he was carried up into the clouds (1/2)
6.18.18 — Billie Eilish </p>
Середина июня. Бомгю всю ночь просидел в ненавистном с первой секунды помещении со слабым освещением и чёрными стенами. Прошло всего три дня с его последнего выступления, на котором парень исполнил гимнопедию в первый и, вероятнее всего, последний раз. И все эти три дня прошли как в тумане.
Перед глазами картина, которую Чхве ни за что не пожелал бы увидеть в своей жизни. Он не мог оторвать взгляд от стоящего на столе портрета, который поместили в тёмную рамку с двумя траурными ленточками. Почему там фотография Ёнджуна? Почему всё происходящее — это не страшный сон Бомгю, из-за которого он скоро проснётся в холодном поту? Неужели младший Чхве, одетый в чёрный костюм, и правда находится на похоронах? И почему это похороны Чхве Ёнджуна? Почему старший так и не вернулся? Откуда столько белых хризантем? А зачем тут свечи? Что вообще происходит?
Бомгю пришёл ближе к вечеру, когда наконец собрался с мыслями и понял, что всё кончено, выхода нет, а попрощаться-то надо, как бы невыносимо оно не было. Пришедших осталось не так много, некоторые уже покидали это место. Взглядом парень встретился с Тэхёном и Субином, на которых тоже лица не было. Они такие растерянные, опечаленные и напуганные. Друзья подходят к Гю, приветствуя того лишь сочувственными вздохами. Субин кладёт руку на плечо младшего и ведёт в ту самую комнату. А у Бо коленки не перестают дрожать. Он чуть ли не падает при виде фотографии Джуна. Она не должна быть в этой рамке. Ёнджун ведь должен быть дома, живой и невредимый. И Бомгю хотелось уверить самого себя в этом. Парень не был готов столкнуться с такой реальностью. С реальностью без Ёнджуна вообще. Становилось легче, когда Гю думал о том, что хоть Ён и находится слишком далеко, но он здоров. Ну или просто жив. А Ёнджуна не стало несколько дней назад. Смириться с этим казалось чем-то невозможным. Бомгю ненавидел этот поганый мир за несправедливость. Джун обязан был жить. Даже если и не ради Бо, то хотя бы ради самого себя.
В эту минуту в одной комнате с Гю находится Йеджи — сводная сестра Джуна, с которой Бо часто спорил о чём-то, как только хён приводил его к себе домой. Несколько дней назад девушке удалось приехать к Чхве. От неё Гю и узнал всю правду. Такую горькую, ужасную правду, которая окончательно убила все надежды в душе Бомгю. Парень верил до последнего, действительно на что-то надеялся, выдумывал сюжеты с хорошим концом. Но всё провалилось. Провалился и сам Чхве, потому что такие слова он услышать не ожидал. И не хотел.
***</p>
Это произошло две ночи назад, как раз после последнего выступления. Бомгю долго ворочался и не мог уснуть, а грудь сжимало так сильно, что дышать было больнее некуда. Предчувствие чего-то нехорошего не давало покоя. И вот, слабый стук во входную дверь, который Гю хорошо расслышал сквозь мёртвую тишину в квартире, подтвердил его необоснованную тревогу. Парень медленно поднимается с кровати, а голова, что ощущается до жути тяжёлой, начинает кружиться. Он идёт в прихожую, шаркая ногами. А на пороге стоит нежданная гостья, давно не появляющаяся здесь вместе с Джуном. Бо пялится на неё с выпученными глазами, совсем не разбираясь в том, спит он или нет.
— Чхве Бомгю, я рада, что ты всё ещё тут, — Йеджи говорит так, будто они виделись ещё на прошлой неделе. Но женский голос звучит слишком сухо и хрипло, а взгляд огорчённый и напуганный, — как хорошо, что ты написал свой адрес.
Бомгю в ступоре. Он стоит на одном месте, в упор глядя на девушку перед ним. Да ну, такого быть не может. Почему Хван пришла к нему? Почему одна? Где брат? Что её привело сюда в такое время? Какая причина? Когда это он писал свой адрес? Гю и не спросит, потому что перестаёт быть уверен в том, что ещё может издавать какие-то звуки. А Йеджи всё равно прочтёт всё по глазам и медленно произнесёт:
— Ёнджуна больше нет с нами. Он не вернётся, хотя было столько шансов, — Хван шепчет это шокированному её непредвиденным визитом парню, касаясь его запястья и сдерживая вновь проявившиеся слёзы — говорить о смерти человека, который давно стал таким родным, всё ещё тяжело, — Ён хотел увидеться с тобой снова, Бомгю. И я пыталась помочь, как могла. Но он не справился. Я же должна была его уберечь от всего… — девушка всё же даёт волю слезам, опуская голову и крепче сжимая руки Чхве, который тоже еле как сдерживался, — Я так виновата, Гю. Оставалось совсем немного, Джун почти преодолел всё. Но на его пути было слишком много трудностей. Мне правда так жаль. Никогда не прощу себя.
Гробовую тишину прерывают лишь тихие всхлипы гостьи. Они стоят в прихожей. Йеджи прижимается к Бомгю, оставляя мокрые дорожки на его домашней футболке. А Гю не осознаёт ничего. Ёнджуна нет? Он не вернётся, но у него были шансы? Что Чхве только что услышал? Внезапное ощущение слёз на щеках заставляет вернуться в реальность и наконец понять, что всё происходящее — никакие не галлюцинации и не сновидения. Лишь правда. Ему действительно сказали про смерть Ёна. А теперь попробуй принять, что на свете больше нет Чхве Ёнджуна. Такого неповторимого, никем не заменимого Чхве Ёнджуна, которому давно отделено самое огромное место в сердце Бомгю. Джун словно хозяин измученного органа младшего.
— Он не мог…. — голос парня ещё ни разу не звучал так безжизненно. Жар охватил моментально, а Бо стал захлёбываться в собственных слезах. Он не видел перед собой ничего, кроме пелены слёз и размытой макушки девушки, — не мог же, разве это не так? Разве Джун мог умереть? Нет же… Я не верю.
Тело содрогается. Ноги не держат. Внутри всё горит, убивая остатки надежд и собственной души. Чёрт возьми, да неправда это всё! Такое не могло случиться, это жалкий и совсем не смешной розыгрыш. Гю не поведётся. Ну уж нет.
— Сердце… его сердце оказалось больным, — Йеджи бормочет это себе под нос сквозь слёзы. Чхве старается разобрать каждое слово, — его не смогли спасти. Не удалось. Оно остановилось ночью, когда Ён лежал в палате после реанимации, а персонал благополучно думал, что он крепко спит после такого происшествия, как бы приходит в сознание. Но орган остановился во второй раз. А когда медсестра прибежала на ужасный писк, Джун уже был мёртв, — девушка замолкает на несколько секунд, переводя дух, — В первый раз я застала его лежащим на полу в ванной. Он собирался к тебе, Бомгю.
Последняя фраза разрушает Гю окончательно. Ничего живого от него не остаётся. Он отходит от Хван, ударяясь спиной о шершавую стену и скатываясь вниз. Рот парень зажимает двумя ладонями, лишь бы не закричать во всё горло. Воздуха в лёгких перестаёт хватать, но Бомгю готов задохнуться прямо сейчас. Ёнджун почти приехал. Парни почти встретились. Бомгю мог увидеть Джуна.
Йеджи присаживается рядом, не переставая плакать. Эти двое потеряли одного человека, но страдают всё равно по-разному. И боль каждый чувствует свою. Только вот на многие вопросы, переполняющие голову, Гю всё никак не может найти ответы. А гостья явно сама их не знает.
Спустя час беспрерывных рыданий они переместились на кухню Бомгю. Никто ещё не успокоился до конца. Йеджи мешает уже давно растворившийся сахар в остывшем зелёном чае, а Гю старается сфокусировать внимание на действиях девушки, пока в голове творится полный хаос. Если честно, то получается плохо. Чхве видит лишь образ Джуна. Но теперь воспринимается он совсем по-другому. Не верится, что у парней больше нет возможности увидеться. И у них нет возможности построить идеальное совместное будущее, о котором оба так сильно мечтали. Не верится в то, что этого человека больше нет.
— Мы переехали в штаты почти четыре года назад, — Йеджи всё же решилась прервать долгое молчание и заговорила первой, — как бы Джун не противостоял родителям, пытаясь отговорить их от этого решения и остаться в Сеуле — его не слушали. Что-то резко заставило моего отца захотеть переехать в Калифорнию. Причём в один день. Нет, скорее нам с Ёнджуном сказали об этом в один день, потому что мы вдвоём замечали, как родители собирают какие-то вещи. Нас просто поставили перед тем фактом, что мы должны переехать, вот и всё. Никакого выбора. Я не уверена, что мама Ёна была за, но и её никто не спрашивал. Скорее, она согласилась из-за любви и желания остаться вместе с моим папой. Как оказалось, отец принял это решение, потому что узнал об отношениях Ёнджуна с тобой. А в плане подобных вещей он слишком строгий и придирчивый. Папа терпеть не мог такую любовь, потому что был так воспитан и не воспринимал её. Видимо, наконец дождавшись выпуска Ёна, отец решил действовать.
Бомгю не говорил ни слова, внимательно слушая девушку и не перебивая её. Сил не хватает ни на что. Он выплакал то, что удалось. Хотя Гю знает, что на следующее утро его снова накроет с такой силой, что истерику будет сложно остановить. Слёзы ещё не закончились, только вот зарыдать снова парень не может. Вместо этого Чхве перебирает пальцами, кусает губы и щурится, мотая головой. На Хван он не смотрит. Да и сама Йеджи вряд ли поддержала бы зрительный контакт.
— Как я упомянула ранее, это решение отец принял в один день. Для Ёндужна всё стало слишком большим шоком. Он умолял не уезжать, или хотя бы оставить его самого здесь, в Корее, учиться дальше. Конечно же ему не разрешили. Папа думал, что именно окружение так поменяло Джуна и его срочно нужно забрать отсюда. «Вправить мозги», понимаешь? А потом следить за каждым его действием и контролировать так, будто Ёнджуну не восемнадцать, а пять, — за словами последовал грустный вздох девушки, — мама Ёна тогда не возражала, собственно и идею сына она не поддержала. А я оставалась на стороне брата до последнего. Но мой отец — человек до безумия упёртый. Он всегда считает, что знает, как будет лучше. С Ёнджуном они разругались тогда сильно по этому поводу, но отказаться брат попросту не мог. Его в любом случае мучала бы совесть. Остался бы в Сеуле — стал бы переживать за маму. Ну а когда мы переехали — он только о тебе и думал, постоянно жалея о том, что даже предупредить ни о чём не успел. Получилось так, что и телефон его старый отняли, под предлогом того, что в другой стране он не будет нужен. А в Калифорнии как раз купили новый, естественно и симка была другая. Мне кажется, что Джун и сам быстро догадался, что послужило причиной такой неожиданной «смены места жительства».
Если бы Бомгю сразу знал о такой неприязни со стороны семьи Ёна, то был бы осторожнее. Только спасло бы это всю ситуацию? Можно сказать лишь то, что всё тайное в любом случае становится явным. И не раскрой их с Джуном отношения почти четыре года назад — раскрыли бы спустя ещё какое-то время. Но дело в том, что произойди это всё позже, может, у хёна появился бы выбор.
— Я знаю, что Ён надеялся на то, что сможет вернуться в Сеул, как только станет чуток старше. Хотя ему уже тогда было восемнадцать. Он имел право уехать, но деньги на билеты из воздуха не достанешь, а без ведома родителей в то время улетать было опасно. Да и на работу его пускать не собирались, постоянно твердили про то, что итак зарабатывают достаточно, а если Джуну что-то нужно, то он может просто попросить. А Ёну нужны были билеты в Южную Корею, — Хван изредка делала паузы, набирая в лёгкие побольше воздуха, которого не хватало из-за сбитого после истерики дыхания, — столько обстоятельств не давали ему спокойно вернуться обратно. Он скучал по тебе, Бомгю. Часто писал твоё имя где-нибудь, рисовал тебя, пел песни, которые вы оба слушали вместе. Даже все твои выступления в интернете искал, постоянно пересматривая каждое по несколько раз. С каждым днём Ёнджун тускнел всё сильнее и сильнее. Я перестала замечать в его глазах тот блеск, который был в те моменты, когда рядом находился ты. Джун стал молчаливее, печальнее. Перестал любить прогулки, семейные разговоры и так далее, сильно отстранился. К счастью, через специальное облако ему удалось перекачать на новое устройство некоторые ваши фотографии, сохраненные туда. Брат говорил, что доволен тем, что есть. Хотя я каждый день видела его опухшие глаза, не выражающие никаких эмоций, кроме удручающей тоски. Он нуждался в помощи. В первую очередь, он нуждался в тебе, Гю.
Бомгю не был уверен в том, что чувствует что-то в эту минуту. От него будто окончательно оторвали вторую частичку. Будто проделали огромную дыру в груди. Отобрали такое ценное сокровище. Ёнджун был дороже любых сокровищ. Ёнджун был дороже всего на свете. Именно был.
— Это так больно. Невыносимо, — Йеджи снова всхлипывает, закрывая раскрасневшееся лицо руками, — Мы вернулись сюда вдвоём, родители не знали о наших планах. Мы же повзрослели, вот и решили, что сделаем то, что хотим. Почему-то были уверены, что всё будет хорошо. Я видела, как Ёнджун обрадовался, когда мы зашли в наш дом. Но я знала, что он сильно переживал. И зачем я только оставила его одного ненадолго…
Гю всё ещё не издаёт ни звука. У него не получается выдавить из себя хотя бы какую-то фразу. Да о каких фразах идёт речь, если парень даже вдох сделать может с трудом?
— Я не подозревала, что с Ёном может произойти такое. Он действительно ужасно чувствовал себя все эти годы, что мы жили заграницей. Но подумать о том, что приступ случится на следующий день после нашего прибытия в Сеул… У меня самой в голове не укладывается. Не могу я принять то, что он оставил этот мир, — Бомгю замечает, как слёзы снова начинают скатываться по щекам девушки и с подбородка капают на стол, — родители взяли первые билеты на рейс в Корею, кажется, уже летят сюда. Не представляю, что чувствует мама. Да и отец переживает, места себе явно не находит.
Йеджи на какое-то время заканчивает диалог. Наверное, у Хван появляется ощущение того, что все слова будто об стену ударяются, потому что Гю ни разу не вставил хотя бы одно словечко. По крайней мере, так подумал сам Бо. Но нет, Йеджи понимала Бомгю, понимала, что ему тоже тяжело, может даже тяжелее, чем ей самой. Так долго не видеть и не слышать любимого человека, страдая в одиночестве, а потом узнать, что тот умер. Причём умер тогда, когда был в нескольких километрах. В жалких километрах.
Они сидят так ещё несколько минут, ничего не говоря друг другу. Перед Йеджи осталась стоять кружка с нетронутым чаем, а у Гю слипались влажные ресницы. Во рту чувствуется противный привкус крови, потому что помимо губ, на которых уже живого места не было, Бо искусал все щёки.
— Кстати, немного о том, как же я нашла твой адрес, — девушка вымученно усмехается со своих же слов и наконец смотрит на парня перед ней, — мне удалось найти старый телефон Ёнджуна, на который ты продолжал писать. Родители просто отключили его и запихнули куда подальше. Но я забрала его за несколько минут до того, как мы покинули наш дом в Калифорнии. Джун тащил чемодан и сумки со второго этажа, а я, такая бессовестная, копалась в столе, что стоял в кабинете отца. Взрослых как раз дома не было. И вот, я откопала эту ценную вещицу, — Йеджи достаёт из кармана спортивных брюк смартфон, принадлежащий Ёнджуну в школьное время. И Бомгю прекрасно помнит, как хён пользовался именно этой моделью гаджета. Чхве всё ещё помнит, как они фоткались на камеру этого смартфона, и как Ён держал его в руках, — пароль брата я знала всегда, но без его разрешения лазить всё равно не собиралась. Положила в сумочку. Отдала тогда, когда мы ложились спать после возвращения сюда. Видимо, он всю ночь лежал и читал всё то, что ты ему написал, потому что я слышала его хриплые вздохи и сдавленные всхлипы. А утром он ходил с красными глазами. Загляни в чат потом, вероятно, ты не заметил, что сообщения прочитаны, а голосовые прослушаны.
И тут у Бомгю точно сердце остановилось. Хён видел. Он читал. Мысли закрутились в голове, Гю наизусть заучил практически каждое сообщение, которое отправлял.
— Джун написал ответ, который не осмелился тебе отправить, — Чхве поднимает взгляд на Йеджи, которая разблокировала гаджет и зашла в мессенджер, — я хотела, чтобы ты сам это увидел и прочитал. Ён написал совсем немного, потому что надеялся, что сможет сказать тебе намного больше при встрече.
Телефон оказывается в руках колеблющегося Бомгю. Парень еле осмеливается посмотреть в экран, потому что уже предугадывает то, с каким треском разобьётся его сердце в неизвестно какой раз. Но он должен сделать это. Потому что это писал Ёнджун. И Гю определённо нуждается хотя бы в каких-то словах старшего намного больше, чем в воздухе, чтобы просто дышать. Тогда Чхве всё же смотрит в чат.
«Я так соскучился, так сильно. Я не могу без тебя, Боми. Я обещаю, что мы скоро увидимся, не поверишь, как скоро… Прости, прошу, прости меня, я сделаю всё для того, чтобы мы остались вместе навсегда. Я люблю тебя всё так же сильно, как и раньше, Чхве Бомгю. Я никого не полюблю сильнее, чем тебя. Твой хён вернулся. Ты дождался, Бомгю-я. Позволь мне вновь крепко обнять тебя и никогда не отпускать».
Нет сил плакать, да? Оказывается, сейчас Бомгю силы для этого явно не нужны. Парень уже глотает чёртов океан собственных слёз и давится ими, снова утопая в горечи и тоске. Зажмуривается, потому что глаза щипает слишком сильно, мотает головой, потому что чудится, будто читает это сам Ёнджун.
— Хён, обними меня. Пожалуйста, я умоляю, — Бомгю закашливается, его речь прерывистая, голос надтреснутый. Он почти срывается на крик, — разве я многого прошу? Я так хочу, чтобы ты просто обнял меня, Ёнджун, и больше не отпускал. Я и сам бы тебя никуда не пустил, — Чхве поджимает колени, притягивая их к себе, смотрит в потолок, стараясь не давать воли новым слезам, но ничего не получается.
Йеджи встаёт со стула и подходит к парню. Обнимает его, поглаживая по густым бордовым волосам, и тихо, успокаивающе шепчет:
— Сможешь представить, что я Ёнджун? Просто попробуй. Я надеюсь, что смогу помочь хотя бы тебе, Бомгю. Мне не удалось уберечь Ёна, дай мне возможность защитить тебя, ладно? Иначе я точно не смогу жить дальше.
Чхве вцепляется в спину девушки своими мокрыми руками, которыми он так отчаянно старался стереть слёзы. Он будто вновь ощущает аромат Ёнджуна. Неудивительно, потому что Йеджи была в футболке брата.
Девушка ещё долго успокаивала не только ревущего во весь голос Бомгю, но и саму себя.
***</p>
Я так скучаю — Элли на маковом поле</p>
— Пошли со мной, Гю, — Йеджи приближается к уху Чхве и сжимает его локоть.
У парня все ноги затекли от того, что он так долго сидел около этого стола. Потухшим взглядом Гю смотрел на фото Чхве Ёнджуна, понимая, что его любовь к старшему бесконечна. Но эта любовь делает ему слишком больно. Рыданий не было, потому что Бомгю вылил достаточно слёз за последние два дня у себя дома. Хотя внутри точно что-то осталось.