоть умеешь стричь бороду-то? — спросил Прайс.

— Я постараюсь не срезать ее, — усмехнулся Макаров. — Прекрати болтать, Прайс. Иначе, я тебя порежу. Нечаянно.

— Только не трогай мои баки. Это моя лучшая часть.

— Посмотрим.

По окончании всего процесса, Джон мог с полной уверенностью, что это были самые худшие в его жизни стрижка и бритьё. До того, как его схватили, он был единственным, кому разрешалось прикасаться к его же бакенбардам - хотя Макмилан бесупешно пытался заставить сбрить этот его кошмар. Много лет назад.

Макаров взял расческу и с серьезным лицом провел ею по растительности на лице Джона. Он чуть не вздрогнул от силы, которую тот приложил к своим движениям, жалея о том, что его персональный набор для ухода за бородой остался на базе ”Манас”. Соуп часто шутил, что они с Прайсом могут запросто открыть свой магазин средств по уходу для мужчин. Хотя лицо его в тот момент было спокойным, даже мечтательным.

Хотя триммера не было, Макарову удалось обойтись машинкой для стрижки, подправив пропуски потом ножницами. После он нанес крем для бритья по границе баков Прайса и на нижней челюсти. Это было слишком интимно, чтобы Джон чувствовал себя комфортно. Юрий открыл кран, и Прайс перевел взгляд на воду, не желая смотреть Макарову прямо в глаза.

Закончив с бритвой, Макаров взял бальзам после бритья.

— Я чаще пользуюсь лосьоном, — произнес Прайс. — Лосьон, потом бальзам.

— Это Юрия, — ответил Макаров. — Его кожа слишком чувствительна для лосьона.

Уши Юрия покраснели и он угрюмо посмотрел на Макарова. Когда они закончили, Макаров ухмыльнулся и, наконец, позволил Прайсу встать. Джон внимательно осмотрел работу этого человека в зеркале, в целом было нормально. Немного коротковато, немного неровно и очень по-дилетантски, но гораздо лучше того, что он ожидал от заточения в ГУЛАГе. Но одна мысль точила его мозг, и он становился таким же угрюмым, как Юрий - он все ещё не был уверен в планах Макарова на него. Не был уверен и старался об этом много не думать. В основном, мысли его занимал побег.

Когда он вернулся в камеру, опять пропустив обед, Анатолий посмотрел на его лицо, подбородок и вопросительно заглянул в глаза. Спустя пару мгновений, глаза паренька загорелись подозрением.

— Я не стукач, — прямо сказал Прайс, матрас под ним смялся, когда он сел. Заметив, что Анатолий все ещё немного насторожен, он пояснил. — Моя родственная душа - ультранационалист.

Засучил рукава и опёрся руками о бедра.

— О нет, — поморщившись протянул Анатолий.

— Не стоит беспокоиться о том, что я дезертир, или стукач, или предатель, — криво улыбнулся Прайс. — Я не из тех, кто бросает все ради взаимной ненависти.

— Может быть, он перейдет на сторону лоялистов? — предположил Анатолий, выглядя растерянным.

Вероятно, это был один из худших случаев родственной души, которые он когда-либо знал.

Джон покачал головой.

— Никаких шансов ни у кого из нас. Мы слишком верны противоположным идеалам.

Для Макарова стало обычным делом появляться в пять вечера во дворе и бросать мешочек с насекомыми. Закончив кормить Рокки, Прайс перекидывал тряпицу обратно мужчине. Игра. С большими ставками.

Прайс чувствовал нарастающую тревогу, которую не мог объяснить. Не похоже было, что это происходило от присутствия Макарова, хотя своими действиями тот добавлял больше дров в топку опасений.

На одной из встреч, Макаров неожиданно спросил:

— Твой отец не мог выполнить желание твоей матери?

— О чем это ты? — Прайс правда удивился.

— Второе имя.

— Учитывая, что он умер раньше ее, то нет, не мог, — протянул Джон. — Какая-то строительная авария. Слышал, что компания ввела новые правила безопасности в результате инцидента.

— Правила техники безопасности написаны кровью, — сказал Макаров. — Как и история.

— Верно, — ответил Прайс, задумчиво почесывая макушку птицы. — Если ты хочешь свои книги назад, то они в камере. Но я уверен, ты уже в курсе.

— В таком случае, Прайс....— Макаров замолчал, прислушиваясь к наушнику в его ухе.

Раздражение мелькнуло на его лице, он бросил несколько резких команд на русском в свою гарнитуру и взглянул на Джона, все ещё гладящего Рокки под своей курткой. Потом просто повернулся и быстро ушел.

Это был последний раз, когда Прайс видел его и Юрия за неделю. И хотя неделя не так уж длина, если смотреть на нее в календаре, это была неделя, которая будто прибавляла по два часа сверху на каждый обычный. Время тянулось, еле плелось, как будто зимние холода заморозилии стрелки часов, а вместе с ними и само время.

Именно после той их встречи, тревога Прайса наконец воплотилась в жизнь. С самого первого допроса его не пытали, что было весьма странно, ведь он был членом SAS и принимал участие в смерти Захаева.

Именно, в эту ночь, когда они с Анатолием обменивались историями о неудачах новичков, раздался громкий крик из-за двери.

— К стене!

”К стене!”