Все знают (1/2)
Минуту душевного штиля прервал окрик Джессики. Ёсан даже толком не понял, чего женщина добилась от Юнхо. Он всё ещё с трудом верил в то, что произошло в их мирке на двоих. Чон был куда более приземлён: он крикнул в ответ короткое «Сейчас буду!» и извиняюще улыбнулся.
— Иди домой. Я вернусь, как только смогу.
— Обещаешь?
— Обещаю, — он чмокнул в уголок глаза, в самое родимое пятно, и, выведя Кана из каморки, поспешил скрыться.
Ёсан тряхнул головой. Он чувствовал себя подростком, познавшим первую взаимную влюблённость. На душе впервые за долгое время стало несказанно легко. Хотелось обнять весь мир: Джессику, Чонхо, даже слюнявого пса с глупой кличкой Дик. Однако, спустившись вниз, это чувство всеобщей приязни испарилось. На кухне, как он сам пару минут назад, сидела Клои и лениво потягивала молоко.
— А, Ёсан-а, ты ещё здесь? — вопрос прозвучал как-то странно. Джессика будто стеснялась его присутствия. Неужели это из-за Клои?
— Я уже ухожу, — поспешил заверить он, смеряя гостью тяжёлым взглядом. Девушка, как видно, тоже была не в восторге от его компании, потому, стоило миссис Чон отвернуться к плите, сбросила маску милой девочки и демонстративно отвернулась от Кана. Тот сразу заподозрил неладное. У Клои был длинный и острый язычок. Кто знает, что она могла наговорить Джессике о Ёсане в отместку за нанесённое оскорбление.
— Ты приходи, если захочешь, сынок, — с натянутой улыбкой произнесла хозяйка дома. То, как она нелепо пыталась избежать зрительного контакта, делая вид, что тщательно натирает стакан, было довольно красноречивым показателем, что за время их с Юнхо отсутствие произошло что-то важное, поменявшее отношение Джессики к молодому человеку.
— Спасибо, — Ёсан, тем не менее, постарался скрыть свою озабоченность, вежливо поклонился и только сейчас вспомнил про деталь, до сих пор ускользавшую от его внимания. — Передавайте моё почтение мистеру Чону. До сви-
Закончить фразу он так и не успел: его прервал звон разбившегося вдребезги стекла. Джессика замерла на месте с таким видом, будто сейчас разрыдается, после чего спешно покинула кухню, пряча лицо в фартуке.
Клои показательно фыркнула, чем вывела Кана из ступора. Кажется, он недооценивал эту простушку и её актёрские данные.
— Что ты успела наговорить? — скрывать свою агрессию Ёсан даже не пытался. Он метнулся к столу и навис на девушкой, продолжавшей попивать молоко.
— Нет, что ты успел наговорить? — она, кажется, вовсе не испугалась. Встала, как ни в чём не бывало, вылила остатки молока в раковину и, ополоснув стакан, поставила его на полку. Кан молча наблюдал за её размеренными действиями, после чего всё же решил спросить:
— Что случилось с мистером Чоном?
— Он умер пару лет назад.
Ёсан хотелось ударить себя. Он, сам того не зная, дал вскрыться ране семейства Чон. Но откуда ему было знать? За всё это время Юнхо и словом не обмовился об утрате. Однако это немудрено: после пьяных откровений разговоры о семье стали чем-то вроде табу, и это можно было понять. Юнхо попросту не о чём было рассказывать. Как старший сын, он наверняка принял на себя обязанности главы семьи, что объясняло его желание хвататься за все дела сразу: Чоны явно были не в том положении, чтобы брезговать лишними деньгами. Разглагольствовать о семейных делах при бешеной нагрузке у него не было ни желания, ни сил.
Осознание собственного проступка отдало горьким вкусом на языке. Он тихо чертыхнулся, не заботясь о том, слышала ли это Клои, и принялся мозговать ситуацию. С одной стороны, хотелось извиниться перед Джессикой, с другой — найти Юнхо и поговорить об этом с ним. Зачем? Просто потому, что сейчас с Юнхо хотелось говорить обо всём, говорить без стеснения и чувства неловкости.
От всех этих мыслей отвлекла Клои.
— Юджин что, тебе не говорил? — она, кажется, намеренно громко задвинула стул и по-хозяйски поправила задравшейся уголок скатерти. — Я, впрочем, не удивлена. Вряд ли он видит в тебе что-то, кроме смазливой мордашки и толстого кошелька.
Ёсан явно недооценивал девушку. На деле Клои оказалась той ещё расчётливой фурией, умевшей умело играть на струнах чужой души. Она наверняка до сих пор не могла простить Кану спектакля в забегаловке и теперь с упоением запустила коготки ему под ребра, больно впиваясь ими в сердце. И пусть молодой человек понимал, что вестись на подобную дешёвую провокацию было ниже его достоинства, хотелось грубо осадить девку, забывшую, где её место.
— Закрой свой поганый рот, сука, — он подскочил сзади и резко схватил за шею. Клои быстро скинула маску роковой женщины и испуганно ахнула. — Не знаю, чего ты добиваешься, но я не куплюсь на твои игры.
Крепко сжав тонкую шею на пару секунд, так, чтобы точно дошёл посыл, он отбросил девушку на пол и поспешил удалиться с кухни.
Фарс, это вновь скатилось из трагедии в фарс, пошленький сюжет которого просто не вязался с изначальной экспозицией. Он чувствовал себя королём Клавдием<span class="footnote" id="fn_32871499_0"></span>, для которого судьба преднамеренно затевала спектакль-уловку — ту самую хитроумную гамлетовскую «Мышеловку», обличающую и предвещающую что-то недоброе. Одни персонажи скидывали маски, другие же, наоборот, спешили спрятаться от света сафитов в обманчивой тени. Душа полнилась смятением. Было тяжело это признавать, но слова Клои посеяли в сердце Ёсана сомнение. Почему Юнхо ни словом не обмолвился о потере отца? Неужто он всё же не доверял ему в достаточной мере?
Ответ на все эти вопросы мог дать только Чон, но задавать их явно нужно было на холодную голову. Потому Ёсан решил перво-наперво дать себе хорошенько переварить ссору с Клои и вынести более осмысленный вердикт.
Кан вышел из дома и на мгновенье замер на крыльце, чтобы проверить обстановку. Дик мирно посапывал на цепи неподалёку, где-то в отдалении возмущённо мычали голодные коровы, а ветер лениво прокручивал лопасти флюгера. Жизнь на ферме текла размеренно. До тех самых пор, как сельское спокойствие не прервал рассерженный голос Чонхо.
— Семья или он?
Ёсан резко повернул голову в сторону источника шума.
— Не заставляй меня отвечать, — спустя длительную паузу ответил Юнхо. Судя по всему, у них с братом намечался непростой разговор. Кан и сам не понял, какой неведомой силой его потянуло подойти ближе и встать у самого угла жилого дома, за которым разворачивалась семейная драма.
— Потому что ты выберешь его? — возмутился Чонхо. В ответ ему промолчали. Ёсан затаил дыхание: было очевидно, что речь идёт ни о ком ином, как о нём. И вроде как совсем не следовало подслушивать этот судьбоносный разговор, но уйти, не узнав развязки, он уже не мог. — У него что, член из золота, раз ты решил променять семью на этого подонка? Не хватило прошлого раза? Кто тогда лечил тебя? Уж явно не ёбырь, который смылся в свою солнечную Калифорнию, стоило ребятам слегка его припугнуть. Семья. Семья дала тебе всё.
— Что она мне дала? — в этот раз долго отмалчиваться Юнхо не стал. Однако из его интонации выходило, что эти слова давались ему непросто. — Ощущение бессилия и ничкёмности?
— Не будь эгоистом! — продолжал Чонхо. Он, как оказалось, был очень искуссным манипулятором, но даже так его брат не сдавался.
— Это мне говоришь ты? Тот, ради кого мы проливали кровь, пот и слёзы? Единственный эгоист здесь ты, Чонхо. Ты всё время прикрываешься своей любовью к семье, но чего ради?
— Ради нашего общего блага, конечно. Родители не для того годами горбили спины, чтобы ты в одночасье всё загадил из-за глупых привязанностей.
— Меня ты пустил под нож тоже ради нашего общего блага? — этот вопрос больше походил на утверждение. От уверенности Юнхо становилось ещё более не по себе: если парень имел в виду то самое страшное клеймо, то ситуация была поистине ужасной. — Думал, я не узнаю, кто стоял за теми уродами, дорогой братец?
Какая-то часть Ёсана хотела, чтобы это оказалось неправдой, но, когда Чонхо нагло хмыкнул, подтверждая предположение брата, сомнений в реальности этого кошмара не осталось.
— Клин клином вышибают. Я ждал, что кровопускание прочистит тебе мозги, но такое, похоже, просто так не лечится.
— Потому что это не болезнь, — голос Юнхо сквозил отчаянием. Даже издалека Кан мог чувствовать хлещущие через край эмоции парня. — Это то, что я чувствую и как.
— Если твои чувства плохо влияют на репутацию семьи, то лучше бы тебе не чувствовать вообще. Может, так ты не покрыл бы позором нашу фамилию и не свёл отца в могилу.