Незнакомцы в ночи (2/2)
— Иметь при себе кого-то, за чьи поступки ещё стыднее, чем за свои?
Он ничего не отвечает, вновь заливаясь своим чудны́м смехом.
«А что делать, если тебя не будет рядом?.....»
— Да какого чёрта?! — взбешённо бросил Кан, приложил прохладную бутылку поочерёдно к обеим щекам и попытался прийти в чувство. Он опять провалился в воспоминания, на этот раз навеянные неловкой ситуацией в магазине. Зачем снова и снова мысли о прошлом донимали его? Чтобы проверить на прочность? Или измотать в край?
Ёсан решил, что ответ на эти вопросы наверняка найдётся на дне бутылку, потому отвинтил крышку и сделал пару жадных глотков. Горло тут же обожгло до пронзительного кашля, но стало как будто бы легче. Молодой человек сделал глубокий вдох носом и понял, что, наверное, впервые за долгое время в его лёгких циркулирует настолько чистый воздух. Здесь он был другим даже по плотности, не таким тяжёлым, как в Лондоне. Ещё несколько глотков, режущее гортань тепло и начинающая кружиться голова. Кан уже достаточно хорошо знал свой организм, чтобы понимать — нужно скорее возвращаться домой, пока не накрыла маниакально-активная стадия алкогольного опьянения. Правда, эта задачка не была такой простой, как казалось на первый взгляд. Дорогу едва ли можно было разобрать в темноте, освещённой лишь толикой фасованного на квадратики окон света. Так и приходилось передвигаться, от одной светящейся плитки к другой, ступая по газонам и иногда задевая нехитрые садовые украшения. Ёсан усмехнулся. Почему-то это казалось уморительным. Захотелось даже запеть — это помогало отвлечься и добавляло своеобразным пробежкам ещё большей забавности. Только, как назло, на ум шла лишь одна песня:
Strangers in the night exchanging glances
Wondering in the night, what were the chances?
We'd be sharing love before the night was through…<span class="footnote" id="fn_32461836_2"></span>
Он так увлёкся брожением между огней и напеванием ненавязчивой песенки себе под нос, что даже не заметил сидящей на крыльце одного из домой старушки. Она так и осталась бы неприметной, если бы не издала какой-то кудахтающий звук при виде молодого человека, беспечно скачущего по газону её участка с початой бутылкой виски в руках и упаковкой маршмеллоу под мышкой. Она зыркнула и тут же отвела глаза, словно смотреть на Ёсана дольше было выше её достоинства. Казалось бы, на этом стоило бы извиниться и сделать вид, что он в своём уме, но он почему-то замер и вперился в старушку каким-то нечитаемым взором.
Так странно: в Лондоне Кан не раз ловил на себе косые презрительные взгляды, зачастую сопровождаемые оскорблениями и даже рукоприкладством. Но это было ничем по сравнению с тем, что он ощущал сейчас. Ёсан никогда бы не подумал, что один мимолетный, секундный взор может выражать столько отвращения, смешанного с каким-то животным страхом. Молодой человек почувствовал себя инопланетянином. Это ощущение было настолько сильно, что он намеренно остановился у потухшего окна соседнего дома и посмотрелся в него, опасаясь увидеть вместо своего отражения зеленого человечка с грушевидной головой и огромными глазами. Осознание придушило склизкими щупальцами: он здесь чужой.
Это отрезвило. Наверное, даже слишком резко. Захотелось провалиться под землю, как тогда, после выхода из магазина. А ещё лучше — исчезнуть, не только из города, но из страны, с планеты, из галактики, куда-то далеко, где зелёные человечки приняли бы за своего и не стали бы кичиться ни его внешностью, ни внутренним миром. И если физически это было невозможно, алкоголь мог помочь создать иллюзию. Сейчас Кану хватило бы и этого — иллюзии.
Коттедж Томпсонов (Ёсан всё ещё не осмеливался называть это место своим домом) был заметен издалека: его громоздкий силуэт казался тёмным пятном даже на фоне темноты. А может, это были лишь смысловые галлюцинации измученного дорогой и алкоголем разума. Приблизиться к дому оказалось, однако, куда сложнее, чем найти его. Свет почти не доставал дотуда, поэтому искать каменную кладку рядом с коттеджем приходилось буквально наощупь — по звуку шагов. Дальше стало чуть легче — из-за дома можно было заметить слабый свет, очень предусмотрительно оставленный Каном в салоне автомобиля. Идя к нему, как ночной мотылёк летит на свет, он развалился на заднем сидении, чуть не облив при этом обивку, открыл пачку маршмеллоу и принялся поглощать сласти, не забывая прикладываться к виски. За хрустом упаковки и тишина не казалась такой пустой, но всё же она напрягала. Вспомнилось о предложенной пластинке не сразу. Она дала о себе знать впившимся в бок краем. Кан тут же позабыл о чересчур сладкой закуске, не очень ловко перевалился на заднем сидении, чтобы суметь достать до проигрывателя и, наконец справившись с воспроизведением, принял свою изначальную позу. Проигрыватель какое-то время вдумчиво пожёвывал пластинку, будто пытаясь разпробовать её на вкус, и лишь через минуту соизволил запустить альбом. Из динамика зазвучали гитарные басы. Довольно многообещающие, надо сказать. Ёсан устроился поудобнее, привалившись спиной к боковой дверце и пристроив руки за головой, и принялся слушать с апломбом музыкального критика, однако силы на адекватную оценку явно были переоценены: он был слишком пьян. Может быть, именно поэтому музыка казалась ему такой… нереальной. Сложно было сказать что-то конкретное про стиль Эриксона в таком состоянии кроме того, что он чаровал, завораживал своей готической атмосферой. Кан пытался уловить хоть какой-то смысл в строчках, казавшихся гиперболизировано ареальными, но, это, кажется, было совершенно бесполезно, ибо смысла этого будто бы и не было вовсе. Был лишь какой-то странный ужас, наводимый бессмысленностью и насыщенным гитарным проигрышем.
«А ты умеешь заинтриговать, Юджин,» — подумал было молодой человек, закрывая глаза и полностью погружаясь в атмосферу преследования призраками и чудовищами.