[521] Ли Цзэ и его разбойничья сотня (1/1)

Так Ли Цзэ начал завоевание царства Хэ.

Раздав добро вана крестьянам, бандиты вернулись в горы Чжунлин, прихватив с собой волов и телеги, на которые потом свалили собственные пожитки: отправиться завоёвывать царство каждый предпочитал со своим добром, которое они успели награбить за разбойничью жизнь. Такой узел или сундук имелся у каждого, даже у Янь Гуна. У Ли Цзэ ничего не было: свою долю награбленного в доме вана он отдал старухе-соседке, чтобы та присматривала за могилой его матери.

Они ехали от деревни к деревне, от посёлка к посёлку. Между набегами, когда разбойничья сотня останавливалась на ночлег или у реки, чтобы напоить лошадей и волов, Цзао-гэ или кто-нибудь из бывших солдат учил Ли Цзэ обращаться с мечом и ездить верхом. В одном из посёлков, в доме тамошнего вана, Цзао-гэ присмотрел хорошего коня — красивого, вороной масти, с роскошной гривой и хвостом — и увёл его для Ли Цзэ.

— Будущий царь, — сказал он серьёзно, — должен ездить на царском коне.

Сбрую для коня они тоже раздобыли во время одного из набегов. Ли Цзэ скоро выучился ездить верхом, и теперь ему не нужно было ехать позади Цзао-гэ. Коня Ли Цзэ назвал Громом.

Чем дальше они продвигались, тем больше слухов о них расползалось по царству Хэ. Цзао-гэ об этом позаботился: пускал впереди нескольких переодетых людей, которые, притворяясь сказителями, рассказывали о силаче Ли Цзэ из гор Чжунлин, который собирается завоевать царство Хэ и освободить простых людей. Валун, который Ли Цзэ пинком отправил полетать, давно в их рассказах превратился в гору, и жители деревень и посёлков уже с нетерпением ждали приезда разбойничьей сотни — хотелось поглядеть на силача, о котором при жизни легенды слагают. Увидеть вместо силача всего лишь мальчишку они не ожидали, понятное дело, но Ли Цзэ, по просьбе Цзао-гэ, демонстрировал им силу, распрямляя подковы или кроша камни в песок, всего лишь сжимая их в ладони, и они уверовали, что все рассказы о нём правда.

Ли Цзэ для них был весьма странной личностью: раздавал награбленное добро крестьянам и ничего не брал себе. Янь Гун всегда забирал его долю и припрятывал, чтобы сохранить для Ли Цзэ, когда он передумает. Поскольку Ли Цзэ оставался равнодушен к дележу добычи, Янь Гун выбирал его долю на своё усмотрение, полагая, что будущий царь должен иметь одежды и добра с запасом, чтобы не ударить в грязь лицом, когда придёт время занимать столицу. Сам он уже спал и видел себя придворным евнухом.

В одном из посёлков они обнаружили на доске розыскные листы с портретом Ли Цзэ, который нисколько не походил на Ли Цзэ: видимо, городские чиновники не верили, что бандой руководит мальчишка, и нарисовали мордоворота со злобной физиономией. За голову «главаря банды Чжунлин» давали полтысячи таэлей серебром.

— Смотрите, — захохотал Янь Гун, тыча пальцем в розыскной лист, — Цзэ-Цзэ, это они Цзэ-Цзэ так нарисовали! Цзэ-Цзэ, смотри, про тебя написано.

Ли Цзэ смутился. Янь Гун сощурился, не понимая, почему Ли Цзэ отворачивается, да ещё и выглядит при этом смущённым, но до него тут же дошло, и он воскликнул:

— Цзэ-Цзэ, так ты не умеешь читать?

— Как будто ты умеешь, — буркнул Ли Цзэ и сильно покраснел.

— Конечно, умею, — кивнул Янь Гун, — всех евнухов обучают читать и писать. Цзао-гэ, непорядок, наш вожак читать не умеет!

— А? — отозвался Цзао-гэ, который до этого момента пристально разглядывал свой собственный розыскной лист. Сам он умел читать, но очень плохо, больше догадываясь о содержимом, чем понимая его.

Янь Гун подсуетился и раздобыл книг, чтобы учить Ли Цзэ читать, и письменных принадлежностей. Теперь на каждой остановке Ли Цзэ приходилось ещё и учиться грамоте. Он был умный, быстро схватывал. Цзао-гэ слушал краем уха уроки, которые давал вожаку мальчишка-евнух, и запоминал. Он смутно понимал, что в будущем личном войске царя ему уготовано место, по меньшей мере, генерала, а генерал, который двух иероглифов сложить не может, только опозорит своего правителя.

Несколько раз пришлось сражаться с солдатами, посланными за головой вожака банды Чжунлин, но после короткой демонстрации силы Ли Цзэ — он обычно хватал одного-двух и забрасывал куда-нибудь на дерево, или на крышу, или далеко в реку — происходила безоговорочная капитуляция с непременным покаянием. За все набеги банда Чжунлин не потеряла ни одного человека, но и ни одного не прибавила: Цзао-гэ решил, что сотня должна оставаться сотней, раз уж о них уже и легенды складывают — исторической достоверности ради.

— Достоверность, — хмыкнул Янь Гун, пихнув Ли Цзэ в бок, — то есть валуны в горы превращать — это ничего, а сто один человек в банде или сто два вместо сотни — уже нельзя? Да кто их считать-то будет? Уверен, большинство и до десяти считать не умеет.

В год, когда Ли Цзэ исполнилось тринадцать, банда Чжунлин добралась наконец до первого большого города в Восточном Хэ — заставы Фэнлинь.