[416] «Любви не ведающий совершенным не станет» (1/2)

Питающим надежды на служение императору юношам полагалось уметь сочинять стихи. Плавная, ритмичная речь, соответствующая правилу «чётных пар», считалась признаком хорошего тона и вообще образованности. Принято было отвечать стихами на абстрактные вопросы при беседе, описания природных явлений и комплименты тоже требовали белого стиха, как и подписи к картинам. Поэты, посвятившие жизнь изящным искусствам, использовали более сложные формы: их стихи насчитывали десятки строк, но строились по тому же принципу. Памятники древности и философские трактаты являлись эталоном совершенства поэзии.

У Цяньхэн привёз с собой несколько книг, состоящих из десятков различных стихотворений. Многие из них учёным следовало знать наизусть, без этого было не сдать экзамен. У Цяньхэн предложил Сяовану прочесть их все, прежде чем они приступят к стихосложению. Чэнь Юэ заставлять не нужно было: он любил читать, но в поместье не было интересных книг, а учебники он давно прочёл и выучил.

— Тебе будет легко освоить стихосложение, Чэнь Юэ, — сказал У Цяньхэн. — Поэзия сродни музыке, фальшивые ноты всегда на слуху.

Он дал Сяовану время, чтобы изучить книги, после предстояло обсудить стих за стихом, разбирая его структуру, и уже потом приступать к сочинению собственных. Стихотворения в книгах были самого разного толка, это позволило бы Чэнь Юэ значительно расширить кругозор. Поскольку он не покидал поместья, а значит, и не мог видеть жизнь, то его видение мира было ограничено мировоззрением учителей. У Цяньхэн не считал это правильным, но не ему спорить с господами. И поскольку он не мог вывести ученика в мир, то принёс мир ему — хотя бы и на страницах книг. Поэзия была метафорична и вмещала в себя всю красоту мира — от взглядов на природу до чаяний сердца.

Чэнь Юэ потребовалось два дня, чтобы прочесть их все, и ещё четыре, чтобы выучить наизусть. Экзаменовать его У Цяньхэн не стал: беседа всегда предпочтительнее допроса, коим — по сути своей — экзамен и является. У Цяньхэн установил правило: обсуждать по одному стихотворению в день, независимо от его размера. У Чэнь Юэ было слишком много вопросов, особенно когда речь в стихах заходила о том, чего он не видел. У Цяньхэну даже приходилось рисовать ответы на некоторые вопросы: услышать о тигре и увидеть тигра — не одно и то же.

Когда добрались до любовной поэзии, стало сложнее: абстрактные темы трудны для восприятия, а опыт Чэнь Юэ ограничивался стенами поместья. Общие представления об эмоциях у него имелись, но ему редко представлялся случай их проявлять: он мог заскучать над уроком, обрадоваться дождю, испытывать досаду, сделав помарку, проявлять любопытство или нетерпение… Но феномен любви оказался для него слишком сложен.

У Цяньхэн говорил с ним о любви к Отечеству, о сыновней почтительности. Сяован, видно было, силился понять услышанное, но выражение его лица говорило о том, что безуспешно.

— Почему я должен отдать жизнь за императора? — спросил он. — Я буду ему служить, но почему я должен распрощаться с жизнью, если он мне прикажет?

— Такова безоговорочная преданность подданного к императору, — сказал У Цяньхэн.

— Разве от живого меня не будет больше пользы? — возразил Чэнь Юэ.

О сыновней почтительности ему тоже было трудно судить, ведь он был сирота.

— Твой дядя о тебе заботится, — сказал У Цяньхэн. — Он заменил тебе отца. К нему ты должен относиться с сыновней почтительностью. Что ты почувствуешь, если однажды он исчезнет?

Чэнь Юэ выгнул бровь, наклонил голову набок и сказал:

— Ничего. Я почти не знаю его. Он никогда не приходит сюда. Думаю, я даже не замечу, если однажды он исчезнет.

У Цяньхэн несколько растерялся. Ответ был обстоятелен и логичен, но…

— Это неправильный ответ, — машинально сказал У Цяньхэн.

— Но, учитель, — возразил Чэнь Юэ, — вы ведь сами говорили, что неправильных ответов не существует, если это не математика и не грамматика.

— А…

— Так… что я должен был почувствовать, если бы дядя исчез? — спросил Чэнь Юэ с интересом.