[587] Тягостное ожидание (2/2)

Потянулись тягостные дни ожидания. Ли Цзэ не приходил в себя, Су Илань тоже, но жизни их явно ничего не угрожало: пульс был слабый, но размеренный, дыхание не прерывалось. Янь Гун смачивал губы Ли Цзэ водой, даже пытался влить немного воды ему в рот, но зубы Ли Цзэ были плотно сжаты, и вода проливалась. Однако же, как заметил Янь Гун, Ли Цзэ не показывал признаков обезвоживания или истощения, не считая смертельной бледности, выглядел он здоровым — насколько вообще здоровым может выглядеть человек, которому недавно пробили грудь копьём до самого сердца. Со змеиным демоном было так же, придворные дамы докладывали, что Юйфэй спит, не просыпаясь, но красота её не увядает. «Ещё бы, — подумал Янь Гун мрачно, — это ведь лишь маскировка змеи!»

Янь Гун был при Ли Цзэ неотлучно, и если бы Цзао-гэ и Юань-эр не следили за тем, чтобы он ел и пил, насильно заставляя его это делать, то евнух давным-давно бы сам свалился от истощения.

— Отдохну, когда Цзэ-Цзэ очнётся, — неизменно повторял он.

Цзао-гэ и Юань-эр переглянулись, кивнули друг другу. Цзао-гэ, примерившись, опустил ребро ладони сзади на шею Янь Гуну, тот повалился ничком.

— Так-то оно так, — сказал Цзао-гэ, беря бесчувственного Янь Гуна на руки, чтобы унести в евнуховы покои, — но если, очнувшись, Ли-дагэ увидит вместо него полудохлую мумию, то ничего хорошего ждать не стоит.

Янь Гун проспал три дня. Ничего за это время не случилось, Цзао-гэ и разбойничья сотня сменяли друг друга и следили, чтобы в царские покои никто, кроме них, не входил. Но Янь Гун, очнувшись, всё равно изругал Цзао-гэ последними словами. Цзао-гэ ухмыльнулся и по старой памяти отвесил Янь Гуну подзатыльник:

— Поговори мне ещё!

— Я царский евнух! — возмутился Янь Гун.

— А я царский генерал, — возразил Цзао-гэ.

— Вы никогда не заткнётесь? — проговорил Ли Цзэ, который незадолго до их свары пришёл в себя и пытался сообразить, где он находится и что с ним произошло. Мысли у него после долгого забвения ещё путались, и перебранка этих двоих нисколько не помогала ему вернуть ясность рассудка. Он не мог ещё сесть, или отдёрнуть полог, или запустить в них чем-нибудь, оставалось только надеяться, что они расслышат его голос.

Янь Гун и Цзао-гэ уставились на него, раскрыв рты, стало быть — расслышали, а потом:

— Цзэ-Цзэ!!!

— Ли-дагэ!!!

— Я, конечно, понимаю, от избытка чувств и всё такое, — сердито и вполне ясно выговорил Ли Цзэ, — но не могли бы уже с меня слезть?!