14. Не обнажай свое сердце — все кругом волки (2/2)

Желтая от цвета ободранных обоев, клочьями свисавших с деревянных стен кухня, была светлой и просторной, поэтому легко вместила всех: и обитателей лодочного домика Таффингтона, и гостей. Не всем хватило резных стульев, поэтому из эллинга принесли несколько деревянных ящиков, а к длинной стороне скругленного кухонного стола подвинули кровать, сбросив с нее постельное белье. Вокруг постепенно рассаживались жители домика и гости, пока Вивьен и миловидная темнокожая девушка Таша, работавшая в баре Таффингтона, сервировали стол.

— Так вот, — продолжал рассказывать старый гуль. — Забили они, значит, друг другу стрелку на этом мосту. «Бомберы» там все заминировали и готовились устроить настоящий ад и врагов своих взорвать, не рискуя своими людьми.

— В итоге ад устроили нам, — заметил Джон, получив от Вивьен стопку белых тарелок с голубой каймой и передавая их дальше по-цепочке. — Как так вышло?

— А вышло так, — подхватил Фрэнк, — что «Ржавые» не дураки — ночью перешли реку вброд, пробрались в лагерь «Бомберов» и всех до единого там перерезали, а кто попытался сбежать, их роботы догнали и добили. Точку «Ржавых» потом супермутанты зачистили, а мост так и остался со всеми этими минами и растяжками.

На столе появились жареная на живом огне тошка, кукурузные лепешки, большая кастрюля рагу из свежих овощей, а в самом центре гордо возвышались здоровенные ребра рад-оленя, которого, как хвастался Таффингтон, он сам подстрелил только этим утром. От обилия блюд у проголодавшихся ребят из Добрососедства едва не текли слюнки, а Вивьен старалась погромче греметь посудой, чтобы никто не услышал ее требовательно урчащий живот.

В довершении всего Фрэнк разлил по граненым стаканам из пузатой бутылки свой самогон, которым очень гордился и никакого другого алкоголя не признавал. Он восседал во главе стола; по правую руку от него была Таша, а по левую — пятнадцатилетний покрытый россыпью прыщей Колин, которого Таффингтон подобрал в канализации Мальдена и вылечил от тяжелой зависимости от психо. Им обоим Фрэнк подал руки, а когда их ладони скрепились, обратился к Вивьен.

— Ты веришь в Бога, малышка?

Ее всегда смущала вера Фрэнка, которая казалась рудиментом Старого Мира, тогда как в новом господствовали безумные боги вроде Атома или секты, подобные Столпам сообщества.

— Ну… Родители воспитывали меня католичкой, — неуверенно пробормотала она.

— В таком случае, не окажешь ли честь произнести молитву перед едой? — мягко предложил старик, и Вивьен почувствовала, как взгляды всех за столом обратились к ней.

Джону она однажды призналась, что верит в человечество. В довоенном мире, упивающемся торжеством высоких технологий, места для Бога было мало, и во взрослом возрасте отношение к нему Вивьен стало довольно прохладным, можно сказать, его не было вообще. В отсутствии в небе существа, способного возлюбить всех и каждого, она окончательно убедила себя в тот день, когда лифт поднял ее из Убежища 111, и перед ней развернулись руины ее старой жизни: мертвый город на фоне выгоревшей земли. А вот в своей вере в человечество Вивьен укрепилась, когда среди уродства ей стали встречаться добрые сердца. Бог на Пустошах умер, а люди — остались. И тем не менее…

— Я постараюсь, Фрэнк, но не знаю ни одной молитвы, — честно призналась она, но гуль лишь улыбнулся, отчего вдоль борозд вокруг его глаз образовались тонкие морщинки.

— Просто скажи своими словами. Добрососедская шпана тоже может к нам присоединиться.

«Добрососедская шпана», как Таффингтон любовно окрестил нынешнего и бывшего мэров и их приятелей, присоединяться не спешила и явно ощущала себя неловко: они думали, что будут выпивать и есть, а на такой поворот не рассчитывали. Вивьен же не могла отказать гостеприимному хозяину в просьбе, которая для нее ничего не стоила.

Она взяла тощую руку Колина, сжала его ладонь и закрыла глаза, стараясь выудить из памяти какие-то забытые молитвы из детства, но в голове было пусто. Тем не менее, что-то все же нашлось.

— Благодарим тебя, Боже, за пищу, что у нас на столе, за людей, что нас окружают, — Вивьен почувствовала, как жесткая рука Кейт сжимает ее и слегка приоткрыла глаз. Подруга крепко зажмурилась, так стараясь проникнуться процессом, что даже играла желваками от напряжения. Девушка не переставала удивлять: несмотря на несносный характер она постоянно находилась в поисках себя, скудными крупицами нежности не раз доказывая, что ее на деле ранимая душа очень нуждается в любви.

— Спасибо, Вивьвен. Скромно, но по делу, — похвалил Фрэнк и поднял свой граненый стакан. — Ну, за встречу!

Стекло зазвенело, когда они вразнобой потянули свои стаканы друг к другу. Щедро налитая жидкость имела мутно-золотистый цвет и сильно отдавала кукурузой. Вивьен тщательно принюхивалась, не смея сделать глоток, но остальные уже выпили, поэтому она решила не отставать, с присвистом изгнала из легких весь воздух и залпом отправила напиток в рот. Самогон начал тепло разливаться в пустом желудке, а лицо морщило от горечи, поэтому Вивьен практически вслепую потянулась за ближайшей закуской.

— Ого. А ты шаришь, Фрэнк, — услышала она сдавленную похвалу Джона и отправила в рот кусочек жаренной тошки, чей неописуемый томатно-картофельный вкус быстро перебил горечь самогона, который уже с первого глотка хорошенько дал ей в голову.

— Давайте есть, — довольно пригласил Таффингтон, и кухня наполнилась шорохами сдвигаемых тарелок, звоном ложек и вилок и довольным чавканьем.

Вивьен положила себе всего понемногу: половинку початка кукурузы, овощное рагу, пару разрезанных на четвертинки тошек, а также оторвала от рад-оленьего ребра кусок сочного, обжаренного мяса. Каждое из блюд было невероятно вкусным и буквально таяло на языке: спасибо кулинарному гению Таши. Кажется, Фрэнк нашел ее под мостом Такера: рейдеры расстреляли караван ее родителей, их самих убили, брамина увели, но девочка сумела сбежать. Она, Колин и еще двое работников лодочного домика, братья-близнецы Саймон и Сэм, и были семьей старого гуля, которых он ласково величал «внучками».

Поначалу все молчали, набросившись на еду, а звук перетирающих пищу челюстей разбавлял лишь цокот коготков и жалобные вздохи Псины, который устраивал свою голову то на одни колени, то другие с выражением «я самая несчастная собака в мире» на морде. После каждого щенячьего взгляда хитрый пёс получал по кусочку и так объелся, что еле передвигался и довольно уснул на старом диване, уткнув нос в бедро Ника, что изучал очередное детективное дело, не проявляя ни малейшего интереса к еде.

Вивьен беспокоилась, что такой обильный стол накрыли специально для них, пожертвовав ценными запасами, но довольное лицо Фрэнка немного успокаивало: старик действительно радовался, что в его доме столько молодых лиц с голодными глазами, которых так и хочется накормить.

Джон сидел на другом краю стола в черной безразмерной футболке из закромов Таффингтона, так как его шмотки все еще сушились. На футболке красовался полустертый красный Мистер Крышка, которого Кейт окрестила «Мистер Тебе Крышка». В ней Джон смотрелся очень забавно, хотя и не сказать, что уверенно, пребывая в не самом лучшем расположении духа после их странной беседы на причале.

Маккриди тоже был не слишком весел. Он нервничал из-за задержки и рвался в свой лабораторный комплекс, но когда они решали, провести им ночь на лодочной станции или шататься по Пустошам в темноте, его голос оказался в меньшинстве. Как бы Вивьен ни сочувствовала наемнику, дважды за день попадать в неприятности не хотелось, да и Фрэнк очень настаивал, чтобы они остались.

— Никогда раньше не принимал у себя сразу двух мэров, — вгрызаясь в кукурузный початок, пробормотал Таффингтон. — Знавал я одного довоенного, как его там… Билл какой-то. Не напомнишь, малышка?

— Уильям Паркер, — с полным ртом подсказала Выжившая, не в силах оторваться от сочного ребра, которое так и таяло во рту.

— Точно, старина Паркер. Уж сколько я ему писем писал и пороги обивал, чтобы эти чертовы подростки не курили у меня под окнами, да все без толку. Только бы счета за электричество повышать, да Вивьен? А жена его, говорят, все тряпки из каталога скупала, это на наши-то налоги!

— Это верно, — вяло поддержала Вивьен, косясь на бывшего и нынешнего мэров, но «добрососедская шпана» не сильно интересовалась довоенной политикой, предпочитая пока есть возможность наедаться от пуза и запивать это дело самогоном, вполуха слушая старческое брюзжание.

Они подняли еще один тост, восхваляя героическое самопожертвование Хэнкока, и еще один — за дружбу между Бостоном и маленькими поселениями навроде Таффингтона. Вивьен почувствовала, что зрение ее стало более мутным, или дело было в небе за окнами, которое темнело уже не только от обложивших его облаков, но и от позднего часа. Самогон подействовал и на Еву, которая скромно сидела на ящике, тушуясь в присутствии незнакомцев ровно до тех пор, пока не был выпит третий стакан.

— Как у вас все вкусно, мистер Таффингтон! У нас в Убежище Мария тоже готовит так, что пальчики оближешь, но я не думала, что и на Пустошах еда очень ничего. Это везде так или только у вас? Я просто нигде раньше и не бывала.

— Спасибо, милая. Это все Таша — она у нас королева на кухне, — горделиво объявил Фрэнк, и польщенная девушка скромно опустила глаза.

— Только вот штука эта ваша какая-то странная. Мне кажется, вы все как-то качаетесь. Или это я качаюсь? Не понимаю, — продолжала уже несвязно на высоких нотках тараторить спасенная резидентка, и Вивьен поспешно оглянулась в поисках спального места, куда можно положить девочку, когда ту вырубит.

— Ты хоть алкоголь-то когда-нибудь пила, Жевенева? — Кейт криво ухмыльнулась одним уголком рта с видом женщины, искушенной во всякого рода «взрослых» штуках типа алкоголя и сигарет.

— Меня зовут Же-не-вье-ва! — протянула резидентка, с каждым слогом прокручивая вилку с нанизанным на нее беличьим сухариком. — Нет, я ни разу не пила. Мама говорит, что если я буду пить алкоголь, стану как Бобби де Лука, а он бледный как смерть и постоянно как зомби ходит.

— А ты у нас маменькина дочка, Ева? — продолжала поддевать Кейт, не утруждаясь запоминать сложное имя новой знакомой. — Это она тебя так странно назвала?

— Она, да. И ничего не странно — так звали героиню из одной книжки про Средневековье, она у нас в Убежище в библиотеке есть. Могу дать почитать, если ты умеешь, конечно.

Кейт от неожиданности даже уронила на тарелку вилку. Остальные участники застолья мгновенно затихли и мысленно приготовились разнимать женскую драку.

— Мяу, — Фаренгейт грациозным жестом выпустила воображаемые коготки, но по невинному и открытому лицу Евы невозможно было понять, действительно ли она умеет так хлестко отвечать на подколки или говорит искренне, не подозревая, как все это звучит. Наверное, такой Фрэнк впервые увидел Вивьен, когда та предложила ему стимулятор.

В любом случае, перепалка вызвала за столом взрыв смеха, а когда все вокруг давятся от хохота, сложно продолжать скандалить, поэтому Кейт смирилась, щедро подливая себе еще самогона.

Ева, как и предсказывала Вивьен, замертво уснула уже минут через десять, и оставшаяся часть вечеринки проходила без ее раздражающего треньканья. Расходилась компания уже затемно, когда все вдоволь наелись, обсудили самые интересные новости и порядком надрались. Дождь закончился, а небо прояснилось, и по холмам на западе потянулась тонкая фиолетовая полоса закатного отцвета, плавно переходящая в насыщенный синий. Чтобы разместить всех, пришлось достать из кладовки несколько спальников и расположить их на втором этаже, пол которого был весь уставлен ведрами из-за протекающей во время дождя крыши.

Вивьен осталась помочь Таше с посудой, не отказав себе в удовольствии помыть тарелки, столовые приборы и кружки под краном, который Фрэнк, мастер на все руки, смог подключить к электрической водяной помпе. Выжившую заметно покачивало то в одну сторону, то в другую, но если сосредоточиться на мойке, превратив грязные стаканы в точку притяжения, то можно было ощутить себя практически трезвой.

Когда они с Ташей закончили и пожелали друг другу спокойной ночи, в доме уже было тихо — алкоголь и тяжелый день быстро сморил ее уставших друзей и штабелями уложил спать. Вивьен вытерла руки неопределенного цвета полотенцем и вышла подымить на крыльцо у главного входа, так как старый гуль очень просил не курить в доме.

Выжившая оперлась локтями на отремонтированные деревянные перила веранды и щелкнула зажигалкой, прикрывая огонек от легкого ветерка, что взъерошил ее волосы и устало потрепал истлевший американский флаг, почти утративший краски, но продолжавший реять над крышей по настоянию Таффингтона.

Дом погрузился в полную темноту, сливаясь с ночью — генератор отключили, экономя драгоценный бензин. Единственным источником света оставались тлеющие угли в основательном пункте для приготовления пищи, устроенном на двух рядах цельных шлакоблоков, и Вивьен сосредоточила свой взгляд на нем, хотя на деле его даже не видела.

Слушая громоподобный храп на втором этаже (Кейт наверняка опять спит на спине) и приглушенное жужжание гнусов в реке, загнанной чуть севернее в каменный канал Мальдена, Вивьен размышляла, стараясь структурировать свои мысли, но те суетливо расползались в рассыпную, как пьяные радтараканы. Надо признать, самогон у Фрэнка был убийственный — она давно так не набиралась. Впрочем, почему-то именно здесь она почувствовала себя по-настоящему расслабленной, словно после долгого отсутствия приехала в гости к родному дедушке. Вторым таким местом был Старый Капитолий, куда она всегда прибегала зализывать раны и не припоминала случая, чтобы ей там хоть раз отказали в помощи.

Выудив из памяти Добрососедство, Вивьен невольно в который раз за день обратилась мыслями к Джону, вновь и вновь пытаясь расшифровать его странный взгляд на берегу и отстраненность на причале. Одни мысли-радтараканы шептали ей пойти к нему, разбудить и разобраться с этим прямо сейчас, тогда как другие, более трезвые, просили этого не делать и подождать до утра. Была еще третья, самая пьяная, одинокая и какая-то жалостливо печальная — скреблась в дверь, за которой проходит вечеринка: она нашептывала хозяйке подняться наверх, лечь позади Джона и просто вырубиться, вжав лоб между его тощих лопаток.

Неподалеку что-то хрустнуло, и Вивьен по-звериному резко повернула голову, привычно чутко реагируя на посторонние звуки — рефлекс выживальщика. Скудный свет тлеющего костра выхватил из темноты два синих блестящих глаза — Маккриди.

— Извини, не хотел напугать, — без всякой вины в голосе тихо произнес он и зашагал к костру, держа в руках охапку из нескольких поленьев. Сложив их у шлакоблоков, он опустился на дутый, прорванный в нескольких местах и пестрящий жженым синтепоном туристический спальник, и начал осторожно просовывать дрова сквозь прутья обуглившейся решетки.

Вивьен продолжала курить, глядя как он наклоняется над углями, раздувает огонь, который почувствовал сухое дерево, ожил и принялся жадно пожирать. Свет пламени выхватил из мрака слегка горбатый нос наемника, острый подбородок, увенчанный аккуратной бородкой, и тонкие линии бровей, между которым залегли две галочки-морщинки. Пожалуй, его можно было назвать привлекательным мужчиной, и судя по его поведению и беззастенчивому легкому флирту сегодня днем, он об этом и сам догадывался.

— Фрэнк разрешил посидеть тут немного, если что, — Маккриди обернулся через плечо, очевидно, чувствуя ее оценивающий взгляд.

— Не спится? — участливо поинтересовалась Вивьен, стараясь сосредоточить взгляд на его кепи, а не обозревать всю панораму — уж очень кружилась голова.

Наемник бросил взгляд на чернеющие квадратными зенками окна второго этажа.

— Кейт, — был короткий ответ.

— Если ты привык спать под свист пуль, то храп Кейт не должен тебя беспокоить.

— На самом деле я беспокоюсь, что она зарежет меня во сне.

— Она хорошая. По-своему. Просто надо узнать ее получше, — Вивьен попыталась оправдать подругу, хотя и понимала, что для большинства людей она немногим отличалась от обколотого психо рейдера.

— Тебе виднее, Вивьен, — безразлично бросил он.

Выжившая воткнула окурок в керамическую кружку-пепельницу, доверху наполненную его почившими собратьями, и на глаза ей попался сюртук Хэнкока, висящий на перилах под крышей, куда не достанет дождь. Она прикоснулась к жесткой алой ткани — почти высох. Еще днем она обнаружила в доме иголку с ниткой и утром хотела проснуться пораньше и подлатать костюм, пока Джон не проснулся. Шить красиво ей не позволяли довольно неумелые пальцы, но на несколько грубых стежков ее навыков должно хватить — ведь если умеешь штопать раны, то с простой тканью проблем возникнуть не должно. Отчего-то Вивьен хотелось сделать ему приятное, позаботиться о его любимой вещице в знак благодарности за то, что в вопросе спасения Евы он встал на ее сторону и рискнул своей жизнью ради девушки, которую даже не знал.

— Можно посидеть с тобой? — спросила Вивьен, и получив от Маккриди нечто, напоминающее утвердительный кивок, нашарила в кармане иголку, продетую в моток черных толстых ниток, и стянула с перил сюртук.

Роберт подвинулся, когда она спустилась к нему, и Вивьен приземлилась на спальник, к неожиданности своей смущенно захихикала, так как пораженная алкоголем вестибулярка подвела ее. К счастью, нитка была уже продета в иголку, так что ей оставалось только отмерить примерное количество, оторвать зубами от мотка и завязать узелок. Игла была достаточно острой и толстой, чтобы проткнуть шершавый материал, и Вивьен приступила к работе, вдыхая запах табака и терпкого одеколона и стараясь не обращать внимания на пятна крови на ткани, погружающие ее в чувство вины. Согласись она с идеей Маккриди идти вброд, Джону не пришлось бы уже второй раз подставляться из-за нее. Интересно, гули ощущают боль так же, как и люди? Отчего-то Вивьен казалось, что разницы нет никакой, пускай Хэнкок и утверждал, что на них все заживает как на собаках.

— Люси все время приходилось зашивать то меня, то мои шмотки, — тихо прокомментировал Маккриди, наблюдая, как она неловко втыкает иглу, что постоянно норовит выскользнуть из пальцев.

— Могу и твой рукав пришить, если он у тебя с собой, — с улыбкой предложила Выжившая, косясь на его тренч-ветеран. Ей нравилось слушать голос наемника — в нем была какая-то таинственная загадочность, будто каждым своим словом он пытался втянуть ее в авантюру или делал предложение, от которого нельзя отказаться.

— А твой приятель ничего не скажет на то, что ты пришиваешь рукава другим мужчинам? — хохотнул он.

— А должен?

Маккриди то ли усмехнулся, то ли шумно выдохнул, а в глазах его танцевало пламя.

— Ты правда ничего не видишь Вивьен, — поставил он печальный диагноз. Во взгляде читалось сочувствие, словно Вивьен была ребенком, которому показывают пролетающую за окном птичку, а он смотрит и не находит ее до тех пор, пока пернатый хвост на скрывается за пределами оконной рамы.

— Слушай, — мягко обратился Маккриди, и от этого тона Вивьен вдруг позабыла выяснять, что же такого она «не видит», — сегодня на мосту я, наверное, повел себя как гов…дуралей.

Вивьен снова по-девчачьи хихикнула.

— Забавно ты изъясняешься.

— Взял за правило поменьше ругаться. Короче, хорошо, что мы спасли эту девчонку, хотя я понимаю, почему ее даже из собственного Убежища выперли. Не пойму только: тебя-то что побудило так ее защищать?

Огонь кряхтел, гоготал, и в его языках всплывали смутными пятнами воспоминания: грязная закусочная «Друмлин», где до войны Вивьен с Нейтом ели пончики с розовой глазурью, сжавшаяся в углу перепуганная хозяйка и ее жалкий сын-наркоман. Двое вооруженных парней в кожаных куртках с грубыми наплечниками, правый глаз одного из них молочно белеет и будто сияет в глазнице, как матовая лампочка в плафоне. Престон послал Вивьен сюда договориться о поставках в Сэнкчуари совсем одну, дескать, что может случиться в двух шагах от Конкорда?

— Я была той девочкой из Убежища, Роберт, — ответ вышел каким то сиплым, первые слова в предложении оказались громче последних, а имя наемника и вовсе загнулось в зародыше.

— В каком смысле? — не понял он, озадаченно приподняв светлые брови.

Нет, ему она не расскажет. Даже Джону не может, а ведь он… А кто он ей? Напарник, ее надежное прикрытие, лучший друг, а может, уже кто-то больше. Даже до Великой Войны все эти знаки и ощущения не так-то легко идентифицировать, а на Пустошах чувства и вовсе работают по иным правилам. Мысли пьяно прыгали, мешали раскладывать все по полочкам, что так свойственно пытливому адвокатскому уму.

— Я была такой же, как она. Моего мужа Нейта убили, Шона украли, а я вылезла из Убежища в своем синем комбинезоне и вся в слезах — доверчивая неумеха и легкая добыча даже для самого жалкого бандита. Я бы не выжила, если бы хорошие люди не попались на моем пути, как мы — на пути Евы. Помогать важно, понимаешь? Одному, быть может, и легче, пройти мимо тоже иногда легче, но только сочувствие отличает нас от животных.

Маккриди задумался над ее словами, и довольно долго сидел молча, помешивая горящие поленья кочергой, пока Вивьен, не мешая, штопала сюртук, приноровившись к этому ремеслу.

— Я привык полагаться только на себя, но знаешь… Одиночество меня пугает. Иногда все же приятно на долгой дороге сидеть с кем-то спина к спине. Глядя на вашу команду сегодня, я осознал, что не хочу оставаться один и сделаю все, чтобы этого не произошло.

Вивьен привалилась к его теплому плечу, как бы «заземляя», свое тело, которое уже плохо ее слушалось. Похоже, у самогонки Фрэнка имелся не только мгновенный, но и отложенный эффект. Маккриди не возражал, задумчиво смотрел поверх костра на пустую разбитую дорогу, над которой растянулась иссиня-черная небесная бездна, усеянная звездами так густо, словно кто-то в сердцах изрешетил его из тысяч миниганов.

Засмотревшись на него, Вивьен ткнула иглой себе в указательный палец и на кончике слезинкой выступила крохотная красная капля. Вивьен по детской привычке сунула его в рот, слизнула кровь и сделала финальный стежок. Рукодельница из нее явно так себе: швы получились неровными, но куски ткани вместе держали. Оценив свою работу на «удовлетворительно», Вивьен аккуратно свернула сюртук и сложила рядом с собой на спальник.

— Так не будь один, — дала она совет, который даже ей самой показался очевидным. — Найди кого-нибудь, чтобы было к кому привалиться спиной в походе.

Маккриди слегка отклонился, сонно глядя на нее из-под полуприкрытых век, и ощутив на коже его дыхание, Вивьен вспомнила, что вообще-то он тоже пьян. Возможно, алкоголь подействовал на него сильнее, раз он был так открыт с ней, невзирая на то, что они были знакомы всего ничего, и именно это делало его притягательным.

Джон отстранился от нее, практически оттолкнул, а Роберт был вот тут — рядом.

«Спина в походе» — это могу быть я?» — невидимый счетчик Гейгера затрещал в голове.

Их носы соприкоснулись — скорее всего кого-то из них пьяно качнуло — и Вивьен, хулигански ухмыляясь и не ожидая от своего тела такой подставы, чмокнула Маккриди в уголок рта, ощутив мягкий пух его бородки. Секунда, и острый нос вжался в щеку, горячие, мягкие губы нашли ее, а теплая, широкая мужская ладонь легла на затылок в районе кончиков волос и властно, собственнически потянула на себя, заставляя податься ближе.

Пламя затрещало где-то слева, сыто облизало свежеподкинутое полено и дохнуло жаром, когда пальцы Вивьен впились в ворот потрепанного тренча так, что послышался треск нитей. Поцелуй, вначале напоминавший разведку боем, стал более агрессивным, язык наемника требовательно попросился в рот, и она позволила, для затравки прикусив кончиком клыка его нижнюю губу. Вторая его рука скользнула по позвоночнику, застыла на мгновение и уверенно переместилась ниже, без труда найдя тонкую полоску между верхней одеждой и линией брюк, потянула край кожанки вверх, прижимаясь всей пятерней к обнаженной коже. От прикосновения его пальцев пробежал озноб, перекинулся на бедра и обратился россыпью мелких иголочек, заставляющих ее не то сжаться, не то расслабиться полностью.

Воздух порывисто втянулся в легкие с коротким вдохом, когда Маккриди стиснул в пальцах ее короткие волосы на затылке и слегка потянул, заставляя отклониться назад и открыть беззащитную шею. Вивьен зеркально вцепилась в его густую русую шевелюру, заставляя восмиклетку упасть на землю где-то за его спиной. Стрелок тихо что-то мурлыкнул, сменил позу так, что его руки переместились по обе стороны от бедер Вивьен и властно подняли, и вот — она у него на коленях, пока он жарко дышит ей в шею, оставляя на горле дорожку из поцелуев, и прикусывает мягкую кожу где-то под челюстью. Холодок пробежал по скуле к уху, разлился по затылку. Внутренней стороной бедер она ощутила его возбуждение, втиснула ладонь между их плотно прижатыми друг к другу телами к тяжелой пряжке на ремне его брюк…

Что-то шумно звякнуло о доски со стороны веранды, и Маккриди с Вивьен одновременно вздрогнули, резко оборачиваясь на шум, как два суриката в африканской саванне. Рука Вивьен потянулась к пистолету Келлога, но оказалось, что тот лежит в песке, откинутый туда, очевидно, в тот момент, когда она перелезала со спальника на более уютное местечко на коленях наемника.

— Я очень извиняюсь, — пробормотал Ник, нагибаясь за упавшей позолоченной зажигалкой. — Эти ржавые пальцы иногда совсем не слушаются.

Если бы синты умели краснеть, Валентайн был бы сейчас алее спелой тошки. Застигнутая врасплох парочка молчала, совершенно не представляя, что вообще говорить в такой ситуации.

— Пойду прогуляюсь, что ли… — пробормотал Ник, поправляя шляпу, и шагнул с крыльца влево, но там был лишь обрыв к берегу реки, поэтому синт поспешно развернулся и направился в противоположную сторону, не глядя никому в глаза.

— Он что, наблюдал? — шепнул Маккриди в шею Вивьен, и она обнаружила, что он когда-то успел расстегнуть молнию ее кожанки и запустить под футболку руку, что замерла сейчас под ее левой грудью.

— Да ему как-то это без надобности, — Выжившая пожала плечами и поспешно оттолкнулась ступней, чтобы перевалиться с его коленей обратно на спальник, и жестко приземлилась на задницу, чем окончательно распугала их с Маккриди сексуальные страсти.

Вот всегда так в этом чертовом Таффингтоне — краснеешь и мнешься, ощущая себя полной дурой перед малознакомым мужчиной.

Неловкость сшила этих двоих подобно черной нити на спине красного сюртука. Маккриди шарил по земле в поисках потерянной кепи, а Вивьен сжалась у костра и подтянула колени к груди, стараясь занимать поменьше места и хлопая по карманам в поисках сигарет. Нашла, закурила, чтобы делать хоть что-то, когда никаких других дел нет.

Будь он неладен — этот Фрэнковский самогон, который толкнул ее в объятия парня, которого она знала чуть больше суток, но повелась на эту игривую улыбку и красивые глаза. А ведь начиналось так невинно — разговоры о детях, легкие, ни к чему не обязывающие заигрывания.

Правда была в том, что ей это было нужно — хоть что-то чувствовать. Выйдя замуж, Вивьен очень быстро привыкла делить с кем-то свою постель, и сейчас ей этого «кого-то» не хватало. И дело было не только в сексе — просто прижаться к чьему-то теплому боку, ткнуться лбом в плечо, услышать мягкое сонное «доброе утро» — уже даже это было очень ценно. Сегодняшней ночью одно с путалось с другим, смешалось в алкогольном трипе и едва не привело к ошибке, потому что удовлетворять низменные потребности с Маккриди и «сидеть спина к спине» — это разные вещи, и второго хотелось вовсе не с ним. Надо будет сказать спасибо Нику и его синтовской конечности, если, конечно, она сможет снова смотреть ему в глаза.

— Слушай, если захочешь продолжить, я возражать не стану, — тихо пробормотал стрелок, которому, похоже, было также неуютно вот так молчать, и лишь поэтому он попытался исправить ситуацию.

Вивьен раздосадованно запустила пятерню в короткую челку, отрывая горевший лоб, и крепко сжала веки в последней попытке вернуть сознанию ясность.

— Лучше не стоит, Роберт. Извини, но похоже, алкоголь завел меня не туда.

— Понимаю. Меня тоже. Я уже в процессе начал понимать, что не стоит этого делать, — согласился он, но голос стал бодрее.

— Все еще Люси?

— Угу. Все еще Нейт?

Вивьен выбросила окурок в огонь, по-медвежьи неуклюже поднялась с земли, прихватив сюртук, и нетвердой походкой направилась спать в дом, оставив Роберта сидеть с вопросом без ответа в одиночестве.

Нет, не Нейт. Давно уже не Нейт.