[415] Учитель и ученик (2/2)
— Дядя заботится о моём благополучии, — сказал он после, — и ради моего же блага запрещает мне покидать поместье. Но он запретил учителям говорить со мной о том, что не касается учёбы. Вы первый говорите со мной, учитель.
— Если твой дядя об этом узнает, меня тут же уволят, — пошутил У Цяньхэн. — Но я считаю, что совершенный человек должен иметь трезвый, не затуманенный предрассудками и суевериями рассудок и видеть полную картину мира, пусть та и может показаться уродливой или чудовищной во многих отношениях.
— Мы ему не расскажем, — сказал тогда Чэнь Юэ и слегка улыбнулся.
Живопись тоже давалась Сяовану легко. У Цяньхэн показал ему основные приёмы, рассказал о символике и сочетании цветов. Он привёз с собой несколько картин, полагая, что они могут послужить в качестве обучающего материала. Книг по живописи у него не было, они дорого стоили, он не мог их себе позволить. Картины были хороши, они достались ему в наследство и некогда украшали дворец императора прошлой династии. На одной были цветы, на другой — птицы, на третьей — горный пейзаж, на четвёртой — портрет безызвестного правителя, а может быть, бога. Эти темы являлись наиболее популярными, и У Цяньхэн полагал, что во время состязаний в императорском дворце требуется исполнить одну из перечисленных.
Чэнь Юэ долго изучал картины, задавая очень дельные вопросы, касающиеся смешивания красок и символики орнаментов, и делал штриховые наброски, пытаясь применить на практике полученные знания. После У Цяньхэн попросил его что-нибудь нарисовать. В поместье Чэнь был роскошный сад, поражавший разнообразием цветов и деревьев, а ещё в нём жили павлины, их привезли сюда аж из первой столицы, — поэтому можно было рисовать с натуры. Сяован сделал несколько неплохих набросков тушью — верхушка дерева за стеной, ветвь сливы с почками и листьями, удаляющийся под лозную арку павлин…
— Очень хорошо, — похвалил У Цяньхэн. Чэнь Юэ ещё предстояло найти собственный стиль, в набросках он использовал те же приёмы, что и неизвестный художник картин-образцов и сам У Цяньхэн.
— А теперь нарисуй что-нибудь на своё усмотрение, — сказал У Цяньхэн. Сам он погрузился в чтение книги, как всегда делал, пока Сяован выполнял уроки. Небольшие передышки помогали ему упорядочить мысли и составить план дальнейших уроков: Чэнь Юэ учился быстрее, чем У Цяньхэн учил, иногда приходилось придумывать что-то прямо на ходу.
Чэнь Юэ с головой ушёл в работу и не отрывался от рисования, даже когда пришло время традиционного чаепития. У Цяньхэн не стал его отвлекать и велел слуге принести чай позже. Он по себе знал, какую досаду чувствуешь, когда прерывают полёт фантазии, а вечерний чай нисколько не хуже обеденного.
— Я закончил, учитель, — сказал Чэнь Юэ через несколько часов — с видом хорошо потрудившегося человека. Но в его голосе была лёгкая неуверенность, какая бывает у людей, сомневающихся в успехе своих трудов, ведь «хорошо потрудиться» не всегда означает и хороший результат.
У Цяньхэн отложил книгу и подошёл, чтобы взглянуть. С губ его сорвалось удивлённое восклицание: Чэнь Юэ нарисовал… его и, пожалуй, сильно ему польстил.
— Почему ты нарисовал меня? — спросил У Цяньхэн.
— Но вы ведь сами мне сказали, учитель, — возразил Чэнь Юэ.
— Я? — удивился У Цяньхэн. — Я не говорил тебе рисовать меня.
— Вы сказали, чтобы я нарисовал то, что мне нравится, — сказал Чэнь Юэ.
— Я не так сказал, — возразил У Цяньхэн. Он был уверен, что сказал «на своё усмотрение».
— Я так понимаю, «на своё усмотрение» — это то, что хочется, — рассудительно сказал Чэнь Юэ, — а хочется обычно лишь то, что нравится. Если не нравится, то разве захочется?
— Хм… — озадачился У Цяньхэн.
— Поэтому я нарисовал вас, учитель, — заключил Чэнь Юэ.