Сорок три дня до (1/2)

Скотт решил, что мне будет лучше пожить в его загородном доме. И это было буквально единственным, что я не захотела оспаривать. Всё остальное вызывало во мне злость и непонимание.

Его адвокат. Его врач. Его сестра. Круглосуточный контроль. Охрана на входе, предупреждённая о том, что меня разыскивает не только полиция.

Поппи сидела в дальнем углу гостиной и очень неестественно делала вид, что не подслушивает. Но каждый раз, стоило мне упомянуть её имя в разговоре с психологом, она косила глаза и с не самыми благими намерениями на меня таращилась.

Я понимала её. Понимала, почему вызываю в ней только злость и ненависть, но вот чего я точно не могла понять: почему она здесь? Когда Скотт решил пожить «отдельно», её идеей стало переехать вместе со мной.

— Посмотри на неё. Кто-то должен за ней следить.

Я стояла на кухне, допивая второй кувшин воды. Пыталась не думать о том, что у Переса скоро родится ребёнок, но получалось хреново. У меня дрожали руки и нижняя губа, из-за чего половина воды вытекала наружу и мочила футболку.

Я пресекла любые попытки залезть мне в душу. Никакой проработки детских травм, никого поиска параллелей, которые привели меня к зависимости. По десятому кругу мы обсуждали лишь короткие отрывки из того вечера, за который меня должны были судить.

Прогресса не было, но мне нравились таблетки, которыми доктор награждала меня после каждой встречи. Иногда они вызывали неконтролируемые вспышки из прошлого, но ничего из того, что я вспоминала, не относилось к убийству Эрнена Корсезе. Чёртов ублюдок, кто же тебя завалил?

Узнать ответ на этот вопрос было проще, чем кажется, — я должна была сдаться полиции. Сдвинуть дело с мёртвой точки, но вместо этого по-прежнему числилась в бегах. Адвокат Скотта знал человека, помощника прокрура, который вёл моё дело. Это помогало нам оставаться в курсе, а мне — в тёплой постели, вместо железной койки в клетке.

— Я собираюсь заказать ужин, — Поппи делала вид, что я — пустое место. Спрашивала, буду ли я есть или сообщала о том, что приехал дядя или Сэм. На этом наше общение заканчивалось, и я знаю, что это была полностью моя вина.

— Ладно, мне как обычно, — я умещалась в небольшом кресле с ногами. Хотя, как мне казалось, в последние две недели я немного набрала и порозовела. На своё отражение в зеркале стало не так уж и мерзко смотреть.

Поппи закатила глаза. Так она реагировала на всё, что я говорила. Делала вид, что я её безмерно раздражаю.

Спустя час на пороге дома показался Кларк в качестве курьера. В отличие от Поппи, ко мне он бы расположен хорошо, несмотря на то, что мы никогда не были особенно близки. Возможно в этом и крылась причина. Я причинила Поппи слишком много боли. Так случается, когда твой близкий человек — наркоман.

Именно поэтому я не стала на неё давить. Не стала играть в «мисс невинность» или делать вид, что всё ещё можно исправить. Снести старое и попытаться построить заново — возможно.

Я взяла свой пакет с едой и уселась на кухне. В одиночестве жевала макароны, пока из соседней комнаты доносились смех и звуки кино. Когда-то стены этого дома были полны веселья, радости. Мы часто собирались здесь всей компанией.

Лежали на том диване перед телевизором. Пили джин из тех стаканов…

Поппи неумело расчленяла один огурец примерно минут двадцать пять. За это время я успела запечь мясо с овощами, трижды напиться и протрезветь. Пила в основном потому, что пыталась выбросить из головы телефонный разговор с мамой. Лишь спустя две недели после моего переезда к Скотту, она заметила отсутствие дочери. И это её огорчило, но куда больше то, что теперь в доме некому было сходить в круглосуточный ларёк за сигаретами.

Я всё ещё верила в то, что где-то в глубине души, на подкорках, она сожалеет о каждом слове, сказанном мне. О каждой грубости, причиной которой были алкоголь и наркотики. Что такого сложного в том, чтобы бросить употреблять? Я ведь бросила. Последние полтора года была чистой примерно 300 дней из 365, но куда показательнее была другая статистика…

Я была счастлива 360 дней из 365. И каждым днём была благодарна ему, ей, им. Моим новым друзьям, моей новой семье. Я думала, что это навсегда. Чёрная полоса позади. Трущобы, в которых я выживала, превратились в роскошный загородный дом. Удары, которыми меня наказывал папа, — в поцелуи.

— Поппи, — я смотрела на то, как она режет свой палец и вопит. — Кто тебя учил готовить?

— А я похожа на человека, которого чему-то учили?

— И правда, — я рассмеялась, засовывая её указательный палец себе в рот и останавливая кровь. А ещё я часто носила её нижнее белье, когда оставалась у Пересов на ночь. Многое из того, что мы делали, могло показаться окружающим мерзким, но разве нам было до этого дело? Поппи стала мне сестрой, которой у меня никогда не было. Микки — заботливым старшим братом, а Скотт — той самой любовью всей жизни, о которой мечтает каждая девочка-подросток.

Скотт. От него пахло костром и сырым мясом, которое я допекала в духовке после неудачной попытки развести мангал под дождём. Он незаметно подкрался сзади и обнял меня со спины, целуя в шею.

— Мои пальцы ты так не облизываешь, когда я поранюсь, — с наигранной обидой в голосе заворчал он.

— Потому что ты не моешь руки, — захихикала я, выкручиваясь из его объятий.

— Думаешь, этот моет? — треснув Микки по голове полотенцем, спросила Поппи, застигнув старшего брата за подеданием из салатницы.

— Я помыл! — предупредил Кларк.

— Она всё равно тебе врежет, — хмыкнул Микки.

Но бывших наркоманов не бывает, ведь так?..

Я бродила по пустому дому, задерживаясь у пыльных рамок с фотографиями из прошлого. Стекло на некоторых из них треснуло, и я представила Скотта, швыряющего рамку в стену.

Когда на одной фотографии я увидела Микки, моё сердце болезненно сжалось. Я почти не вспоминала о нём последние три года. Спрятала его образ в своей голове под семью замками, чтобы сердце не разорвалось от боли. Ведь Скотт был не единственным, кто потерял брата в той аварии.

Я тоже его потеряла. Его, маму. Себя. Ту девушку, которая широко улыбалась, глядя на меня с фотокарточки. Синий свитер, шапка с понпонами. Рядом Скотт, целующий в щеку, а позади — Микки, закатывающий глаза. Весёлый, несмотря на требовательного отца, с которым я, к своему удивлению, когда-то нашла общий язык. Красивый. Умный.

Всё разрушилось после его смерти. Окончательно стёрлось в пыль. Хотя для меня надежда угасла немногим ранее, когда я в свои двадцать похоронила маму. Плохую, глупую, наивную. Маму.

Я вдруг подумала про отца, лицо которого в памяти превратилось в мутное пятно. Помнила лишь засаленные шорты и пугающий голос, от которого в жилах стыла кровь. Жив ли он? Все равно ли мне?

Сама не заметила, как опустилась на пол и громко зарыдала посреди пустой комнаты. Призраки прошлого смотрели на меня из каждого угла и плакали вместо со мной. Кэл. Старый пьяница, потерянная душа, мой славный друг. Мёртв. Лежит сейчас в грязной канаве, ненужный, брошенный, забытый. Ведь я даже не могу отыскать его тело, чтобы похоронить. Не могу выйти из дома.

Ничего не могу.

А ещё мне больно. Физически. Чувствую, как слетают замки, которые я дрожащими руками пытаюсь застегнуть. Пытаюсь заставить себя перестать хотеть, но с трудом справляюсь. Сколько дней осталось до того, как я сойду с ума? До того, как я сделаю что угодно, лишь бы найти дозу?

Смогу ли пойти на убийство? Предательство? На что я способна?

Я не заметила, как Поппи села рядом, потому что она не хотела выдавать своего присутствия. Сидела тихо, как мышь, подтянув колени к подбородку. Лишь когда я встала, чтобы умыться и прийти в чувство, заметила её и негромко вскрикнула, завалившись на бок.

— Ты меня напугала!

— 10:1, Барна, — шмыгнув носом, прошептала Поппи.

— Десять в мою пользу?

— Если не сто. Примерно столько раз ты пугала меня, — Поппи повернула голову и посмотрела мне в глаза. Впервые с момента нашей встречи. — Пугала, когда я везла тебя в больницу, чтобы откачать, пугала, когда швыряла меня в вещи, когда изменяла моему брату. Но знаешь, больше всего меня пугаешь ты сейчас. Я смотрю на тебя и ничего не вижу. Ты пустая, безжизненная. Ты ужасно выглядишь. Ты убила человека. Ты правда думаешь, что я позволю своему брату снова связаться с тобой?

— На твоём месте я бы поступила так же, — я симметрично повторила её позу, нервно дёргая себя за большой палец на ноге.