Призрачный всадник в небе (2/2)
— Хорошо. Спасибо, — поблагодарил Ёсан, так и не удосужившись спросить ни о том, далеко ли семейство с клишировано-американскими именами живёт от печально известного дома 602, ни о том, что же представляла из себя пресловутая вышка Юджина.
— Да не за что. Бывай!
Парень одарил «Мустанг» финальным восхищенным взглядом и, довольный, помчался по своим важным подростковым делам: наверняка, хвастаться друзьям, что воочию видел крутую тачку.
Кан поправил очки и, пару раз отбив стихийный ритм пальцами по рулю, отправился по намеченному маршруту. Простота обозначенного пути наводила на закономерный вывод о том, что заблудиться в маленьком Карнеги было фактически так же сложно, как не сбиться с пути в многолюдном Лондоне. Недостатком ли это было или преимуществом, Кан пока не понял. Так или иначе, незамеченным ему — скрывающему лицо незнакомцу на ярко-красном «Мустанге» — оставаться было недолго: рано или поздно жители Карнеги прознают про нового жильца дома 602 на Кэрол-стрит — и тогда, кто знает, что станется с залётным неудачником. Эта мысль всплыла между делом, когда Ёсан поворачивал на углу Карнеги-авеню. Он не то чтобы опасался последствий, просто…
«Просто я так устал везде быть изгоем».
Молодой человек протяжно выдохнул и постарался задушить тоску в зародыше. Очень ко времени: он едва не упустил из виду водокачку по правую сторону. Резко вписавшись в поворот, Кан принялся пристально вглядываться в окрестности, посетовав на то, что так и не уточнил, где же была чёртова вышка Юджина. Ответ на эти вопросы, однако, не заставил себя ждать. За чередой однотипных, жавшихся друг к другу коттеджей с выхоленными зелёными газончиками и аккуратными клумбами, показались бескрайние поля. Ёсан фыркнул от удивления, но ошеломлён он был вовсе не просторами, приевшимися за время поездки через пол-Америки: среди выцветших под знойным солнцем лугов, на которых лениво жевали жухлую траву бурые коровы, стояла нефтекачка. Она была похожа на отбившегося от стада, обречённого на смерть в одиночестве завропода<span class="footnote" id="fn_32406597_1"></span>. Кан второй раз за своё недолгое пребывание в Оклахоме проникся сочувствием к местным — эта самая нефтекачка, теперь стоящая без дела, была наглядным примером фатальной неудачи здешних охотников до чёрного золота. Но предавался приливу неясной эмпатии Ёсан недолго: тишину окрестностей пронзил резвый свист и рефрен, который он, любитель вестернов поневоле, безошибочно узнал. Спустя какое-то время из маленького подлеска выехал самый настоящий ковбой — на резвой гнедой кобыле, в шляпе и с лассо в руках. Сошедшее с киноэкранов клише двинулось в сторону коров, которые, едва заслышав крик, засуетились и сбились в стадо, и погнало весь выводок в сторону фермы, находившейся чуть поодаль.
Кан, надо признать, остался под впечатлением от чисто американского антуража. В голове всплыл навязчивый мотив одной старой ковбойской песни<span class="footnote" id="fn_32406597_2"></span>, которую молодой человек, кажется, слышал в каком-то из вестернов, десятками поглощаемых им.
Ёсан поспешил прочертить мысленную черту от нефтекачки (видимо, именно её прозвали вышкой Юджина) и сразу же заприметил дом Смитов. Кэрол-стрит, 596. Значит, он был близок к цели.
Действительно, проехав пару сотен метров, Кан поравнялся с массивным коттеджем молочного цвета. Он держался особняком, поодаль от других домиков, и выглядел пусть и статно, но всё же немного обветшало. Протяжно выдохнув, словно смиряясь со своей участью, молодой человек припарковал «Мустанг» на небольшом пятачке асфальта у дома и заглушил мотор. Вот он, его новый дом. Правда, надолго ли?
Оставив пока свои скромные пожитки — два чемодана и ещё несколько небольших коробок — в машине, Кан перво-наперво принялся разминать кости. Потянул спину, сделал пару круговых движений руками и наклоны в разные стороны, прошёлся взад-вперёд по пятачку. Затем вышел на дорогу и внимательно огляделся: ближайшие дома располагались достаточно далеко, чтобы соседи могли не обременять друг друга бессмысленно-вежливыми «маленькими разговорами», однако коттедж Томпсонов — единственный на левой стороне — невыгодно хорошо просматривался из окон напротив. Так что предостережения заправщика были зря: все и так прознают, что пришлый поселился не абы где, а в доме 602.
Ёсан, на всякий случай, перепарковал автомобиль так, чтобы он лишний раз не маячил перед чужими глазами, и наконец нашёл в себе силы приблизиться к дому. Вблизи тот выглядел ещё более потрёпанно: светлые доски в некоторых местах подгнили и покрылись чёрной плесенью, окна на первом этаже и террасе были покрыты разводами и паутиной, а крыльцо было сплошь усыпано трухой прошлогодней листвы. Сумев кое-как смести часть завалов у двери ботинком, молодой человек предпринял попытку победить замок. Тот, казалось, специально не поддавался: ключ то не желал входить в замочную скважину, то не проворачивался и грозил заклинить прямо там. Кан был терпелив — он слишком устал преодолевать колоссальные расстояния, чтобы сдаться буквально на пороге. Сейчас ему хотелось простого человеческого сна на «своей» кровати в «своём» доме, даже если этот самый «свой» дом имел печально-известную репутацию, а на этой самой «своей» кровати, возможно, спал кто-то из загадочной семейки Томпсонов.
Дверь наконец поддалась и открылась с режущим ухо скрежетом — и из недр дома на Ёсана повеяло затхлым запахом, который можно услышать только в давно заброшенных домах. Кан сравнил бы его с трупным душком, но эта ассоциация наводила на чересчур уж пугающие мысли, особенно вкупе с неясными слухами о бывших хозяевах дома. Молодой человек начал припоминать, что Томас всё же успел поделиться с ним некоторыми подробностями из жизни обитавших здесь раньше родственников, но Ёсан мог вспомнить лишь что-то несвязное про церковных мышей, шута и Шекспира. Эта максимально странная комбинация фактов на грани сюрреалистического опуса не вселяла доверия, однако и должного отторжения не вызывала: отец-прагматик ещё в детстве искоренил в Ёсане зачатки веры в сверхъестественное, так что самое страшное, что молодой человек ожидал сейчас увидеть внутри дома, — это бардак, не разбираемый в течение долгих лет.
Худшим опасениям Кана суждено было оправдаться: пройдя через узенький холл и выйдя в подобие гостиной, молодой человек обнаружил следы настоящего разбоя. Создавалось впечатление, что на дом Томпсонов совершили полноценное нападение, в результате которого пострадала не только мебель и старинная посуда, но даже обои с лестничными планками. Неужто ненависть местных жителей к семье зашла так далеко, что они решили отыграться на внутренностях дома? Но из этого вопроса логично вытекали два следующих: почему после погрома такого масштаба фасад и окна оказались нетронуты и что же сталось с самими хозяевами дома? Естественно, Томас ни дал и намёка на ответ хоть на один из этих вопросов, очевидно, потому, что хотел как можно скорее сбагрить коттедж у чёрта на рогах такому наивному богатенькому простачку, как Кан.
«Грёбанные янки!» — выругался Ёсан, пнув ногой уцелевшую фарфоровую вазу. Та со звоном прокатилась по полу и разбилась о стеллаж с развороченными ящичками. Жить в таком беспорядке было абсолютно невозможно. Кан окончательно в этом убедился, обойдя первый этаж и поднявшись на второй. Масштаб бедствий различался от комнаты к комнате, но всё это никак не вселяло надежды на лучшее: дому требовался если не капительный ремонт, то генеральная уборка, на которую у Кана сейчас не было ни желания, ни сил. И поскольку Ёсан не располагал множеством вариантов, оставалось лишь переночевать в машине. Правда, уснуть на жёстком и достаточно узком заднем сидении даже после утомительной многочасовой поездки казалось фактически невозможным, поэтому молодой человек решил сначала прошмыгнуться по городу, дабы окончательно измотать тело и разум.