Часть 8 (1/2)

— Ничего себе, неплохо у вас тут все обустроено, — ахнул Серёжа, оглядев мини-парикмахерскую.

Поймав в зеркале свое отражение, Разумовский поспешно отвёл взгляд, стараясь не вспоминать о тех моментах, когда видел там не себя, а другого.

Не то что бы Женя был таким же хорошим психологом, как Алтан, но заметил, что Серёжа слегка шугается отражения. Впрочем, про это наблюдение он скажет, собственно, Алтану. Тот разберётся.

А пока Женя достал фартук, надел его, после взял накидку и приглашающе указал на стул.

— Садись. Из красавчика будем делать ещё большего красавчика.

— Кажется, ты обещал показать, что примерно должно получиться, — Разумовский улыбнулся, садясь и по-прежнему не глядя в зеркало.

Он не знал, как объяснить, что не хочет быть похожим на себя прежнего, не показывая старых фото.

Женя открыл страничку в гугле, где набрал имя одного известного артиста. Кстати, они с Сергеем даже были чем-то внешне похожи, и звали их одинаково. Горошкин был стильным-модным-молодёжным, так сказать.

— Во-оо-от, посмотри, как тебе?

Женя подошёл поближе, но не так, как когда смотрел что с волосами, часть работы мастера, он протянул руку с телефоном.

Сережа посмотрел на художественно растрепанные короткие волосы незнакомого человека, и не увидел ничего похожего ни на прежнего себя, ни на Птицу.

— А ведь и правда может хорошо получиться, даже с поправкой на цвет, — из голоса и позы исчезли остатки напряжения. — Волосы, конечно, жалко, они долго отрастали, но кажется, пора в жизни что-то менять, — принятое решение наполняло лёгкостью, поднимая настроение.

Женя улыбнулся явно приподнявшемуся настроению Серёжи.

— Не переживай. Всё, что ни делается, к лучшему, как говорится.

Парикмахер ещё раз посмотрел на голову, прикинул что-то.

— Вначале мы эту красоту рыжую промоем, потом расчешем, чтобы всё ровненько было.

Небольшая ванночка, Серёжа не знал, как её звали парикмахеры, стояла чуть дальше.

— Ну, пойдём?

Сережа кивнул, следуя указаниям стилиста.

Он не знал, сколько времени прошло, пока Женя работал. Они разговаривали на общие нейтральные темы и даже немного успели поспорить— кто лучше, собаки или кошки.

Разумовский никогда не держал ни тех, ни других, но ему всегда больше нравились собаки, а Женя оказался убежденным кошатником…

— Кстати, а это одна из причин, почему мы с Алтаном сдружились. Животное он заведёт только когда будет в полном покое, но, очевидно, захочет кошку. Ну так, на будущее, — Женя задорно улыбнулся и подмигнул.

Он вспоминал, как они познакомились с Дагбаевым. Это было в какой-то степени даже весело.

— А вы давно с ним дружите? — Серёжа не мог упустить возможность узнать о жизни Алтана чуть больше.

Ревность куда-то исчезла в процессе общения с Женей, и сейчас Разумовского вело лишь любопытство. Он не понимал, насколько его интерес к Алтану очевиден, ведь опыта влюблённости у него не было, а держать сейчас маску ему казалось ненужным.

— Оо-о, это история ещё с моего восьмого класса, а его пятого. Они тогда только переехали в Петербург, он пришёл в новый класс, средняя школа, всё такое… Волосы вьются, растут, уже не короткие, а ниже плеч, кудрявый мелкий пацан. Ну, мои одноклы дураки были, начали приставать. Издевались. Так что ж? Этот телёночек как бык настоящий насупился, словно знаешь, они все как красные тряпки для него, да как стал их бить! Но их же много… Досталось бы Алтану по первое число. Я не выдержал, помог ему тогда. И вот разобрались, те парни ушли, а он сидит, шмыгает, говорит:

— «Попрошу, чтобы мама меня подстригла, чтобы волосы короткие были».

А я так посмотрел и знаешь, что подумал? Что он отрастит их длинные да кучу кос сделает. Лицо чуть вытянется, он сам вытянется… Скулы у него всегда были… И ещё что-то такое, золотое, чтобы как царевич сидел, и выложил ему свою идею. Или, как я сказал бы сейчас «своё видение образа». Он удивился, конечно. Посмотрел на меня в шоке, задрав мордашку, но, как видишь, послушал меня. Ему никто больше и не досаждал, оценили какой малец сильный, и что терпеть не будет. Ну а мы… общались иногда.

Я вначале не понимал, почему ему говорить со мной всё равно трудно, почему он немного замкнут был… Алташа цветы любил поливать в классе, как я заметил, и биологию идеально знал для своего возраста. О себе правда, ничего не говорил, не рассказывал. Пока однажды…

Женя остановился. Отложил ножницы. Подумав, пододвинул стул.

— Извини, что прервусь на пару минут. Не должен, конечно… Не в курсе, что ты про Алтана точно знаешь, но вот… Думаю, о сестре его слышал?

Серёжа всё это время внимательно слушал, сочувственно кивая — уж ему ли не знать, насколько глупы и жестоки бывают дети к тем, кто отличается от них.

— О, мы с ним недавно… познакомились, — немного запнувшись, все же подобрал слово Серёжа, — про сестру слышал, хотя и очень мало, её же Юма зовут?

Разумовский не знал, как объяснить свое любопытство, поэтому остановился на этом.

— Верно, Юма… Она тогда пошла в одиннадцатый класс. Через две недели стала старостой, у них были выборы. А ещё через месяц от того класса, который считали проблемным немного, потому что там были любители балагурить, но не слишком, так, весельчаки, уже не осталось ничего, они почти как по струночке ходить стали, в форме, оценки улучшили… Все вроде и радовались, но вроде и нет. А я лично познакомился с ней, когда с Алтаном однажды в коридоре школы стоял…

Воспоминание заставило Женю ощутить дрожь в пальцах, не зря стричь перестал. Он выдохнул и глубоко вдохнул.

— Подошла, тихо, плавно, как кошка большая. Такая же красивая, как Алтан сейчас, но взгляд… У Алташи он тяжёлый, когда он недоволен, когда хочет убить — страшный, но, когда Юма смотрит… Тут ты не уверен, мусор ты или тебя уже убили взглядом Василиска. Ну змеиный во всём проявлении. Вся в деда. Это Алтан в матушку свою, добрый в целом, она — не-ее-ет, любимая внучка старшего Дагбаева. Поэтому и в бизнесе она главная.

Женя вздохнул.

— Ладно, не хочу об этом. Лучше расскажу про первую пьянку этого недоразумения, и знаешь где? В гей-клубе! — Женя улыбнулся, снова встал и взял ножницы.

Он продолжил занимательную историю, как Алтан почти сразу подцепил себе парня лет двадцати, поцеловались они там, но Дагбаев пошёл пить дальше, а Женя же нашёл своего.

— Валей зовут. Хотя Калигари более привычное.

Он улыбнулся и вдруг вспомнил.

— Ты вот говоришь, вы недавно знакомы? И он тебе тут позволил и жить, и по саду этому ты свободно разгуливаешь, и меня для стрижки позвал? Да и идёте куда-то? Так, а это же… — Женя снова широко улыбнулся, — его футболка на тебе? Парень, что ты с ним такое делаешь, как вообще тебе удалось? Знаешь, многие пытались хотя бы дружить с ним… Но Алтан-то та ещё снежная королева, никого особо и не подпускает к себе, а тут прямо такой уровень доверия… Запредельный.

О том, что Юма опасная женщина, Серёжа понял ещё из разговоров Алтана и Вадима. Представив себе встречу со старшей Дагбаевой, Разумовский поёжился, просто надеясь, что Юма как можно дольше не приедет навестить брата.

А вот то, что Алтан в юности ходил по гей-клубам, да ещё и присматривал там кого-то, кольнуло ревностью и одновременно надеждой — если он интересуется мужчинами, значит, есть шанс?

А вот вопросы Жени застали Серёжу врасплох — он не знал, что ответить. Ведь на скажешь же: Я причина смерти его матери. Он хотел мне отомстить, но передумал, и теперь я сам не знаю, кем он меня считает, притом, что сам умудрился влюбиться в него…

— А мне кажется, что он добрый и отзывчивый… — Серёжа смутился, остро чувствуя нехватку рядом Алтана — тот бы явно знал, что ответить, да и в его присутствии было спокойнее.

— Именно, но он такой только лишь с теми, кого искренне любит, как меня. Правда, меня дружеской любовью. И при этом спать тут он мне не позволит и футболку даже под дулом пистолета не отдаст, — засмеялся Женя.

Он ещё сбрил ещё немного волос с одной стороны, пора было возвращаться к другой.

— И ещё. Алтан редко искренне улыбается, но пока мы в саду втроём стояли, уверен, что это была именно та улыбка. Я не то чтобы эксперт в дебрях дагбаевской души, но скажу, что ты для него определённо очень важен. Боюсь говорить, что он влюблён, сложно с этим в их семейке, но есть проверенный способ, как проверить, так это или нет. Это тактильный контакт: объятия, например. Сам он не обнимает, но, если скажешь, что ты хочешь этого, он либо сделает всё возможное, чтобы отказаться, либо согласится сразу же. Если второе — точно влюблён.

Серёжа с трепетом впитывал новые подробности о личности Алтана, запоминая каждое слово и почти забывая дышать.

На словах про тактильный контакт, он не смог сдержать вздох и, покачав головой, тихо заметил:

— Да он от случайного касания, как от огня отдернулся, так что уж… Сказал, что у него всегда так…

Но ведь того же Женю Алтан спокойно касался, что заставило Разумовского горько усмехнуться:

— Да и просить — разве о таком вообще можно…

Женя тихо вздохнул. Кажется, он начинал понимать суть проблемы.

— Ну да, да, а сам вон на тебя смотрел как на произведение искусства. А что отдёрнулся… У него есть только две причины так поступать: первая, если ему правда неприятно и противно, он не желает вообще хоть как-то трогать человека. Но ты ему не противен. Значит второе. А это следствие тактильного голода. Он очень-очень ведётся, скажем так, и чтобы не напрягать ни себя ни других, он и может стараться меньше касаться. Это же Алтан, который вечно строит вокруг себя и другими границу. Вежлив и корректен, только бы не задеть никак.

Женя даже улыбнулся на слова Серёжи.

— Просить даже нужно. Дагбаев, напомню, мысли не читает. Другой вопрос в том, что ты можешь ему так нравиться, что Алтан испугается подобной просьбы, потому что, опять же, он очень тактилен. Меня он может без опасения обнять, подшутить, ещё что только из-за того, что мы давние друзья. И то, он долго дичился, когда ребёнком был.

Женя почти закончил со второй стороной и теперь надо было повернуть Сергея к себе лицом и подровнять чёлку.

— Ты ему только не говори, что я о нём столько наболтал, а так — пользуйся. И говорю тебе, просто попроси обнять, когда тебе захочется.

Женя усмехнулся. Один как обычно отдалился от всех и не желает даже сближаться, хотя самого так и тянет, другой, видать, робкий очень, чтобы попытаться эту стену пробить. А ведь если Дагбаев дёргается, то его уже пробило, и он всеми силами прячется в осколки, лишь бы не достали.

***</p>

Страшно не попробовать, страшно привязать к себе, а потом расплатиться близким тебе. Так было с мамой Алтана. И Женя частично его понимал. Но осознавал, что так Дагбаев счастлив не будет. А значит, если не он, то ничего не выйдет.

Придётся вставлять Алташе мозги на место.

Серёжа вовремя сдержал порыв повернуть голову, чтобы посмотреть в глаза Жене, одновременно пытаясь соотнести его слова с собственными наблюдениями.

То, что Алтану тоже хочется прикосновений казалось естественным и невероятным одновременно. Конечно, он тоже человек, просто его отстранённость и закрытость сбивали с толку. Ведь Разумовский видел, что чаще всего этот образ был больше маской, но все же…

От удивительно уверенного предположения Жени о чувствах Дагбаева к Серёже, тот покраснел, пытаясь как-то успокоить зачастившее от надежды сердце.

Если бы стилист сейчас не работал с его волосами, Разумовский уже спрятал бы пылающее лицо, если бы и вовсе не сбежал. Ему, непривычному к чувствам, и тем более обсуждению их вслух, было непонятно как так можно.

Проси обнять, когда захочется…

Если бы всё было так просто. Просить Серёжа ни то чтобы не умел, скорее не мог. Он с детства привык, что кроме Олега никто не будет исполнять просьбу, а значит и просить бесполезно. Позже он старался никого не беспокоить, а всего добивался сам.