Тринадцать дней после (1/2)
В параллельной вселенной утро, когда я впервые увидел сгусток своей спермы, варящийся в амниотической жидкости в животе Куппер, должно было стать одним из лучших в моей жизни. Мне ведь двадцать восемь лет. Разродиться потомством — классический сценарий в таком преклонном возрасте.
Она лежала на кушетке, а я стоял рядом, держа её за руку. И думал обо всём на свете, но только не о ней и нашем ребёнке. Совесть заставила меня отвлечься от процесса глубоко самоанализа и посмотреть на монитор:
— Чудесно, — сухо выдавил из себя вместе с натянутой улыбкой. Блять.
— Я так волновалась, — призналась девушка, сжав мои пальцы. — Думала, что ты будешь настаивать на аборте.
Я сам не понимал, почему не настоял. Возможно, всё дело было в непомерном чувстве вины перед Лиз. Возможно и в том, что я, как ни крути, — трус. Я боялся и мне было стыдно — вот, что я скажу своему ребёнку, когда через девять месяцев он выпрыгнет из вагины Куппер. Я его не хотел.
Всё, чего я на самом деле хотел…
— Примерно четыре с половиной недели. Поздравлю, мистер и миссис Перес, плод развивается отлично.
— Мы не в браке, — поправил доктора, под взглядом Лиз ощутив неуместность своей ремарки.
Доктор неловко улыбнулся.
— Нужно ещё взять анализы и…
— Я могу подождать тебя на улице? — в голове набатом гудело протяжное «пип-пип». Звук раздавался из-за двери, возможно, с другого конца коридора, но я слышал его. Он раздражал ухо, вживался под кожу, напоминая о том дне, когда прервался.
Сраный «пип» оборвался, вместе с собой унося жизнь самого важного в моей жизни человека…
Я стоял под её дверями с килограммом снега за шиворотом тонкой рубашки. В горле бурлили рыдания, но как назло отказывались выходить. Я задыхался, часто моргая иссохшими глазами.
— Одетта, — удар кулаком по двери. Череда ударов в ответ на молчание с её стороны. — Микки погиб, Одетта. Мой брат — мёртв!
Валил снег. Пыльный, грязный Сиэтл погряз в слякоти. В ту самую секунду я возненавидел этот город, поклялся себе уехать: с Одеттой или без.
Опустившись на порог дома её покойной матери, в который Барна временно переехала после нашей последней ссоры, дрожащей рукой я нашарил в кармане пачку сигарет. Последние две. Одна для меня, другая для неё, пусть она так и не вышла.
А может, её и вовсе не было дома. И тогда я почувствовал ярость, ударяя кулаком по шершавому бетону, на котором сидел. Резкая боль и окровавленные костяшки пальцев пробудили во мне чувства. Я зарыдал, как сопливая девчонка, в три тяги скуривая сигарету.
За спиной щёлкнул замок. Под ногами заскрипел снег. Шерстяной плед опустился на мои плечи, и лишь тогда я почувствовал, как сильно замёрз. Как сильно замёрзло моё сердце, когда я встретился с ней взглядом.
Лицо Одетты было бледным, как полотно. По серым щекам катились слёзы.
— Поппи позвонила мне полчаса назад, — объяснилась она, вытирая нос рукавом свитера.
Она и Сиэтл — две вещи, которые теперь я так сильно ненавидел. Они разрушали меня, причиняли боль. Её серые глаза пробирали до глубины души, когда она смотрела так. Так, словно я всё ещё был ей нужен, словно между нами ничего ещё не кончено.
— Мне больно, — прошептал я, когда Одетта пододвинулась и стала убирать налипшие на лоб волосы с моего лица.
— Знаю, — она плакала, но улыбалась. — Я люблю тебя, Прескотт Перес. Я буду рядом каждую минуту. Мы справимся.
— Нет, — больно, холодно. Мы столкнулись лбами, выдыхая горячий воздух друг другу в лицо.
— Я люблю тебя…
Меня чуть не сбила машина на парковке. Я задумался, выкуривая вторую сигарету, когда синий минивэн на скорости, оптимальной для автобана, промчал перед носом. Перекрестившись, пожилая пенсионерка ткнула мне средним пальцем в окно.
Из прошлого меня выдернул телефонный звонок. Кларк. Он позвонил примерно сотню раз, оставил десять голосовых на автоответчике…
— Твою мать, Перес, кто не берёт трубку после того, как просит меня разыскать чокнутую бывшую?
Я уселся на бордюре, ослабив ворот белой рубашки.
— Прости, Кларк. Было не до этого.
— Расскажешь это своей сестре, которая уже выехала к тебе домой?
— В смысле? Причём здесь Поппи?
— Она взяла мой телефон, чтобы заказать суши. Тысяча звонков на твой номер вызвали подозрения. Пришлось сказать…
Я вскочил на ноги, носком ботинка туша сигарету об асфальт.
— Какого хрена? Что ты ей сказал? Я разнесу тебе рожу, если ты хоть словом обмолвился об Одетте.
— Тише, тише, плохой парень. Сказал ей, мы договорились встретиться с Ленноном, но ты не пришёл. Она устроила истерику, собрала вещи и выбежала из дома.
— Давно? — у меня напрочь всё повылетало из головы: Куппер, ожидающая меня в коридоре больницы, желание спросить, какого хрена Кларк и Поппи живут в одной квартире. Я выронил ключи от машины, обматерив мешающегося под ногами голубя.
— Пять минут назад села в машину. Ей до тебя минут двадцать…
— Блять, — швыряя телефон на переднее сидение и выжимая педаль глаза, выругался я.
***</p> Когда я залетел в квартиру, Одетта как ни в чём не бывало сидела на диване и пультом щёлкала телек. Она обернулась, заслышав грохот в коридоре.
— Скотт?
В домашней одежде, с растрёпанной на голове гулькой, Барна выглядела совсем как нормальный человек. Она так органично вписывалась в интерьер новой квартиры, что в голову закрались подозрения: а не были ли последние три года вымыслом?
Перепрыгивая через кота, я схватил девушку за руку и резким движением стянул с дивана. От неожиданности она запуталась в ногах, падая на меня. Очень невовремя перед глазами встали образы наших обнажённых тел, переплетённых друг с другом.
Видимо, она думала о том же, часто выдыхая и неуверенно глядя на мои губы. Чёрт, если бы не Поппи, которая, словно чума, надвигалась на мою квартиру, я бы разложил Одетту прямо на этом диване. Прямо сейчас, не долго любуясь очаровательными розовыми шортиками и с колокольни плюя на условности.
— Тебя нужно спрятать. Сюда едет Поппи.
— Поппи? Я не видела её столько лет…
— И не увидишь, — я уже тянул её за руку в сторону гостевой спальни. — Если у неё не случится истерика, то она сожрёт тебя с потрохами. Она не готова.
Одетта правильно рассудила, когда не стала спрашивать очевидно напрашивающийся вопрос: «Почему?». Каждый из нас выбрал то, как справляться с болью после расставания. Одетта ударилась в наркотики, я — в работу, а Поппи… Ей было так тяжело после смерти Микки и всего того, что произошло с Одеттой, что мы почти не говорили о том, что случилось.