[652] В ловушке собственного тела (1/1)

Когда царь уезжал из дворца, белая змея не скучала: ждать его возвращения ей нравилось, — а стоило заскучать, так всегда можно было позабавиться с царским евнухом. Правда, узнав, что царская наложница — демон, евнух всеми правдами и неправдами старался избегать её общества и в покои Хуанфэй больше без царя не входил, но белой змее-то никто не воспрещал из них выходить! Забавно было подстеречь его, когда он, приподняв подол, крался мимо павильона Феникса, чтобы отдать какое-нибудь распоряжение слугами гаремной половины дворцового комплекса или придворным дамам, и, превратившись в змею, гонять туда-сюда по восхитительно длинным коридорам дворца. Он при этом уморительно вопил, да ещё и талисманами в змею при этом кидался, но на белую змею талисманы не действовали: их евнух срисовал сам из какой-то книжки, они были всего лишь клочками размалёванной бумаги, а не грозным оружием против демонов. Делала это белая змея не со зла, хотя былые обиды всё ещё помнила, а чтобы размяться. К тому же, она подслушала, евнух жаловался царю, что раздобрел и стал тяжёл на подъём в последнее время. Как по ней, так он и теперь быстро бегал.

Очередной отъезд царя совпал с полнолунием и трёхдневным затворничеством. Белая змея уползла из дворца в лес на поиски змеиной орхидеи. Успехом они не увенчались: на прежнем месте валялись лишь обломанные и объеденные стебли без цветков, выдранные с корнем, а земля была изрыта, словно кто-то постарался выкопать всё до последней ниточки-корешка. Этот вандализм белую змею потряс до глубины души. Пришлось ползти на поиски другой орхидеи, белая змея знала минимум десять мест, где они росли. Но все десять цветков были варварски уничтожены.

Ничего не оставалось, как продолжить углубляться в лес. Эти места белой змее были незнакомы, она осторожничала и замирала при каждом подозрительном и не очень шорохе или треске. Орхидеями в лесу пахло, но отыскать их пока не удавалось: неизведанный лес неохотно выдавал свои секреты.

Наконец белой змее посчастливилось: она заметила змеиную орхидею, цепляющуюся корешками за россыпь камней, едва присыпанных землёй. Но чтобы добраться до цветка, нужно было переползти через протоптанную какими-то лесными зверями тропку. Опасности белая змея не чувствовала, но она всегда так привыкла остерегаться демонов, что совсем забыла правописную истину: в лесу страшись леса.

Откуда они взялись — белая змея не разглядела, но сотни острых копытец вихрем пронеслись по ней, втаптывая её тело в землю. Что-то спугнуло стадо диких свиней, вероятно, какой-то хищник, и они, обезумев от страха, с налитыми кровью глазами, промчались по лесу, сметая всё на своём пути. По счастью, они не остановились, и белая змея избежала участи быть съеденной. Ей повезло, что поблизости не было и демонов: в себя белая змея пришла не сразу, а когда очнулась, то, страшным усилием воли подтягивая разбитое, изломанное тело, заползла в какую-то щель между камнями и затаилась. Руководствовалась она не рассудком, а инстинктом самосохранения: на открытой местности, пусть даже это лесная прогалина, раненая змея в смертельной опасности, её любая хищная птица может утащить в когтях.

Затаившись, белая змея пролежала не меньше суток. Шевелиться было больно и страшно. Голова, кажется, пострадала особенно сильно. Дождавшись сумерек, когда дневные хищники уже спят, а ночные ещё не пробудились, белая змея выбралась из своего укрытия и превратилась в человека, чтобы оглядеть себя и оценить тяжесть увечий. Вернее, попыталась превратиться в человека и не смогла. Что-то переклинило внутри, мешая превращению. Белая змея запаниковала, описала несколько кругов вокруг собственного хвоста, пытаясь монотонностью этого занятия вернуть себе внутреннее равновесие. Это помогло, но далеко не сразу: ещё четверть суток прошла, прежде чем белая змея смогла превратиться в человека.

Превращение её было недолгим: вытащив зеркальце и глянув в него, белая змея похолодела от страха. Её лицо — её настоящее лицо! — было изуродовано, регенерация застопорилась, а это означало, что шрамы останутся навсегда. Получить шрамы считалось у змеиных демонов величайшим позором: змеи кичились идеальной внешностью и ревностно берегли красоту. И как ей теперь показаться на глаза царю? Увидев её обезображенное лицо, он исполнится отвращения, разлюбит её и прогонит. Люди не любят уродов. При мысли об этом белая змея перепугалась ещё больше, превратилась против своей воли в змею и опять забилась в щель между камнями.

Пролежав так какое-то время, белая змея подумала, что змеиная орхидея, если съесть её всю целиком, может запустить застопорившуюся регенерацию. Но есть её нужно было не в змеином обличье, а в настоящем. Белая змея выбралась из укрытия, попыталась вновь стать собой…

Не получилось. Ни сейчас, ни потом. Только и вышло, что превратиться в Мэйжун. Но Мэйжун — фальшивка, в этом обличье пытаться излечиться бесполезно. Превращение зациклилось между змеёй и женщиной.

Белая змея оказалась в ловушке собственного тела. Вернуться к царю она больше не могла. Разве нужна ему просто змея или просто женщина?

А раз не получается толком превратиться, регенерация так и не запустится, шрамы останутся навсегда, превратив красавицу в жалкого урода. Так стоит ли пытаться вернуть себе настоящее обличье? Белая змея уже чувствовала, как раны произвольно стягиваются краями, сплетаются нитями плоти. Контролировать процесс она не могла, зарастали они как попало, наплывая друг на друга и бугрясь.

Белая змея превратилась в змею и забилась обратно в щель.

Лучше бы уж дикие свиньи затоптали её до смерти: отмучилась бы — и всё закончилось.

Но впереди были тысячи дней и ночей терзаний.