14. Не обнажай свое сердце — все кругом волки (1/2)

Я её отдал волкам</p>

Что растерзали ее,</p>

И она полюбила их</p>

(Strangers on a Train «Lost Her to Wolves» вольный перевод)</p>

До Великой Войны больше всего Вивьен Остин обожала салюты. В детстве она упрашивала родителей разрешить ей не ложиться допоздна, чтобы поглядеть, как в ночном небе распускаются бутоны разноцветных цветов всех форм и оттенков. После замужества они с Нейтом ходили на маяк Кингспорта, куда их пускал сослуживец мужа, работавший смотрителем — с высоты зрелище было ещё ярче, чем при взгляде из окон. Вскоре город перестал устраивать праздники — накануне грядущей войны властям было не веселья. Жизнь тогда словно осунулась, прижатая к ногтю страхом и пропагандой, и Хэллоуин стал последней попыткой вернуть улыбки на тревожные лица.

Но так и не наступил.

В новом мире тоже любили салюты, но несколько иные. Теперь это были огромные монстры, напоминающие огненные облака хлопчатника, что восстают среди руин, прекращая там всякие баталии и уничтожая любые признаки жизни.

Так рвануло и на мосту имени Такера: сначала одна мина, потом другая. По ушам ударил рычащий шум вспыхивающей бензиновой пленки, а потом весь район погрузился в оранжево-серое облако, в небо взмыл фейерверк из бочек, старых магазинных тележек, дорожных конусов и прочего мусора, что годами лежал на мосту нетронутым. Огонь был будто живой, резвился и скакал, как ребенок, и за ним вуалью тянулся длинный черный шлейф копоти.

Вивьен рефлекторно закрылась от яркой вспышки локтем, выпустив ошейник Псины, но тот больше никуда не рвался, а спрятался ей за ноги и беспомощно рычал оттуда на противника, которого не мог одолеть. Их обдало взрывной волной, заставив пятиться, и какое-то время все в ужасе смотрели на стену из дыма и пыли, не в силах осознать произошедшее.

— Пиздец, — как-то пискляво пробормотала Кейт не своим голосом.

Они с Фаренгейт стояли в обнимку, инстинктивно защищая друг друга. Маккриди морщился и тер большим и указательным пальцами ослепленные взрывом и забитые пылевым ветром глаза, и только Ник почти не шелохнулся — его синтетические зрачки неестественно резко смещались в глазницах, цепляясь за края опор и полыхающие остовы автомобилей.

— Джон!!!

Вивьен позабыла, что зовет его так только наедине, находя в этом имени нечто интимное, дозволенное только ей одной. Упавшее в бездонную пропасть сердце аритмично стучало будто за пределами досягаемости, словно хотело покинуть хозяйку; легкие давило невидимой рукой.

Она помнила каждый кошачий шаг Джона, каждый плавный взмах рукой, словно он гладил воздух, а не пытался сохранить шаткий баланс, и Вивьен поймала себя на том, что наблюдает за его грацией не только со страхом, но и с удовольствием. Легкий и ловкий, Хэнкок казался ей бесконечно одиноким красным пятном на фоне бездны, но в то же время он был по-своему величественным, словно акробат под куполом цирка, уверенно идущий по тонкому канату смерти, и лишь окаменевшая спина предательски выдавала его напряжение.

Крик Вивьен отрезвил всех остальных, выводя из оцепенения. Валентайн воплощал собой сосредоточенность, направив все искусственные органы чувств на то, чтобы в какофонии шумов различить один, который мог подсказать ему, что друг еще жив.

— Где они, Ник? — шепотом спросила Фаренгейт, сбрасывая растрепанную челку с бледного лба, но детектив лишь предостерегающе поднял правую, лишенную синтетической кожи руку.

Они с Псиной вместе услышали нечто недоступное людям, потому что сорвались одновременно, но не на мост, а под него. Сбежав по пологому склону, Ник на ходу отправил свою любимую черную шляпу на песок аки фрисби, и вошел в воду, не замечая, как позади выкрикивают его имя. Псина устремился за ним, промочил лапы, а потом оттолкнулся и поплыл по-собачьи.

— А ты-то куда? — крепкая рука Маккриди легла на плечо Вивьен, когда она, не соображая что делает, успела по щиколотку войти в радиоактивную реку.

— Псина, быстро ко мне! — строго приказала Выжившая, представив, какое облучение сейчас получает ее любимый питомец, но собака не слушалась, продолжая упорно следовать за детективом.

Валентайн нырнул, и спустя пару секунд люди на берегу смогли рассмотреть причину столь резкого поступка. Из воды торчали еще две головы — лысая и темная, облепленная вуалью из мокрых волос. Джон впился рукой в трещину у основания моста, стараясь удержаться на поверхности, пока явно паникующая Ева отчаянно цеплялась за его плечи и тянула ко дну, видя в этом единственное спасение. Это только в кино тонущие люди кричат, размахивают руками и поднимают веера брызг, привлекая внимание возможных спасителей. В жизни же все происходит куда драматичнее: утопление — самая тихая смерть.

Неосознанно заламывая руки, словно кисейная барышня из дамского романа, Вивьен наблюдала, как Валентайн хватает Еву за шею, держа её рот и нос над поверхностью, и плотно прижимает к себе спиной, чтобы она не могла ухватиться за него и потопить. И вот — они уже движутся обратно, разгребая руками плавающий в реке мусор. Едва коснувшись дна, детектив схватил Еву на руки — девчонка совсем обессилила в борьбе со своими спасителями и повисла у него на локтях как тряпочка, что-то несвязно бормоча себе под нос.

Джон вышел сам, надсадно кашляя и сплевывая болотно-желтую речную воду. Он едва стоял на ногах, покачиваясь от усталости, но главное, был жив. Последним выскочил Псина, искупавшийся с одной единственной целью — выловить из воды треуголку Хэнкока, которую теперь гордо держал в зубах. Овчарка фыркнула и отряхнулась, окатив всех дождем из брызг, и встроенный в Пип-Бой счетчик Гейгера тревожно затрещал, когда на зеленый экран попали ядовитые капли.

— Спасибо, дружище, — хрипло поблагодарил бывший мэр, забирая у Псины головной убор и водружая на место, хотя с треуголки ручьем лилась вода, и пошатнулся.

Вивьен была уже рядом, чтобы подхватить его, и перекинула его руку через плечо, поддерживая за талию. Несмотря на внешнюю худобу, Джон показался ей довольно тяжелым, против воли перенеся львиную долю своего веса на ее тощие плечи.

— Ты в порядке?

— Предпочитаю водку, а не воду, — судорожно глотая драгоценный кислород, попытался отшутиться он. — Взрыв хотя бы был эффектным?

— Это еще мягко сказано!

— Жаль я все пропустил.

— А мне спасибо не хочешь сказать? — напомнил о себе Ник, бережно укладывая Еву на траву, где ее уже ждала Кейт с таким странным выражением лица, что было непонятно, хочет она помочь резидентке или добить.

— Друг, тебе я проставлюсь лучшим виски, что смогу найти, ну, или что ты там пьешь, — хмыкнул Хэнкок, выжимая край треуголки прямо на нос Псине, что крутился у его ног явно довольный удачным спасением.

Джон мелко дрожал, то ли от холода, то ли от постепенно спадающего напряжения, прижимаясь к ней мокрым боком, но Вивьен не представляла ситуацию, в которой бы темный огонь в пропастях его глаз потух. Только теперь, снизу вверх глядя в эти невероятные черные зрачки, сливающийся цветом и с радужкой, и даже с белками, она осознала, что могла его потерять.

Какая-то схожая мысль, очевидно, посетила и голову Хэнкока, потому что он поспешно отвел взгляд, устремив его куда-то в небо, пересеченное ржавой бутылочно-зеленой полосой Бостонской высокоскоростной автомагистрали. Вивьен упрямо вернула его внимание, потянув за потрепанный отворот сюртука.

— Никогда так больше не делай, слышишь, Джон?

— Ты же знаешь, что я не могу этого обещать, — он снова закашлялся, согнулся пополам и сплюнул на песок слюну, перемешанную с мелким речным сором.

— Не старайся, Вивьен, я не могу добиться этого обещания уже десять лет, — Фаренгейт ободряюще ткнула кулаком в плечо друга, проходя мимо него к Кейт, которая пыталась растормошить Еву. — Я рада, что ты жив.

— Спасибо, сестренка, — должно быть Джон заметил расстроенное выражение лица Вивьен, потому что вымученно улыбнулся этой своей странной, но отчего-то притягательной улыбкой, и легонько мазнул холодным, грязным пальцем ей по носу.

— Хэй, Вив? Расслабься. С моим-то везением меня хрен убьешь.

Прежде чем она успела заявить, что везение — штука лимитированная и непостоянная, их прервал громкий булькающий всхлип — лежащая на траве Ева наконец-то пришла в себя и принялась блевать себе же на колени, прерываясь лишь на то, чтобы отдышаться и вытереть сопливый нос. Вот кто точно не был готов к экстремальным приключениям: надо бы придумать способ безопасно переправить девочку обратно в Убежище, которое она вряд ли в скором времени снова покинет.

— У нас гости, — предупредил Ник, и Вивьен взмолилась, чтобы не пришлось стрелять или убегать — сейчас не все в команде были готовы это делать.

Как всегда он был прав: через несколько секунд за спиной раздался шум моторной лодки, приближающейся к ним со стороны Таффингтона, где наверняка заметили огненного дракона, бушевавшего на мосту, как Грогнак-варвар в рубиновых руинах, но уже начавшего успокаиваться, преобразовавшись в локальные пожары, пляшущие на горящих автомобилях. Надо бы убираться отсюда поскорее, пока уцелевшие ядерные двигатели не начали взрываться один за другим.

Кейт, Фаренгейт и Маккриди присмотрелись к белой с крупными ржавыми пятнами лодке, дружно беря ее в прицелы и закрывая собой остальных. Стоявшая за лобовым стеклом фигура в примирительном жесте подняла руки, показывая, что не вооружена.

— Эй, все живы? — донеслось с борта. — Мы из Таффингтона. Видели взрывы и решили, что кому-то тут нужна помощь.

Вивьен узнала знакомый хриплый голос, а его обладатель узнал ее. Мужчина дождался, когда нос лодки уткнется в мокрый песок, и проворно спрыгнул с борта, приветливо улыбаясь Выжившей. Ее первый гуль.

***

Вивьен открыла от удивления рот, да так и стояла, забыв про существование нижней челюсти. Существо перед ней напоминало человека, с которого сняли всю кожу, изрезали ее на лоскуты, а потом как попало прицепили обратно, оставив на лице глубокие рытвины, неровные борозды и такие неизгладимые шрамы, что в сравнении с ними заживающий порез Вивьен смотрелся легкой царапинкой. Она все равно инстинктивно провела рукой по длинным волосам, привычно скрывая половину лица от чужих глаз.

Искалеченный мужчина в соломенной шляпе, клетчатой фланелевой рубашке и джинсовом комбинезоне, штанины которого были заправлены в высокие запачканные землей резиновые сапоги, удивленно моргал, стоя посреди своего небольшого огородика и не понимая, чего эта странная женщина так на него пялится. Она же попросту не могла заставить себя оторвать взгляд, и даже не от изувеченного лица или наполовину отсутствующего носа, а от налитых кровью белков и сияющих в них радужках цвета луговой травы, примятой ветром к земле.

— Сэр, могу я вам помочь? — вместо приветствия выпалила Вивьен первое, что пришло ей в голову, потому что ее молчание уже показалось ей невежливым. — Может, вам нужен стимулятор?

Она искренне хотела быть полезной, поэтому немало удивилась, когда мужчина раздосадованно опустил плечи и зло воткнул вилы в грядку с арбузами.

— Издеваешься? Думаешь, за двести лет я не слышал шуток остроумнее? — презрительно сощурился он, и Вивьен почувствовала, как краснота горячим приливом заволакивает ее щеки. Она не понимала, чем могла его обидеть.

— Двести лет? Так вы… гуль?

Престон рассказывал ей о гулях: о Потогонке, где выращивают смолянику, и о Добрососедстве, которым управляет безжалостный мэр; но никогда не видела их в живую. Мгновенно ее опалило стыдом и злостью на минитмена, который сейчас мирно пил кофе в знаменитом баре Таффингтона и даже не удосужился предупредить, что ее ждет здесь такая встреча.

Должно быть, Вивьен сейчас была похожа на слегка одуревшего ребенка, впервые увидевшего жирафа в зоопарке, потому что гуль смягчился, видя ее искреннее недоумение, поправил распустившуюся по краям шляпу и повнимательнее разглядел ее длинную челку и синий комбинезон Убежища, в который она за эти два месяца, кажется, вросла, не желая расставаться с единственным, что напоминало ей о Нейте, если не считать обручальное кольцо.

— Ну да. Малышка, из какой дыры ты вылезла? Никогда не видела гулей? — сипло поинтересовался он, вытирая о штаны зеленые от сорной травы руки.

— Нет, сэр, вы у меня первый, — брякнула Вивьен, но тут же осознала смысл своих слов и мысленно чертыхнулась.

Мужчина же расхохотался заразительным смехом, заведя большие пальцы за лямки своего джинсового комбинезона. Вивьен прожила тут достаточно, чтобы понять, как в Содружестве ценят низкопробный юмор.

— Это вряд ли! Первой, последней и единственной была моя Марта, упокой Господь ее душу.

— Простите, сэр. Я просто…растерялась, — потупилась она, не в силах больше смотреть в глаза мужчины, перед которым так опозорилась.

— Мое имя Фрэнк Таффингтон, малышка, но для друзей просто Фрэнк. А как тебя зовут?

— Вивьен Остин, сэр.

— Что ж, приятно познакомиться, Вивьен. Я не обижаюсь, но кажется, тебе очень нужен кто-то, кто расскажет тебе, как тут все устроено. Только вот не надо мне «выкать» и никаких «сэров», понятно? Пойдем, выпьем чего-нибудь.

Они проговорили всю ночь, сидя в крытом эллинге Фрэнка, пили пиво и обсуждали ностальгическое прошлое и грязное настоящее, жизнь до Великой Войны и выживание после, глядели как вода плещется о борта его любимой лодки, которую он старательно поддерживал в исправном состоянии. Гуль рассказал Вивьен о Пустоши, что после падения бомб обратила мир в Великое Ничто, о ядерной зиме, когда солнце, казалось, навсегда покинуло Землю, отвернувшись от мерзкого человечества, не оценившего его живительный свет. О Марте, с которой он прожил двести пятьдесят лет и потерял совсем недавно во время нападения рейдеров; о своих четверых детях и семерых внуках, что умерли один за другим от болезней, радиации, голода и рук плохих людей.

Фрэнк остался в этом мире совсем один — глубокий старик, наделенный уродливым бессмертием и волочивший за собой чемодан жизненного опыта и вагон скорби. Он так и не сдался, а назло всем бедам нашел свое место на клочке Содружества — в лодочной станции, которую превратил в приют для усталых путников и всех, кто просил о помощи.

Когда в окна сарая заглянули первые утренние лучи, Вивьен окончательно избавилась от всех ложных представлений о гулях. Позже их сначала жестоко возродил, а потом вновь мягко растоптал Джон Хэнкок.

***

— Держи, малышка. Не хочу хвастаться, но лучше кофе ты во всем Содружестве не найдешь, — вместе с чистыми тряпками Фрэнк передал Вивьен керамическую кружку, от которой вместе с густым паром поднимался приятный аромат, щекотавший ноздри.

Выжившая сделала большой глоток, чувствуя, как черный напиток приятно вливается в желудок и медленно возвращает к жизни. Вкус кофе возрождал воспоминания о рядовых буднях, когда она разбирала текущие дела адвокатской конторы за кухонным столом, пока Кодсворд гремел в раковине грязной после завтрака посудой, а Нейт на диване шелестел утренним «Бостон Бьюгл» под монотонный бубнеж черно-белого телевизора.

— Спасибо, что выручил нас, Фрэнк, — Вивьен позволила себе зажмуриться от удовольствия, снова отпив из кружки.

— А как не выручить? — пожал он плечами, опираясь на дверной косяк лодочного эллинга, который он совсем недавно покрасил в ярко-красный цвет и зачем-то повесил на двери здоровенный амбарный замок. — Стояли там и дрожали на ветру, как мокрые щенята, — он щелкнул зажигалкой, кивнув подбородком на кружку. — Твой приятель вроде просил чего покрепче? Пусть зайдет ко мне, как закончишь — вручу ему кое-что особенное. Сам гнал, а не это ваше бостонское пойло.

— Он это оценит, — подмигнула Вивьен.

— Так рисковать собой ради одной единственной девчонки — в Таффингтоне таким всегда рады. Похвально, что ты научилась выбирать себе друзей, — намек на Престона, которого Фрэнк отчего-то недолюбливал. — Ему-то ты хоть не предложила стимулятор при встрече?

— Я усвоила урок, можешь не сомневаться, — Вивьен искренне расхохоталась, вспоминая ту версию себя, что робела и перетаптывалась, совершенно не понимая, как вести себя в этом сложном, новом мире. Ее шрам теперь был открыт всем на обозрение, и старик Таффингтон это заметил, как мальчишку потрепав ее по волосам грубой широкой ладонью.

— Хорошо, что обрезала ту дурацкую челку. Не прячь свое милое личико от мира, малышка.

— Мне тридцать лет, а ты все так и зовешь меня малышкой.

Фрэнк по-отечески улыбнулся, и его зеленые глаза ласково потеплели, когда он мягко коснулся ее щеки своими шершавыми, натруженными пальцами.

— Да какая мне разница? В мои-то годы все вы — детишки.

Джон сидел на причале, покачивал носком сапога пришвартованную лодку Фрэнка и мрачно курил, отстраненно глядя на реку и ее заросшие колючим кустарником берега, пока Вивьен за его спиной расставляла бутылки с фильтрованной водой. По прибытии в Таффингтон он стал каким-то задумчивым, и казалось, даже избегал ее. Была ли тому причиной усталость, близкое столкновение со смертью или нечто большее, чего она пока не могла разгадать, Вивьен не знала, но не считала это поводом игнорировать неприятные медицинские процедуры.

Было той еще задачкой заставить Джона ненадолго расстаться с красным сюртуком, чтобы его просушить и хоть как-то залатать — арматурный штырь на большой шаг приблизил фирменный костюм исторического двойника Хэнкока к его неизбежному концу. Вивьен присела на корточки, основательно промочила чистую ткань водой из бутылки и начала стирать засохшую кровь. Напарник был настолько худым, что казалось, на выпирающих ребрах можно играть как на ксилофоне, а спина его был столь же изувеченной, как и лицо.

— Всё путем, Вив. Необязательно так со мной возиться, тем более, что стимулятор я уже получил, — Джон сжал зубы и раздраженно зашипел, когда антисептик начал пузыриться на краях царапины. Рана неглубокая, но длинная, тянется от шеи до поясницы вдоль острых позвонков.

— Фаренгейт предупреждала, что из тебя ужасный пациент, — не обращая внимание на его возражения, деловито заявила Вивьен. — И все же, позволь мне закончить, а то после этой гадкой воды начнется заражение.

Тихий, хриплый вздох вместе с тонкой струйкой дыма вышел из его легких. Возможно, его смущало сидеть к ней обнаженной спиной и демонстрировать старые и новые рубцы, оставшись без своего сюртука, служившего ему неким подобием защиты от этого мира. Подобные барьеры в Содружестве выстраивают все, и Вивьен не была исключением, и все же было непривычно и больно, что всегда прикрывавший ее Джон сам будто не доверяет ей и вообще будто не хочет, чтобы она находилась рядом.

— Не думал, что скажу это, но ты, кажется, иногда забываешь, что я гуль. Мы не болеем, и на нас все заживает как на собаках.

Настоящая собака в ответ на его слова издала тихий показательный вздох из тени на широкой веранде. После героического спасения треуголки Псину заставили лежать под капельницей антирадина, а эта процедура не только была малоприятной, так еще и требовала смирно лежать минут сорок, а не бегать по всей территории Таффингтона, выпрашивая у его обитателей вкусняшки, так что пёс демонстративно страдал.

Вивьен устроилась позади Джона в позу по-турецки и начала приклеивать к краям раны серию стягивающих пластырей, чтобы те быстрее срослись. Привычный аромат его сигарет заглушал запах реки — тины и водорослей. Ветер становился все напористей, по темной воде побежали волны, а небо стремительно мрачнело, затягиваясь в безликую пленку облаков. Бостон отсюда не видать — его скрывали нестройные ряды оголенных деревьев и покосившиеся высоковольтные вышки, а городским жителям Содружества на природе всегда неуютно.

— Как там Ева? — поинтересовался Хэнкок, и Вивьен была благодарна за этот вопрос, потому что напряжение между ними уже можно было нарезать ножом на ломти и подавать на стол.

— Получила мощную дозу антирадина. Плачет и зовет маму. Ей всего девятнадцать. Говорит, ей в первый раз разрешили выйти из Убежища и сходить на завод какого-то Большого Луковски за мясными консервами.

— Только лохи из Убежища будут покупать эту дрянь. Неизвестно, из чего (или кого) Коллинз крутит это мясо.

— Фрэнк сказал, что через пару дней тут будет проходить караван. Пока побудет здесь, а потом он договорится, чтобы они отвели ее домой. Думаю, с ней все будет в порядке.

Ответа на ее слова не последовало, и их вновь накрыло тягостное молчание. На изрытом поле измененной кожи Джона выделялось несколько более свежих шрамов: круглый след от пули на левом плече, еще одно ранение на боку, но там прошло по касательной; три глубоких полосы тянутся от шеи через левую выпирающую лопатку и заканчиваются на нижних ребрах — яо-гай?

В первую встречу Джон здорово напугал ее, и вовсе не внешним видом (к гулям к тому времени она успела привыкнуть), а своей темной энергией и точными, выверенными, хладнокровными движениями. Убийство Финна как нельзя лучше иллюстрировало слухи о Хэнкоке как о злобном выродке, захватившем Добрососедство, о чем ей красочно рассказывали минитмены и жители Даймонд-Сити.

Тогда Вивьен еще не знала, как сильно они заблуждаются на его счет, поэтому вспомнила свой кружок актерского мастерства, в который ходила в пятом классе, и сыграла максимальную бесстрастность, дабы не показать свой страх хищнику и не пробудить в нем азарт охоты.

И в то же время была ему благодарна: после изнурительного боя с Келлогом, морально и физически ее опустошившим, Вивьен вряд ли смогла бы противопоставить что-то даже простому вымогателю, что пожелал ее ограбить. Впервые в Содружестве кто-то оказал ей услугу и ничего не потребовал взамен. Потом они встречались вновь и вновь при самых невероятных обстоятельствах, и с каждым разом Вивьен всё больше понимала: этот парень из ее жизни уходить никуда не собирается, да и она не спешила его прогонять, завороженная странным сочетанием грубых манер с глубиной мыслей.

После всего, во что она его втянула, Джон упорно продолжал следовать за ней и не просил возвращать долги. Зачем? Может, ему просто нравилось рисковать собой и не хватало адреналина в кресле мэра, но сегодня была последняя капля, после которой он наконец-то захочет уйти.

Тучи окончательно заволокли небо, сменив яркие цвета солнечного дня на сепию. Надо было прятаться под крышу, пока не пошел дождь — воды на сегодня было достаточно. Однако они продолжали сидеть, вслушиваясь в приглушенные голоса за стенами, среди которых особенно выделялся высокий писк Евы, которая, кажется, пришла в себя и теперь трещала без умолку к огромному неудовольствию Кейт.

— Ты так во мне дырку протрешь, Вив, — заметил Хэнкок, щелчком пальца отправляя окурок плавать в мутной воде. — Если хочешь что-то спросить — спрашивай.

— Как ты получил эти царапины?

«Как ты стал таким?» — вот вопрос, который она на самом деле хотела задать и уже очень давно. С довоенными гулями все было понятно — они это не выбирали, но Джон… Он не был реликтом старого мира, но продуктом постапокалипсиса. Очередная безумная авантюра завела его куда не следует? Враги применили к нему какую-то извращенную пытку радиацией? Или он выбрал это сам?

Последняя догадка пугала сильнее прочих, потому что рождала новую: что должно произойти в жизни человека, чтобы он сознательно отказался от собственного лица? Возможно, только Фаренгейт и Хэнкок знали правду, но Вивьен никогда не решилась бы спросить напрямую.

Вивьен и самой когда-то хотелось избавиться от своего лица, потому что после произошедшего она не могла смотреть на себя в зеркало и видеть в нем женщину, чье тело и разум, пускай и ненадолго, но против воли не принадлежали ей, а она была слишком слаба, чтобы помешать этому случиться. «Я буду смотреть на мир твоим синим глазом, девочка» — эти слова, запах крови и отдающий звенящей сталью голос она часто слышала по ночам. Вивьен долго прятала внешний отпечаток своей травмы, пока не встретила сначала Ника, который показал ей, что изъяны не скрыть, а потом и Джона, что учил носить их гордо, как знамя.

— Мы с Фар, пьяные в хлам и укуренные до зеленых соплей, забрались на крышу башни Линн-Вудс. Не стоило трогать тот переключатель, но очень захотелось узнать, что случится. Оказалось, что разбуженные сиреной Когти Смерти очень больно бьют, но «Испепелитель» бьет больнее, — тоном, лишенным всякой эмоциональности, которой он обычно распалялся, вспоминая о своих прошлых приключениях, поведал Джон.

Вивьен была уверена, что он догадался, что рассказывает вовсе не ту историю, которую она хочет услышать.

Как показать, что ей можно довериться, признаться, что она хочет быть ближе? Протянув руку, на которой, будто на мумии из ужастиков про египетские проклятия, беспорядочно болтались грязные обрывки бинта, Вивьен едва дотронулась до широкой полосы грубой кожи, но ощутив ее кроткое прикосновение, Джон вдруг встрепенулся, ловко повернулся и перехватил ее руку. Черные миндалевидные ямы его глаз отсвечивали синим, и она смогла уловить в них то, чего раньше не видела: боль, словно раны еще кровоточили. Если она всегда была там, почему Вивьен раньше ее не заметила?

«Поговори со мной — это ведь так просто!» — хотелось попросить ей, хотя как раз в этом-то вся сложность и заключалась. Закон выживания: не обнажай свое сердце — все кругом волки.

Джон держал ее кисть крепко, но не причинял боли, совсем как в «Тикондероге», когда он пообещал всегда прикрывать ее. Перевел взгляд на свою руку и медленно разжал пальцы.

— Дождь начинается. Пошли в дом, Вивьен, — отчужденно прошелестел он, проворно поднимаясь на ноги, и ушёл, оставляя ее в груде окровавленных тряпок и полном замешательстве.

— С этим мостом вот какое дело, — рассказывал Фрэнк, принимая у Вивьен глубокую пластмассовую миску, полную вареной кукурузы, источающей такой приятный аромат, что желудок сворачивался в узел и ворчал в предвкушении трапезы, — тут у нас неподалеку водились две группы рейдеров, и одни себя называли «Ржавыми», кажется, а вторые то ли «Бумеры», то ли «Бомберы» — не помню. Нам они особо не мешали — воевали друг с другом в основном.