3. Человек Хэнкока (2/2)

— А я мечтала подраться, но так тоже ничего, — глядя на них из-под рейдерской челки, криво усмехнулась Фаренгейт, и Кейт кивнула, разделяя ее мнение.

Дождь перестал, но облака затянули небо в цвет старого свинца. Где-то на севере щелкали глухие звуки отдаленной перестрелки, над головой привычно поскрипывало цветное железо довоенных небоскребов. Пип-Бой Вивьен периодически пищал, то ловя, то теряя сигнал белой махины «Тринити-Тауэр». Хэнкок шел рядом, потягивая сигарету и вслушиваясь в болтовню Кейти и Фаренгейт за спиной. Эти двое разговаривали так, словно кроме мата другие слова им произносить запрещалось. Надо будет спросить у телохранительницы, где он мог видеть эту с виду отбитую на всю голову девчонку: ее лицо казалось смутно знакомым.

— Слушай, Хэнкок. Извини меня. За все.

Голос Вивьен, нарушивший устоявшуюся за полчаса прогулки тишину, был непривычно тих, взгляд настороженно устремлен на графитово-серую величественную Церковь Троицы. Древний храм выглядел так, словно решил не участвовать в Великой Войне — он был полностью целым и лишь слегка зарос вьюном — зияющий ржавыми дырами небоскреб на его фоне смотрелся жалко, хотя был намного выше. Наверняка там сейчас на крестах пляшут рейдеры — ублюдки всегда занимают лучшие места.

Искреннее извинение Вивьен и виноватые нотки в ее тихом голосе растрогали его до глубины души, и он добродушно махнул рукой — что было, то прошло.

— Эй, это же Добрососедство. Я на тебя не сержусь.

Еще несколько лет назад Хэнкок и сам бы с удовольствием обстряпал какое-нибудь подобное дельце с теми, на кого теперь наводил страх, что плескался в глазах Бобби и Мэла, когда он вышел к ним из тени. Уж не превращается ли он в того, кто угнетал его и с кем он раньше боролся? Досадно будет, если после всего пережитого он уподобится Вику или еще хуже — станет как Джеймс. Нужно почаще напоминать себе, как важно не потерять голову от власти.

— Иногда мне кажется, что я начинаю привыкать… Но все равно попадаюсь на чью-нибудь удочку, — вздохнула Вивьен, пытаясь хоть как-то поправить прическу, но у нее не было шансов. — Так глупо дала себя обмануть.

— Я чертовски рад, что тебя обманули.

— Это почему еще?

— Потому, что ты человек Хэнкока, Серебряный Плащ, — пафосно заявил Хэнкок, имитируя низкий голос довоенного супергероя.

Прозвучало куда хуже, чем в первый раз, или он просто протрезвел? Вивьен слабо улыбнулась одним уголком губ.

— Это так.

— Ценю твою верность, Вивьен.

Храм проплыл мимо, справа и слева возвышались разрушенные войной и рейдерами руины некогда красивой улицы. Позади притихли Кейт и Фаренгейт: в этом районе легко словить пулю от рейдеров, что нередко устраивали засады в пустых оконных проемах.

— Зачем тебе вообще понадобилось это ограбление? — поинтересовался Хэнкок, когда они вышли к Бостон-Коммон. Из замусоренного озера в центре парка торчали белые пластмассовые крылья лодочек-лебедей. Это райское местечко лучше обходить стороной, и все в Бостоне знали это, оставляя друг другу предупреждающие таблички на ржавых резных прутьях ограды парка.

— Мне нужны были крышки. Или что-то, что можно очень дорого продать.

— А кому они не нужны? Зачем конкретно?

— Я ищу сына, — был тихий ответ.

Надо отдать Вивьен должное — она не сдалась, даже когда узнала, что для Шона прошло десять лет. Однако мальчика держали там, куда не мог добраться никто: в загадочном Институте, который вызывал страх и ненависть у всего Содружества, рассылая по нему синтов, неотличимых от людей до тех пор, пока не вспорешь им брюхо и не увидишь детали.

— Чтобы попасть в Институт, мне нужно построить одну штуку… телепорт туда, — продолжала женщина. — На него нужно много редких материалов, каждую деталь очень трудно достать, а значит, придется заплатить немало денег.

— Можешь одолжить у меня, — неожиданно для самого себя предложил Хэнкок. — Мои мозги гуля гниют, знаешь ли, и я запросто могу об этом забыть, так что можешь не возвращать.

— Я не беру чужих денег, — жестко отрезала Вивьен. — Я их зарабатываю, и только так.

— Может, мне пойти с тобой? Вспомнить, каково это — быть свободным и в полном дерьме.

Хэнкок сам не понял, пошутил он или был серьезен в тот момент, когда задумался: а не усадить в свое мэрское кресло (хотя, это скорее был диван) задницу Фаренгейт и вернуться на улицы? Одно он знал точно: жизнь Вивьен, полная странных приключений, имела смысл, а его — покрывалась плесенью, да еще и превращала в тирана. Нет, определенно дома нужно будет чем-то закинуться, чтобы такое барахло не лезло в голову.

Она повернула к нему голову и улыбнулась так, что ее чумазое лицо будто осветилось. Или это выглянувший сквозь облака обрывок закатного солнца так удачно отразился от озера Лебедя?

— Можешь не переживать за меня. Способов много, хоть некоторые и идут вразрез со всем, во что я верю.

Они миновали станцию «Парк-Стрит», старинное кладбище при церкви — и вот, цветастые баррикады Добрососедства показались за поворотом. Стена пестрила автографами живущих под ее защитой: мелькающие неоновые вывески, ржавые дорожные знаки на гвоздях, рекламные плакаты, надписи на досках и фанерах, разноцветные лампочки, стрелки-указатели на вход. Старый Капитолий — триумфальный взлет белого и красного кирпича с остроконечной башенкой, строго взирал на это безобразие, как родитель на беспорядок, устроенным беспокойными детьми.

— Дом, милый дом, — привычно пробормотал Хэнкок, каждый раз проникаясь невыразимой любовью к месту, которое сам завоевал и сделал домом отверженных.

Пес Вивьен, чью шею в этот раз украшал черной платок с белым черепом на груди, ждал их на скамейке напротив магазинчика всякой всячины Дэйзи. Он лизнул Вивьен руку, изучая калейдоскоп запахов, принесенных ею из канализации, и начал крутиться вокруг остальных, приветливо помахивая хвостом.

— Не пустили тебя на кебаб, шавка? — добродушно хмыкнула Кейт. Судя по подслушанным Хэнкоком разговорам, они с Фаренгейт намеревались провести этот вечер в «Третьем рельсе», напиваясь и обсуждая новости, произошедшие со времени их последней встречи.

Как-то очень по-человечески овчарка глянула на Хэнкока и пронзительно тявкнула, высунув свой длинный язык. Мэр рассеянно погладил ее по голове, вспомнив, что пес никогда чувствовал в нем угрозы, хотя он на его глазах убил человека.

— Чем я так нравлюсь твоем приятелю?

— Кто знает? Псина сам выбирает себе друзей, и однажды он выбрал меня. Возможно, он чует хороших людей.

— Ну, это точно не про меня, — усмехнулся Хэнкок, ставя ногу на боковое крыльцо Старого Капитолия.

— И не про меня, но все же…

На короткий миг они остались вдвоем в узком переулке, на красных кирпичах отпечатались блики вечернего солнца, и глаза Вивьен в таком освещении становились почти черными.

— Удачи, Вивьен. Надеюсь, ты найдешь своего сына, — пожелал мэр. — А если понадобится цирк уродов на выезде — ты знаешь, где меня искать.

— Знаю. До встречи, Хэнкок.