16. Красный – мой любимый цвет (1/2)

Если жалеть о чем-то, то лишь о том</p>

Что так тяжело доходишь до вечных истин.</p>

Моя новая челка фильтрует мир решетом,</p>

Он становится мне чуть менее ненавистен.</p>

Все, что еще неведомо – сядь, отведай.</p>

Все, что с земли не видно – исследуй над.</p>

Это твоя последняя юность в конкретно этой</p>

Непростой системе координат.</p>

(стихи Веры Полозковой)</p>

– Ла-а-дно... Нам всего-то и нужно, что разыскать терминал. Надеюсь, Синклер меня не обманул, – протянул Маккриди, когда автоматические двери лаборатории «Мед-Тек» услужливо съехались за его спиной.

Шестерка благоговейно рассматривала залитый искусственным светом холл, уводящий глаз высоко под тонувший в темноте потолок. С трех сторон строго взирали огромные посеребренные статуи женщин, озаренные снизу еще работающими прожекторами, а над главными дверями тяжелел квадратный подбородок головы колосса, подобного тому, что в центральном парке Мальдена сверлил взглядом местную школу. Круглые часы с разбитым стеклом, висящие над стойкой регистрации, навсегда замерли на отметке 21:46.

Воздух был тяжелым, спертым и даже спустя столько лет сохранил особый больничный запах лекарств и антисептика. Медицинские учреждения считались опаснейшими местами в Содружестве и пугали куда больше, чем рейдеры или супермутанты – от них хотя бы знаешь, чего ждать. Больницы и лаборатории корпорации-гиганта, решавшей, кому жить, а кому умирать, после падения бомб закрылись по единому протоколу безопасности, законсервировав в своих стенах все живое. И мертвое. И то, что убивает, оставаясь недоступным глазу.

Смертельные вирусы, страшные яды, результаты неудачных экспериментов – все это тихо спало в стерильных стенах и выжидало своего часа, чтобы быть отпущенным на волю солдатами Братства, охотниками за довоенным хламом или же простыми путниками, спасающимися от рад-бурь. Казалось, что статуи смотрят на очередных приблуд с большой дороги и предупреждают: разворачивайся и беги! Беги!

– Это нормально, что у меня волосы на затылке дыбом встали? – Кейт по-собачьи шустро почесала голову, будто невидимая зараза уже заползала ей на шею.

– Не паникуем: это всего лишь старая, заброшенная лаборатория. Кстати, я большой поклонник «Мед-Тек»: вы знали, что это они изобрели ментаты? – Хэнкок закинул на плечо дробовик и остановился у заваленной бумагами стойки регистрации, на которой еще стоял рабочий терминал. На черном экране зловеще зеленело сообщение о тревоге: «ВВЕДЕН РЕЖИМ ИЗОЛЯЦИИ».

– Они делали их с разными фруктовыми вкусами, – Вивьен не могла изгнать из ушей странный гул, который, казалось, идет от самих стен, будто между ними шуршит и копошится огромный червь.

– Виноградные - мои любимые. Интересно, они могли где-нибудь тут заваляться?

За этим бессмысленным перебрасыванием реплик таилось желание просто говорить: слушать голоса друг друга в этой давящей на мозг тишине.

– Наши парни тут все подчистили? Не вижу диких гулей, – обратила внимание Фаренгейт, пройдясь по периметру просторного холла.

– Расслабляться все равно рано, – Вивьен проследовала за Маккриди, надавила по пути на кнопку лифта, впрочем, без особой надежды. Белые двери не шелохнулись, и наемник сунулся в следующие, но и эта комната оказалась пуста. Большую ее часть занимал воздушный шлюз, закрытый протоколом безопасности.

Выполняя ту функцию, ради которой его позвали, Ник склонился над терминалом шлюза, пока остальные светили фонариками в загадочно затененные углы. Казалось, что стоит отвернуться, и какая-нибудь опасная тварь материализуется в темноте и вцепится в спину.

– Отсюда не открыть, – посетовал Валентайн. – Скорее всего, протокол тревоги запустили из кабинета руководства.

– Значит, нам нужно выше, – уверенно заявила Вивьен, указывая в сторону коридора, что уводил к лестнице.

Поднявшись, спутники оказались в просторном зале, заставленным рабочими столами со встроенными в них компьютерами и телефонными трубками. Выпуклые зеленые глаза мониторов когда-то восемь часов кряду взирали сверху вниз на офисных работников, но сейчас почти все были выбиты. Пол вокруг густо устилали бесполезные отчеты, планшеты, папки с документами, которые уже никто никогда не прочтет. Внимательно смотря под ноги, так как некоторые плитки пола отошли, они поднялись на балкон третьего этажа, откуда открывался вид на холл. Сверху жуткие статуи и голова колосса над главным входом уже не казались такими пугающими.

Просторный кабинет руководства лаборатории заливал свет из квадратной дыры в потолке, и с кусочком неба в обозрении дышать стало как-то легче. Терминал директора на голубом п-образном столе еще работал.

Маккриди передал Нику пароль, записанный на оранжевом прямоугольнике голодиска, и синт подкатил к терминалу стул на колесиках. Его руки, включая ту металлическую, что ночью спасла Вивьен от большой ошибки, ритмично зашелестели по клавишам, едва их касаясь, и мелодия продавливаемых кнопок странно успокаивала.

– Надо же, а руководство-то эвакуировали, – пробормотал Валентайн, и Вивьен тихо хмыкнула: в довоенное время к младшим работникам относились хуже чем к грязи, поэтому неудивительно, что начальство «Мед-Тек» бросило их здесь умирать, но упавшие бомбы в итоге справедливо уравняли всех.

В ожидании остальные пристроились кто где – на покосившемся диване без ножек, на столешницах и стульях для посетителей. Комплекс вокруг них гудел железом, вздыхал сквозняками и будто тихо ворчал в дреме.

Кейт оперлась спиной на широкий исследовательский стол, уткнувшись в бронированное наплечником плечо Фавренгейт, и устало закрыла глаза. Битва с гнусами ее взбодрила, но сейчас бледный лоб девушки покрывала испарина.

– Может, вколоть тебе стимулятор? – поинтересовалась Вивьен и неожиданно наткнулась на жестокий взгляд исподлобья, словно это она была повинна в плохом самочувствии подруги.

– Мне нужен аддиктол и хороший сон, – выпалила Кейт. – Не так-то легко заснуть, знаешь ли, когда вы с Бобби там за окном кувыркаетесь.

Невидимый импульс заставил Вивьен неожиданно для себя оказаться на ногах, и она почувствовала, как алая краска пятнами заливает щеки и уши.

– Кейт! – Фаренгейт впервые со дня знакомства с Вивьен повысила голос, дергая рукой так, что подруге пришлось поспешно отклониться, чтобы не получить по голове плечом.

– Что? – невозмутимо отозвалась она. – Я думала, это не тайна. В Боевой зоне никогда такое не скрывали.

– Во-первых, мы не «кувыркались», – Вивьен сделала к подруге шаг, загибая по два пальца на каждой руке. – А во-вторых, ты провела там слишком много времени, чтобы забыть, что нормальные люди о таком не говорят?

– Ну простите, принцесска из Убежища – не получила ваше уведомление о неразглашении в письменном виде! – рявкнула Кейт, и казалось, сейчас размахнется на Вивьен своим раскрашенным комариной слизью битком.

– Забей, Кейт. Ничего у нас не было, – усмехнулся Маккриди, встревая в разгорающуюся перепалку.

Он сидел на краешке директорского стола поближе к Нику и в отличие от Вивьен вовсе не выглядел смущенным, больше сосредоточившись на квадратике монитора и скачущие по нему зеленые строчки файлов, которые детектив со щелчком открывал и тут же закрывал, ища нужный. Смотреть в глаза Джону и вовсе было страшно, но Вивьен решила, что если уж позориться, то до конца, поэтому смело повернула к нему голову. Каково было ее удивление, когда она увидела в черноте его глаз задорную искру.

– После всего этого дерьма с Институтом ты наконец-то оторвалась по полной, Вив, – он улыбнулся одним уголком рта, и две широкие полосы шрамов на его щеке выгнулись скобками, усиливая эффект.

– Но ничего не…

– Ни о чем не жалей, – отрезал Джон и протянул ей пачку с услужливо выдвинутой дальше остальных сигаретой, дескать, закрыли тему.

Вивьен порой забывала, насколько людям из Содружества привычны публичные обсуждения вещей, которые в Старом Мире были таинством, скрытом за дверями супружеской спальни. И все же она ожидала, что слова Кейт вызовут у Джона более бурную реакцию, хоть и боялась задеть его. Разозлившись на собственную подростковую противоречивость, Вивьен поджала губы и раздосадованно затянулась, в защитном жесте прижимая руку с Пип-Боем к плечу.

– Судя по последним отчетам, «Превентин» та еще дрянь, – заметил Ник, пробегая окулярами по строчкам. – У взрослых он вызывает выпадение волос, кисты и кхм… четырехчасовую эрекцию…

Как же она порой завидовала Нику, лишенному плотских желаний.

Вивьен взмолилась всем богам, старым и новым, чтобы они наконец прекратили говорить про секс и все с ним связанное. Стыд, который она испытала, будучи уличенной Кейт, не только не заземлил, а еще больше напитал молниями накапливающееся в ее теле электричество. Ощущая себя перегретым ядерным реактором, Вивьен уже пожалела, что на этих уровнях лаборатории не оказалось никаких монстров – энергию можно было бы хоть слегка разрядить, вдоволь постреляв по живым мишеням.

– Ты уверен, что хочешь давать его Дункану, Роберт? – поинтересовалась она у Маккриди, чтобы хоть как-то отвлечься.

Стрелок посмотрел на нее, пропитанный болью человека, готового на самые отчаянные меры. Вивьен уже видела этот взгляд, когда смотрелась в зеркало: во время поисков Шона каждый еще не испытанный способ казался лучшим решением.

– Любая попытка лучше, чем ничего не делать, – философски заметил он.

К счастью, Синклер не обманул, и пароль для снятия блокировки подошел. Валентайн успешно отменил режим изоляции с комплекса, о чем свидетельствовал короткий сигнал, протянувшийся по комнатам, а также звук ранее запертых дверей, открывающихся снизу.

– Снимайте пушки с предохранителей, – приказал Маккриди, очевидно, взяв на себя роль лидера этой экспедиции.

Шлюз, отделяющий основное здание от подземной его части, не предназначенной для большей части сотрудников, был оснащен дезинфицирующими арками, но включать их никто не решился: неизвестно, какую гадость они распыляют спустя двести лет бездействия.

Первый дикий гуль встретился им сразу за поворотом – он сполз между плитами развороченного потолка, словно мокрая, грязная тряпка, один край которой повесили значительно ниже другого. Шлепнувшись спиной на пол, тварь резко поднялась, уставившись на вошедших пустыми глазами, не выражающими ничего, кроме полного отсутствия внутри того, что принято называть душой.

Монстр настолько усох, что больше напоминал мумию, обтянутую лоскутами висящей оплывшим воском кожи. Словно удивившись первым за много лет людям, он сделал короткий шаг, но так и не успел броситься, потому что Хэнкок оказался проворнее, глубоко всадив лезвие ножа ему к глаз. «Дальний родственник», как бывший мэр иногда называл этих отродий, дохнул ему в лицо смесью гнилья и пыли, рухнул у ног и затих.

Дикие гули – самые мерзкие создания мира после войны, и они внушают отвращение абсолютно всем, потому что являются отражением худшего в человеке – того, что от него остается, когда выскребают все хорошее. Хэнкок ненавидел их особенно сильно – в каждом он видел свое возможное будущее. Богатое воображение рисовало ему солдата армии полумертвецов - алые лохмотья болтаются на обтянутых гнилой кожей ребрах, пальцы тянутся впиться в живую плоть, опаленный радиацией мозг изменил ему и растекся в черепной коробке бесполезной плесенью. Еще одна причина бежать от Вивьен.

– Как думаете, они… хоть что-нибудь помнят? Ну, что были людьми? – тихо спросила Кейт, когда они набились в тесный лифт, что загрохотал в глотке шахты, опускаясь все ниже.

– Там ничего нет, – решительно отрезал Хэнкок, вытирая о бедро лезвие ножа, испачканное слизью из гульего глазного яблока. – Не задумывайся об этом, иначе не сможешь выстрелить, если таким станет кто-то из нас.

Покинув лифтовую коробку и миновав охранный пост напротив, они оказались в большом полутемном зале, с потолка которого лианами свисали рваные кабели и трубы. Вдоль стен тянулись запертые тесные камеры, за которыми…

– Твою мать… – пролепетала Кейт, шарахаясь от продолговатого прямоугольного окна одной из камер. Искривленная рожа с отпавшей челюстью болтающейся на нескольких сухожилиях, ударилась лбом в стекло. – Это пациенты или…

– Подопытные, скорее всего, – объяснила Вивьен, что держалась у Хэнкока за спиной. – «Мед-Тек» хорошо платил за участие в экспериментах.

– О чем только думали эти врачи? Как можно было просто «отключить» этику? – Маккриди возмущенно подергал ручку двери в одну из клеток, чтобы убедиться, что сама по себе та не откроется. – Одно хорошо – они не вылезут.

– Похоже, люди и до Войны любили мочить друг друга, – предположил Хэнкок, когда они минули медицинскую тюрьму и зашагали по лестнице, выводящей к большому реактору, от радиационного фона которого счетчик Гейгера Выжившей запел свою любимую тревожную песенку.

– А почему, ты думаешь, вообще началась Война? – с пугающим равнодушием отозвалась Вивьен. – На момент конца света человечного в человечестве оставалось мало. Братство Стали во многом ошибается, но оно право в одном: бесконтрольное развитие науки погубило мир.

Из большого зала с реактором отходило сразу три коридора. К сожалению, ни одна из висящих на стенах схем эвакуации не сохранилась, поэтому действовать приходилось вслепую.

– Как насчет небольшой разведки? Разделимся по двое и хватит на всех, – предложил наемник.

– «Превентин» был большим проектом, на котором «Мед-Тек» надеялись заработать кучу денег, – добавила Выжившая. – Ищите самую оборудованную комнату, наверняка защищенную системой безопасности.

– Разделиться в жуткой лаборатории – лучшая из твоих идей Бобби, – недовольно проворчала Кейт, но ее так ломало, что сопротивление получилось слабым и даже каким-то жалобным.

Хэнкок разделял ее опасения, потому что в подземной части здания было еще темнее и страшнее, чем наверху. Он почти физически ощущал чье-то присутствие – будто кто-то есть на периферии зрения, но как глаз не коси, оно ускользает. Паршивейшее из чувств.

– Думаю, что с парой гулей можно справиться и вдвоем. Кричите громче, если «дикая» проблемка застанет врасплох, – парировал Маккриди. – Осталось решить, с кем отправить Псину.

– Малыш, иди с Кейт и Фаренгейт, – обратилась Вивьен к собаке. Несмотря на то, что она еще злилась на Кейт за длинный язык, Выжившую явно беспокоило ее состояние.

Болотно-зеленые глаза девушки масляно блеснули, когда овчарка послушно подошла к ней и ткнулась носом в свободную от оружия руку.

– Вивьен…

– Ты не в форме. Псина будет хорошим подспорьем, – перебила Выжившая, но подруга расторопно замотала головой.

– Да я не про то. Слушай, ты извини за… ты понимаешь. Зря я так.

Вивьен простодушно улыбнулась в человеколюбии своем не в силах долго обижаться на друзей.

– Былое, Кейт. Ну, мы идем? Не будем терять времени.

Узкий коридор, по которому Хэнкок и Вивьен двигались с бесшумностью кошек, прорезали квадраты окон лабораторий, что были заполнены однородным сероватым оттенком. К счастью, населяли его всего парочка гулей, одного из которых Вивьен застрелила из пистолета Келлога, а другого Хэнкок завалил из дробовика. Тела тварей настолько зачахли, что вообще непонятно было, как они до сих пор не рассыпались на косточки, однако, после смерти их суха плоть начинала источать сбивающий с ног смрад. За спиной глухо хлопнул выстрел, но никаких криков.

– Джон? – тихо позвала Вивьен, когда последний гуль рухнул на пол, не добежав до них несколько метров.

Он чуть повернул к ней голову, демонстрируя, что слышит.

– У нас с Маккриди правда ничего не было.

Стоило просто кивнуть и сделать вид, что произошедшее никак его не волнует, но вопрос сам запрыгнул на кончик языка и вырвался наружу, прежде чем Хэнкок успел его поймать.

– Что же попортило вам малину? – едко поинтересовался он.

Интересно наблюдать, как собственные теории на практике оборачиваются в пыль. Он говорил себе, что его мало волнует физическая близость Вивьен и наемника, но на деле все было несколько сложнее: веди он себя иначе на том причале, не струсь перед собственными пугающими чувствами, на месте Роберта той ночью мог оказаться он, и эта мысль не вылезала из головы.

– Вообще-то Ник, – стыдливо пробормотала Вивьен.

«Шух-шух» – двери гостеприимно раздвигались, а потом так же съезжались обратно, когда они делали шаг в компактные лаборатории, не находили там ничего интересного и покидали их. В каждой было так грязно, словно робот-уборщик в день конца света взял отгул.

– Похоже, это последняя. Наше направление – тупик, – раздосадованно заметила Вивьен, когда отворилась последняя дверь.

Крайняя в конце коридора лаборатория был чуть чище остальных. Видимо, принадлежала ученому-перфекционисту, который аккуратно расставил на металлическом сером столе мензурки, колбочки, пробирки в пластмассовых подставках и мерные стаканчики. О назначении многочисленных микроскопов и других приборов на полках Хэнкок не догадывался, зато приметил две коробки ментатов, которые лежали друг на друге, и стянул их со стола, руководствуясь собственным благородным правилом: если что-то не чужое – станет твоё.

Проделав это привычное движение, Хэнкок осознал, что давно ничего не принимал. И не потому что стыдился и ждал удобного момента, чтобы ширнуться тайно, как это порой зачем-то делала Кейт. Он был уверен, что Вивьен и не стала бы осуждать ни Кейт, ни его: в Содружестве ей пришлось переосмыслить понятия хорошего воспитания и норм морали и считать людей хорошими уже потому, что они не жрут себе подобных и не сажают их головы на пики. Хэнкок был из тех наркоманов, что признают свои зависимости, а оттого интересно было сделать открытие, что в присутствии Выжившей он порой стал о них забывать.

«Шух». Дверь лаборатории закрылась за спиной Вивьен, отрезая их двоих от остальной части комплекса. Стоя на фоне белой стены в своей черной кожанке, коричневой на швах и по краям рукавов, Выжившая была единственным ярким пятном в этом мертвом, застывшем месте, источником жизни и нескончаемых проблем.

– Я не хотела этого, ну… с Маккриди, – тихо созналась она, опустив глаза на стопку медицинских карт.

Так, ну это уже раздражало. Разве он недостаточно ясно дал ей понять, что не хочет обсуждать ее любовные похождения? Хэнкок слишком резко даже для самого себя опустил ладони на разделявший их стол.

– Слушай. Мне не важно, с кем ты трахаешься, – жестко заявил он. – Хоть с Маккриди, хоть вон с Ником, не будь у него между ног пустота, как у манекена из «Феллонса».

Синие глаза на секунду округлились в разгорающемся очаге обиды, но тут же снова облачились в знакомую непробиваемую сталь.

– Мне это важно! – почти выкрикнула Вивьен, скрестив на груди руки. – Ты забываешь, что я из довоенного мира, а тогда все было иначе. Мне нужно доверять человеку, чтобы с ним спать, а это точно не Роберт.

Не тот момент, чтобы разводить скандал, но когда на тебя орут, хочется орать в ответ.

– А кто же тогда? – непроизвольно вырвалось у него, но Хэнкок сдержал рвущийся гнев, схватившись за первую попавшуюся колбу, что блеснула в свете флуоресцентной лампы, и вздохнул. – Как ты всегда всё усложняешь, Вивьен. В сексе все должно быть проще.

В прозрачном горлышке лицо Вивьен комично вытянулось, но Хэнкок поспешно опустил тару, чтобы внимательнее и без искажений вглядеться в его серьезное выражение.

– Как сделать проще? Объясни мне, – четко, требовательно приказала она.

Во всем ее облике, в непроницаемом взгляде, в синей вспышке глаз, сделавшихся почти фиолетовыми, и высоко задранном остром подбородке Хэнкок прочитал непроизнесенное «Спроси же меня. Добейся ответа».

Хэнкок никакими ругательствами не мог выразить, насколько ему осточертели все эти душевные метания – пережевывать их, пропускать через себя. Все это слишком сложные, темные материи для тех, кто привык, выживать, а не жить. Он отбросил их, засунул в тот самый пресловутый ящик и для верности хорошенько подопнул каблуком высокого сапога, чтобы как следует заклинило.

Можно сколько угодно тасовать в голове варианты их с Вивьен будущего, задумываться о ее безопасности рядом с ним и о том, что он мог ей дать и чего лишить. Однако, если пропустить все эти сантименты через дуршлаг рационализма и отточенных инстинктов, в сухом остатке отыщется простая истина: всё, чего он сейчас хотел – это она.

Хэнкок обошел стол, молнией приблизился к Вивьен, заставляя попятиться в угол, и навис над ней, вжав локоть в стену в районе ее уха. Ее лицо было так близко, что можно рассмотреть каждую раннюю морщинку, каждую прожилку в космической, беззвездной, пугающей бездне ее глаз.

– Джон?

– Просто скажи, чего ты действительно хочешь, мой маленький разведчик? – промурлыкал Хэнкок, упрямо отвечая на ее взгляд исподлобья.

На секунду у Вивьен сбилось дыхание, когда пересечение их взглядов высекло искру, что вот-вот обратится пожаром. Должно быть, выражение их лиц было схожим: тоска, удивление собственной смелостью и… голод.

Так и не дав ответ, Вивьен вдруг резко подалась вперед, словно хотела нанести удар, но вместо этого впилась в него губами, и, обхватывая его шею, оттолкнулась от стены, прессуя своим напором, несдерживаемым желанием, которое, казалось, больше не поддается контролю.

Двери в лабораторию дружелюбно открылись, но тут же сомкнулись вновь, потому что через них никто так и не вышел – просто Хэнкок уже вернул себе власть, и теперь не Вивьен, а он сам вел ее к лабораторному столу, ни на секунду не отрываясь от ее губ. Они были мягкими и горячими, что будто целуешь огонь, но этого было слишком мало, поэтому он требовательно раздвинул их и скользнул внутрь, встретив сопротивление вторжению со стороны ее языка. Почувствовал, как ее пальцы болезненно впились в кожу на шее, притянули ближе, а сама Вивьен прижалась теснее, бессловесно одобряя любую инициативу.

Разум все еще отказывался верить, что все это происходит на самом деле – не может желаемое так быстро воплощаться в жизнь. Тихий металлический удар, жалобная мелодия шатающегося стекла – заклепки на куртке в районе пояса кожанки Вивьен звякнули о столешницу, и Хэнкок отвлекся всего на секунду, чтобы глотнуть воздуха и одним движением руки смахнуть с «рабочего места» все содержимое. Колбочки, стаканчики и прочий научный стафф посыпался на пол с осуждающим звоном, на корню разравнивая старания педантичного ученого, бессильного перед первобытной страстью.

– Ой, – Выжившая тихо рассмеялась, но ее смех резко оборвался продолжившимся поцелуем – любое промедление ее партнер считал преступной халатностью и пустой тратой времени, которого не было и так.

Хэнкок подхватил Вивьен под мышки, легко поднял и усадил на свободную от лишнего мусора металлическую поверхность, вновь умело завладев ее губами. Его ладони скользнули к впадинам под ее коленями, сдвинулись выше к напряженным бедрам. Теперь они были одного роста, раздвинутые ноги Выжившей сомкнулись сзади в районе его талии. Потворствуя давнему порыву, Хэнкок поцеловал тонкую полоску шрама над бровью Вивьен, обдувая теплым дыханием, и спина Вивьен выгнулась, а голова запрокинулась, призывно оголяя шею. Женщина застонала, когда он закусил ее кожу чуть выше ключицы, торопливо отстранилась, ощутив его пальцы, пробирающиеся под плотно прилегающую к спине куртку. Она дернула язычок молнии, и вот – плотная ткань уже летит куда-то за пределы видимости, в осколки всеми забытых ученых трудов.

Вивьен подняла руки вверх так, чтобы Хэнкок мог легко стянуть через голову ее пропахшую сигаретами и потом футболку, и уже самостоятельно расстегнула бюстгальтер, беспечно закинув его куда-то за спину в дальнюю часть помещения. Он на секунду отстранился: маленькое, хрупкое, обнаженное – ее тело было открыто его взгляду и его прикосновениям.

Флуоресцентная лампа над их головами интенсивно заморгала, ежесекундно погружая их то в кромешную темноту, то полностью высвечивая лица. Со стороны их движения казались рваными и хаотичными, будто пленка довоенного фильма, из которого вырезали каждый второй кадр. Хэнкок коснулся языком затвердевшего от холода и возбуждения соска на левой груди Вивьен, сделав несколько полных кругов вокруг светло-коричневого ореола, и спустился ниже, оставляя влажную дорожку на выпирающих ребрах и впалом дрожащем животе с едва видными розовыми полосками послеродовых растяжек и звездообразным старым шрамом слева от пупка. Вивьен тоненько застонала от удовольствия откинулась было назад, но рассержено зашипела, потому что холодный металл столешницы укусил разгоряченную спину.

– Сейчас, – пробормотал Хэнкок, срывая с себя многострадальный красный сюртук, и бросая на стол. – Ты уверена? – спросил он, глядя, как ее ладонь ложится на тяжелую металлическую пряжку его ремня.