Все знают (2/2)
Ёсан не верил своим ушам. Как только Чонхо мог сказать такое родному брату? Брату, который любил этого избалованного парнишку несмотря ни на что? Кан и представить себе не мог, что сейчас ощущал Юнхо.
Ему довелось увидеть всё своими глазами, столкнувшись с капитулировавшим Юнхо лицом к лицу. На мгновенье в чужих глазах мелькнуло осознание того, что Ёсан всё слышал, но оно тут же сменилось куда более тёмным чувством. Это было даже не отчаяние. Это было что-то куда более страшное, не облекаемое ни в какие человеческие слова. Кан вздрогнул: ему приходилось видеть это раньше. Так же смотрел на него Уён, перед тем, как Ёсан захлопнул перед ним дверь. Навсегда.
Тысячи мыслей пронеслись перед глазами за долю секунды, что Юнхо стоял напротив. Тысячи мыслей, но лишь одна из них была по-настощему ясной: «Не дай ему совершить ошибку!». И, поддавшись ей, Ёсан хотел было крепко вцепиться в чужое запястье и никогда больше не отпускать, только вот Юнхо скрылся из вида быстрее, чем план был приведён в действие.
«Останови его! Останови!» — мантра из мыслей засосала водоворотом, из которого вырвали резким ударом в лицо.
— Ты! — всё, что успел выкрикнуть Чонхо, прежде чем затянуть в яростную драку. Хотя это едва ли походило на драку. Ёсан просто дал парню избивать себя, но вовсе не потому, что противник был ему не по зубам. Стоило Кану собраться, и он бы смог дать Чонхо отпор, но сейчас все силы уходили на бессмысленное мозгование происходящей ситуации. Нужно было спешить к Юнхо, но Ёсан находился в полной прострации. Былая травма держала в заложниках и не давала пошевелить конечностями. В голове всё смешалось в одну желеобразную массу из эпизодов прошлого — самого далёкого и едва случившегося — и вероятного будущего. Эта масса обволакивала и мешала действовать, куда больше, чем бьющий наотмашь Чонхо.
— Ненавижу тебя! — каждый свой удар парень сопровождал фразой, которая ранила не меньше. — Будь ты проклят! Будьте прокляты вы все!
Чонхо повалил Ёсана на землю, схватил за ворот футболки и занёс кулак для очередного удара, но замер. Его прервал прозвучавший выстрел.
Они впервые за драку встретились взглядами и тут же поспешно разорвали зрительный контакт. Читать в глазах друг друга явное осознание случившегося было выше их сил.
Вся жизнь стала течь, как в замедленной съёмке. Чонхо нарочито медленно отпустил Кана, поднялся и сделал пару шагов на подкашивающихся ногах. Даже женский крик донёсся будто бы в слоу-мо. Ёсан хотел бы, чтобы жизнь вокруг замерла навсегда. Потому что какой теперь в ней вообще был смысл?
— Это всё из-за тебя, — прошептал Чон-младший и, одарив испепеляющим сотней кострищ взглядом, двинулся прочь. А молодой человек всё лежал, в пыли и крови, и пытался убедить себя в том, что это лишь дурной сон, навеянный призраком дома Томпсонов.
Но это был не сон. Рыдающая Джессика, придерживаемая бледной, как полотно, Клои, злой Чонхо, пытающийся открыть закрытую изнутри дверь амбара, надрывающийся на цепи Дик. Это был не сон.
Стало бесконечно одиноко. Словно часть сердца вырезали и наспех зашили толстыми нитками. Ёсан метался, всё думая, чем бы заполнить эту зияющую пустоту в душе. Нужен был кто-то, достаточно близкий, чтобы поделиться своей печалью. Он не мог найти в себе силы подойти к семье Юнхо. Брошенные Чонхо слова были слишком очевидным намёком на то, что ему здесь больше не рады. Даже если он надумает покаяться, его слова будут сочтены за глумление над стараданиями Чонов. Потому Ёсан решил просто уйти, не привлекая к себе внимания, пусть его молчаливый уход был трусливейшим отступлением.
Ноги сами собой привели к коттеджу. Встав на плацу, Кан поднял взгляд на дом. В окнах второго этажа промелькнула бледная тень. Ёсан знал наверняка: там торжествующий призрак Джейсона Томпсона глумился над жалким посмещищем. Но молодой человек впервые не испугался этого эферемного плода его собственного изображения. Наверное, потому что терять было уже нечего. Некого.
Он вошёл в дом с явным намерением отомстить поддельному Джеймсу Дину за страдания. Это он. Он был виноват во всём. Он свёл с Юнхо нуждавшегося в нормальной ночлежке Ёсана, он пробудил неведомое ранее любопытство, он подтолкнул на откровения, а потом, когда жизнь, казалось, начала налаживаться, одним могущим ударом уничтожил всё. Как и семью Томпсонов много лет назад. А может, дело было вовсе не в призраке. Может, Кану просто нужно было зацепиться за соломинку и выплыть наконец из водоворота отчаянной злости.
— Это из-за тебя! — он даже не успел осознать, что отзеркалил фразу Чонхо, когда с неистовством опрокидовал на пол мощный платяной шкаф, стоящий в прихожей.
Звук падения, отдавшийся гулом, походил на чей-то отчаянный крик о помощи. Это забавляло до безумия. Ёсан приводил свой план отмещения в действие. Всё, что попадалось под руки, — стулья, этажерки, тумбочки, мелкая утварь, — ломалось, трескалось, билось. В каждом отзвуке слышался плач призрака и подстёгивал мазохистское удовольствие. Перебив мебель в прихожей, на кухне, в гостиной, Кан хотел было перебраться наверх, но не замеченный в порыве ярости телефон требовательно затрезвонил.
Ёсан очнулся от безумия и осмотрел масштаб погрома. Стало страшно и стыдно. Страшно от того, что сделал с ним его же гнев. Стыдно — из-за осознания собственном никчёмности. Только абсолютно ничтожный человек перекинет свою вину на несуществующего призрака и примется мстить ему столь варварским способом.
Немного придя в себя, молодой человек всё же взял трубку, не надеясь, что на том конце дождутся. Но дождались.
— Чувак? — голос Фрэнка звучал совсем не так, как обычно. Без привычной нагловатости он был сам не свой. — Слава богу, ты на связи. Весь город гудит о выстрелах на ферме Чонов. Ты случаем не знаешь, что стряслось?
Ёсан будто бы не слышал вопроса. Мысли вновь напали на него скопом. Мысли, ставшие очевидными только сейчас, в финальном акте человеческой трагедии театра одного актёра.
— Как ты думаешь, семья Юнхо любила его? — он вопрошал так, словно Фрэнк был всезнающим оракулом. — А он? Он любил свою семью? Думаешь, он страдал, зная, что позорит родителей и брата? А они страдали, глядя на то, как он каждый раз прячет боль за улыбкой?
— Ты не понял вопрос, чувак, — Фрэнк попытался вернуть с небес на землю, но Кан был настроен отыграть свою роль до конца. Может, хоть так ему наконец откроется истина бренности людской.
— Нет, это ты не понял. Ответь. Прошу.
В голосе было достаточно боли, но афроамериканца таким было не пронять. Он был слишком хорошим другом и слишком профанным зрителем.
— Я, кажется, уже говорил, что Юнхо сам тебе всё расскажет, когда придёт время.
— А если оно никогда не придёт? Если он… умер?
Ёсан думал, что не сможет вымолвить этих страшных слов, но они, к удивлению, вырвались с поразительной лёгкостью.
— Твою мать…
— Думаешь, если бы он мог, он хотел бы стереть с лица земли всё, что напоминает о его постыдной судьбе?
— Я… не знаю… что ты задумал, чувак?
Кан и сам толком не ведал, что задумал. Просто мгновенная вспышка ярости разом подожгла кострища безумия внутри. Их дым был настолько густым и чёрным, что разом затуманил разум и оставил полагаться лишь на какой-то полуживотный инстинкт полоумной смелости.
Не отдавая себе должного отчёта, Кан выбежал на улицу, в несколько скачков добрался до «Мустанга» и дрожащими от безумного прилива адреналина руками завёл машину. Сознание на мгновенье прояснилось, стоило посмотреть вдаль, на вышку Юджина. Последнее, что напоминало о позоре Юнхо. Даже после его смерти.
Газануть с места получилось слишком резко. Набрав скорость всего за пару десятков секунд, Ёсан пролетел участок асшальтированной дороги и вырвался на поле, устремив «Мустанг» в сторону вышки.
Ненависть съедала изнутри. Ёсан ненавидел всё, что когда-либо посмело очернять Юнхо. Ненавидел семью Чон, не видевшую дальше дремучих примет и фальшивых семейных ценностей. Ненавидел коттедж Томпсонов и его вымышленного мстительного обитателя. Ненавидел Карнеги и его узколобых жителей. Ненавидел бесхозную нефтекачку, мозолющую глаза на выжженном солнцем поле. Но больше всего он ненавидел себя, не сумевшего спасти любимого человека. После этого не было смысла жить. Был смысл лишь умирать.
Всё произошло, кажется, слишком быстро. Красная стремительная стрела влетела в чёрную цаплю нефтекачки с режущим уши лязгом металла о металл. Взрыва не последовало. Остатки нефти давно успели высохнуть в недрах красной земли. Только вот вышка, постояв с мгновенье, с грохотом повалилась на землю, как падает поражённый на смерть воин.
Люди со всей округи, напуганные и любопытные, выползли из убежищ, чтобы своими глазами увидеть падение печально известной вышки Юджина. Кто-то из них ужасался потере семьи Чон, кто-то проклинал причуды залётного британца, поселившегося в городе совсем недавно, но успевшем наделать дел.
Никто из них не торопился на помощь. Никто из них не видел, как окровавленная, испещрённая осколками рука пыталася открыть искорёженную от удара дверь.