9. Семья – это отстой (2/2)

– Ну все. Она синт, – обреченно поставила диагноз Фаренгейт. – Пристрелим ее?

– Рискни попробовать, – рявкнул Хэнкок, забывая, что больше здесь не командует.

– Я не синт. Псина же узнал мой запах, – весомо аргументировала Вивьен, кивая на пса, который возбужденно скакал вокруг, явно обрадованный встрече. Никто не слышал, чтобы в Институте умели имитировать запах человека, поэтому решили довериться Псине: поглядев на него, Фаренгейт пожала плечами и положила на место «Испепелитель».

– Да, это определенно Вивьен, – заключила Кейт, которая все это время, сузив глаза, буравила подругу взглядом, – но башкой знатно приложилась, раз говорит такое.

– Там рай для людей, – поспешно исправилась Вивьен, – но синты там что-то вроде обслуживающего персонала. Выполняют за них всю черную работу. А если они что-то делают не так, их личности просто перепрограммируют. Институт считает их своей собственностью, поэтому не видит в этом ничего предосудительного.

Услышав это, Фаренгейт и Кейт начали спрашивать наперебой:

– Ты узнала, кто в Содружестве синт?

– А в Добрососедстве?

– Зачем они вообще их создали?

– Хэй, тайм-аут! – Хэнкок прервал поток вопросов, видя, как Вивьен беспомощно переводит взгляд с одной девушки на другую, не успевая даже открыть рот. – Ты нашла Шона? – спросил он, решив сосредоточить внимание Выжившей на главном.

Она повела плечами, коротко кивнула, словно достижение ее главной цели не имело такого эффекта, какого она ожидала, а глаза потемнели от жестокой печали, сделав ее взгляд пугающе пустым.

– Нашла. Но он… взрослый. Биологически он даже старше меня. И именно он заправляет Институтом.

Голос Вивьен напряженно звенел, когда поведала всем троим, как оказалась в белых коридорах Института, покрытая плотным слоем пыли Содружества. Ни оружие, ни броня ей не пригодилась, потому что встретили ее там как дорогого гостя, и более того: мечта найти сына исполнилась. Вот только это был не крошка Шон и даже не десятилетний мальчишка, а взрослый мужчина с сединой в бороде, который рассказал ей, что все это время сидел здесь, под землей, и наблюдал, как мать пытается разыскать его.

Оказалось, что Вивьен оставалась в криогенной заморозке куда дольше, чем думала, и даже не подозревала, что на самом деле прошло не десять, а шестьдесят лет. Шона похитили и использовали его ДНК, чтобы создать синтов третьего поколения, неотличимых от людей. Таким образом, он стал «отцом» всех синтов, поэтому так себя и называл – Отец.

Саму же Выжившую не убили в день похищения, потому что она, как второй представитель Убежища с «чистым» генетическим материалом, могла продолжить дело Института. Сам Шон этого хотел, поэтому и предложил ей стать частью организации. Он позволил ей увидеть всю его работу изнутри, познакомиться с учеными и синтами, которых они производят. Очевидно, что Шон намеревался использовать мать в своих целях, поэтому в знак доверия даже выдал ей чип, который интегрировался в Пип-Бой и позволял ей телепортироваться в Институт и из него. И вот, теперь она вновь сидела здесь, сбитая с толку и совершенно не представляющая, что делать со свалившейся на голову информацией.

– И он просто так тебя отпустил? – недоверчиво хмурилась Фаренгейт. – Что ты ответила на его предложение?

– Он дал мне время подумать, – объяснила Вивьен, нервно теребя в пальцах заклепку Пип-Боя. – Я вольна вернуться, когда захочу, и дать ответ.

– Не похоже на счастливое семейное воссоединение, – буркнула Кейт и уселась на пол, прижавшись спиной к подлокотнику у бедра подруги. – Я вот тебе говорила, что нифига хорошего из этой истории не выйдет. Семья – это отстой.

– Почему же он не разморозил тебя раньше? – Фар предпочитала задавать прагматичные вопросы, не углубляясь в дебри семейных драм.

Вивьен растерянно пожала плечами, потянулась за новой сигаретой, оставив вопрос Фаренгейт без ответа. Псина устроил голову на диване между ней и Хэнкоком, преданно глядя в глаза. Все они неосознанно держались ближе, обступили Выжившую со всех сторон наподобие защитного купола, но только пес мог откровенно демонстрировать, как на самом деле по ней скучал.

– Я… я не знаю, а он не пожелал объяснить. – Вивьен погладила овчарку, получше рассмотрела ее звездно-полосатую обновку – подарок Хэнкока, найденный на чердаке Капитолия. – Вряд ли он воспринимает меня как-то иначе, чем как мостик между Институтом и Содружеством. Келлога-то у них больше нет.

– Довольно жестоко так поступать со своими родителями. Это тебе я говорю, а я своих предков ненавидела, – сочувственно кивнула Кейт. Иногда на ее жестком лице проявлялись очень человеческие эмоции.

Жестоко или нет, а предложение Отца было довольно заманчивым, подумалось Хэнкоку. Не так уж плохо обменять жизнь в Содружестве на белые коридоры, пускай там и воняет стерильностью. Ради такого многие люди поступились бы своими принципами, и рано или поздно, Выжившей тоже придется сделать выбор.

– Нужно найти Дез. Она о многом должна узнать, – Вивьен докурила, прижав окурок к керамическому донышку грязной пепельницы, и уверенно поднялась, подбирая с пола рюкзак. Резким движением, от которого приглаженные волосы вновь растрепались, она будто выкинула из головы все крутящиеся там мысли. Псина подскочил, процокал вперед нее к винтовой лестнице – привычно готовый к путешествиям друг, у которого просто была небольшая передышка.

Фаренгейт и Кейт остались в комнате, провожая Выжившую удивленными взглядами и раздосадованно проглатывая свои оставшиеся без ответа вопросы. Хэнкок же нагнал ее у самого выхода и придержал за локоть.

– Там бушует рад-буря, сестренка, – мягко предупредил он. – Если не хочешь стать такой, как я, лучше пережди ее.

В подтверждение его слов снаружи оглушительно громыхнуло так, что казалось, небо сейчас расколется пополам. Псина угрожающе зарычал, прижав уши к голове, и демонстративно улегся у ног одного из гангстеров, охранявшего входную дверь. Вивьен вздохнула, разочарованно опустив плечи.

– Тем лучше. Мне нужно с тобой поговорить.

Они свернули в комнату, заставленную старыми картотеками, доверху набитыми документами довоенных времен. Здесь не было света, и лишь всполохи сверкающих молний сквозь дыры в заколоченных окнах проникали внутрь и ложились на пол тонкими полосами, окрашивая помещение в ядовито-зеленые цвета.

– Почему ты оказалась в Старом Капитолии? – поинтересовался Хэнкок усаживаясь в кресло у письменного стола, на котором был водружен разбитый терминал без экрана, используемый обитателями здания как пепельница.

Вивьен опустилась в кресло напротив, и оба синхронно закурили уже черт знает какую сигарету за последний час. От нее еще пахло антисептиком, чуждым и подозрительным, но вот дым, что она выпускала из своих легких – он был родным.

Уголек сигареты раздвоился в глубине синих зеркал, обрамленных длинными ресницами.

– Довольно сложно сосредоточиться во время телепортации. Нужно какое-то конкретное место, причем безопасное, – всегда ожесточенный взгляд вдруг стал чуть теплее. – И я… я подумала о тебе.

– Только ты могла назвать Добрососедство «безопасным местом». Уверен, это я виноват, что так радушно встретил тебя здесь. Репутация этого городка трещит по швам, – с фальшивым ворчанием прокомментировал это заявление Хэнкок, стараясь не показывать, что польщен. Странно осознавать, что кто-то доверяет тебе настолько, что готов показать свою уязвимость. Окажись Вивьен не в том месте и не в то время в своем нынешнем состоянии, ей бы не поздоровилось. Однако и ее собака, и она выбрали Старый Капитолий.

Они смотрели друг на друга так, словно вели про себя вели какой-то другой диалог, бессловесный и предназначенный только для них двоих. Подобная связь образуется между людьми, которые вместе прошли через заварушку, подобную операции в «Тикондероге», и научились работать в команде. Привыкать, привязываться, скучать по кому-то – очень опасные эмоции в Содружестве, и жди беды, если чувствуешь их, но бывший мэр любил рисковать.

– Так о чем ты хотела со мной поговорить? – напомнил Хэнкок, выбрасывая окурок в пустую раму монитора терминала.

Вивьен сразу помрачнела и отвела взгляд, сжав на коленях кулаки. Молнии время от времени озаряли выступившую под ресницами черноту, очерчивали шрамы на правой стороне лица. Над столом работали старые часы: какой-то гуль из людей Фар в порыве ностальгии регулярно заводил их и отдавал в ремонт. Вивьен прислушивалась к их тиканью, будто пытаясь найти в нем какое-то равновесие, прежде чем начать трудный разговор.

– Я узнала кое-что в Институте. О синтах, – осторожна начала она, и ее следующие слова играли оттенками скрытой печали, и, может, даже сочувствия. – Джон, ты был прав.

Он так отвык от своего имени, что порой не сразу понимал, что обращаются к нему. Что-то неприятное процарапало по ребрам, будто пытаясь выбраться наружу: так бывает, когда ожидаешь плохих новостей и твои худшие опасения оправдываются.

– Джеймс? – догадался Хэнкок и получил в ответ короткий кивок.

– Слухи не врали: твой брат синт.