[463] Ху Вэй приходит в ярость (1/2)

Недопёсок улиснул, чтобы проверить свой дом и вообще похвастаться встречным лисам своим нарядом и нефритовой биркой, отец с сыном остались одни.

— Ты, лисий сын, неприятностей Хушэню не доставил? — строго спросил Ху Цзин.

Ху Вэй озирался в поисках чайника, чтобы промочить горло с дороги, и рассеянно отозвался:

— Каких неприятностей?

— Что, в Небесном Дворце принято небесных хорьков потрошить?

— А… — беспечно протянул Ху Вэй, — не один же я их потрошил, а вместе с Фэйцинем и при полном его одобрении. Они его убить хотели, а свалить — на меня. Тут любой бы из себя вышел. Но ты не волнуйся, я их достойно выпотрошил: кишки по деревьям не развешивал, шкуру не сдирал, по частям их собирать не пришлось…

Он взял чайник, встряхнул его и прислушался, не булькает ли внутри вода.

— В общем, как я и говорил, будет свадьба, — продолжал Ху Вэй, озираясь теперь в поисках чашки. — Вся лисья родня должна присутствовать. Где гэгэ, кстати?

Ху Цзин издал какой-то неопределённый скрип. Ху Вэй поглядел на него, махнул рукой:

— Знаю, можешь не скрипеть. Лисьи знахари то и сё, но плевать я на это хотел. Я хочу, чтобы гэгэ был на моей свадьбе.

— Ху Сюаня на твоей свадьбе не будет, — сказал Ху Цзин.

— Я знаю, что Лисье Дао то и сё, — сказал Ху Вэй, — но я так хочу, а если я чего-то хочу, то так оно и будет.

— Ху Сюаня на твоей свадьбе не будет, — повторил Ху Цзин. — Ху Сюань мёртв.

Ху Вэй, который уже успел наполнить чашку водой и поднести к губам, вздрогнул всем телом, пальцы его разжались, чашка упала, задев край стола, и разбилась.

— Что?! — потрясённо выдохнул Ху Вэй.

Ху Цзин поморщился:

— Он нарушил Лисьезнахарское Дао…

— Что?! — буквально прорычал Ху Вэй, не дослушав; шерсть на его хвосте встала дыбом, а глаза налились кровью. — Что ты сделал?! Ты убил моего брата?!

— Я вынес приговор, — сказал Ху Цзин, продолжая морщиться. — Свою судьбу он решил сам.

Аура, окружавшая Ху Вэя, потемнела и уплотнилась. Ху Вэй взмахнул когтями, стол треснул и разлетелся в щепки.

— Ты убил моего брата?! — рыкнул Ху Вэй и снова взмахнул когтями. Стену располосовало, камешки рикошетом продырявили ширму, задели щёку самого Ху Вэя, но он не обратил на царапину никакого внимания.

— Почему ты на мне срываешься? — недовольно сказал Ху Цзин. — В этом виноват тот дракон, на нём срывайся. Это из-за него твой брат превратился в Лисьего Еретика…

— Гэгэ не мог умереть! — рявкнул Ху Вэй и, ничего более не слушая, вышел, в щепки разнеся двери павильона.

Лисы-слуги, заметив его, попрятались. Аура, окружавшая Ху Вэя, была просто чудовищная, а разъярённому лису под лапу лучше не попадаться. Ху Вэй ворвался в павильон, где жил Ху Сюань, но теперь это была безликая, пустая комната, все вещи и книги были вынесены. Ху Вэй потянул носом. Ничего! А ведь Ху Сюань прожил в этом павильоне несколько тысяч лет, как мог его запах так быстро выветриться? Ху Вэй гневно зарычал, вылетел из павильона и завертел головой, пытаясь вынюхать Ху Сюаня, но его запах начисто исчез из поместья Ху, словно его здесь никогда и не было. Ху Вэй выругался, полоснул когтями по воздуху, волна-резак снесла несколько кустов. Прятавшиеся за ними лисы-слуги, по счастью, успели пригнуться, так что волной им лишь срезало шерсть на затылке, но никто серьёзно не пострадал, хоть и перепугались они знатно.

Ху Вэй рыкнул и ринулся обратно к отцовскому павильону. Кто знает, что бы он сделал в слепой ярости, но кто-то сзади дёрнул его за рукав. Ху Вэй обернулся, занося руку. Тощая девчонка-лиса, прикрывая голову руками, плюхнулась на землю и заверещала от страха.

— А, это ты, — отрывисто сказал Ху Вэй, хватая её за шиворот и ставая на ноги.

Тощая хоть и тряслась от страха, но, казалось, была полна решимости пойти до конца.

— Я знаю, гэгэ велел мне не показываться ему на глаза, — проскулила она.

Ху Вэй уже и забыл об этом. Всё, что происходило с ним во Тьме, он помнил смутно, как помнятся сны после пробуждения: пару раз чихнул — и забылось. Но Тощая исправно выполняла его приказ всё это время и никогда не попадалась ему на глаза, пока Ху Вэй был в поместье.

— А… — проговорил он безразлично, — дело прошлое.