Десять дней после (2/2)

Бэт взобралась на стеклянный стол, растопырив худые ноги в разные стороны. Она выглядела настолько идеальной, словно готовилась к десятиминутному перепихону со мной каждое утро. Для неё это было событием, для меня — ничем.

Я касаюсь двумя пальцами влажной промежности, глядя за её спину. До ужина с семьей оставалось меньше тридцати минут, и это без учёта пробок. У меня не было времени играть в хорошего парня или церемониться, поэтому я просто расстегнул брюки и, не снимая рубашки, вошёл в её молодое, горячее тело.

Просто тело.

Вот и всё, что я чувствовал, пока она извивалась в моих руках, надеясь заслужить поцелуй, но их все я оставил где-то там, в далёком прошлом. Прошлом, в котором у меня был брат, любимая девушка и жизнь, которой я дорожил.

***</p> Родственники по маминой линии, в большинстве своём американцы, были моими любимыми родственниками. Во-первых, их было немного. Уровень шума автоматически падал до приемлемого, чего нельзя было сказать об ужинах с семьёй со стороны моего отца.

Я отрезал кусок стейка и повернул голову влево, нахмурив брови. Быть ближе к народу было худшей из предложенных моим отцом идей. Я ещё не успел разобраться с фотографиями из полицейского участка, как уже приходилось думать о том, что делать с теми, на которых я жую, пью и, не дай Бог, зеваю. В этом плане Лизбет была крайне удобной. Линия её декольте нередко спасала меня от пристального внимания к пережёванным кускам еды в моём рту. Лишь благодаря её заднице в тонких стрингах в прошлом году на пляже в Ницце нам удалось избежать скандала с белым порошком у меня над верхней губой.

— В офисе всё идёт гладко? — папа бросил на меня короткий взгляд. Судя по лёгкой рубашке с цветочным принтом, родители прилетели впритык, выбиваясь из общей, царившей в ресторане атмосферы пафоса и цинизма, которую в современном обществе почему-то стало приятно величать её высочеством минимализмом.

Мама мягко погладила меня по плечу и недовольно прошипела:

— Обязательно говорить про работу?

Отец криво улыбнулся, накручивая на вилку спагетти. Он не расставался с макаронами ни на минуту. Самым эффективным способом в детстве отвлечь его от работы было поломать спагетти перед тем, как бросить их в воду. — Мы можем обсудить его фотографии в прессе вместе с этой девчонкой. Это же она, да?

Лиз, скучающе зевающая по правую от меня руку, выключила телефон, прислушиваясь. Она знала Одетту. Учитывая мою нелюбовь говорить о себе, возможно, даже больше, чем меня. Даже если она догадалась, с кем я провел ночь в гостевом домике, она ничего не сказала и вряд ли скажет. Первое правило пользования моей кредитной карточкой — никаких истерик.

— Есть ещё какие-то конкретные темы, по которым ты бы хотел пройтись? — не глядя на него, отпивая вино, сухо бросил я. — Отправь вопросы моей помощнице, и я обязательно подготовлю пресс-релиз.

Отец рассмеялся. — Значит, так мы теперь будем вести переговоры?

— Ты чувствуешь разницу между переговорами и разговором с сыном? — уточнил я на всякий случай.

Мама тяжело вдохнула, залпом осушая бокал.

— Всё, что касается бизнеса, не касается семьи… — бросил он.

Гомон с другого конца стола, более оживлённого и менее агрессивно настроенного, заглушил конец его предложения. Тонкие пальчики коснулись моего колена под столом и слабо его сжали, пробираясь выше. Я продолжал есть, запивая сыр уже пятым бокалом вина.

— Лиз, милая, ты отлично выглядишь, — выпалила мама, опередив желание отца оставить последнее слово за собой. Краем глаза я заметил, как крепко она сжала его предплечье и укоризненно обожгла взглядом.

— Спасибо, — улыбнулась Куппер, прижимаясь щекой к моему плечу. Её пальцы по-прежнему гладили ширинку моих брюк. — Вы тоже замечательно выглядите. Надолго к нам?

Мама поперхнулась вином, уставившись на меня.

— Вы не планируете возвращаться в Италию? — спросила она.

Куппер расстегнула ремень и сжала в руке мой член.

— Некоторые дела сейчас мне удобнее вести из Америки…

— Поппи!

Еда в тарелках потеряла всякое значение, когда порог ресторана переступила она. Мокрая, смешливая, до звона в ушах громкая. В одной руке она держала огромный букет белых роз, в другой — широкую, мужскую ладонь.

— Твою мать, Кларкс? — к счастью, я вспомнил о том, что мои брюки расстёгнуты до того, как выскочил из-за стола.

Лицо старого приятеля озарила широкая улыбка. Последний раз мы виделись месяц назад, но это не отменяло моё искреннее удивление, вызванное его появлением на семейном празднике.

Лиз как ни в чём не бывало вскочила следом за мной, приклеившись, словно жвачка к подошве. На глазах у слишком увлечённой моей сестрой толпы я застегнул ширинку и тут же провалился в тёплые объятия друга.

— Какого хрена?

— Молодые люди! — бабушка Коллинз треснула меня ложкой по плечу. — Что за выражения?

Кларксен очаровательно улыбнулся, отправляя ей воздушный поцелуй. — Девушка, приношу свои искренние извинения.

Глаза бабушки вспыхивают яркими искрами, и она довольно хмыкает. Я с трудом сдерживаю рвотные позывы, напоминая себе о том, что один из пятидесяти посетителей ресторана сейчас снимает нас в свой инстаграм.

Я поднёс два пальца к губам, намекая Кларксу на то, чтобы выйти. Бесстыдно кучерявые пшеничные волосы, уложенные в прическу на голове Кларксена игриво запружинили, когда он согласно кивнул, похлопав себя по карману брюк.

— Скотт, — Лиз прижалась ко мне сбоку. Выглядела она безусловно роскошно, и мой друг это отметил, скользнув взглядом вдоль изгибов её стройного тела, обтянутого чёрным шелком. Я должен был гордиться тем, как она выглядит. Я должен был испытывать чувство радости, ощущая зависть других мужчин, но…

Это был мой двадцать третий день рождения. Всё шло гладко до тех пор, пока в открытом средиземном море не начался ураган, а наша яхта не оказалась в пятидесяти киллометрах от берега.

— Знаешь, — перекрикивая ветер и дождь, заорал Кларксен. — Всё же один плюс в этом всём есть.

Я держался за поручень, пытаясь дотянуться до Одетты, на карачках ползающей по палубе в поисках утерянного Поппи браслета. Я предложил сестре купить ей сто миллионов таких браслетов, если они немедленно вернуться в каюту, но получилось как получилось. Я просто стоял, злобно пялился и ворчал себе под нос, недооценивая масштабы трагедии.

— Что вы там, мать вашу, делаете? — высунув голову из-под пола, прокричал Микки. — Где девочки?

Улыбка на мокром лице Кларксена превратилась в ухмылку. Он опустил взгляд ниже уровня моей груди и обернулся, оценивая очень неприличный вид сзади.

— Так вот о плюсах, у твоей сестры просто фантастический зад.

— Что ты сказал про зад нашей сестры? — продолжал орать Микки, вываливаясь на палубу. Сильная волна встряхнула яхту, и я с трудом удержался на ногах, не выпуская из поля зрения ползающую с оттопыренной к верху жопой Одетту.

— Прости, я имел в виду задницу Одетты…

Ему сильно повезло, потому что между тем, чтобы врезать ему по роже и не дать Барне свалиться за ограждение, я выбрал второе, рванув к носу яхты.

Небо было затянуто чёрными тучами. С каждой секундой дождь только усиливался, и я поскользнулся, цепляя брыкающуюся в попытке не выпасть за борт девчонку за шиворот накинутой на плечи рубашки.

— Скотт, — прощебетала она, глядя на меня широко распахнутыми, испуганными глазами.

Я подтянулся, одной рукой держась за поручень, другой притягивая её трясущееся тело к себе. Не знаю, что спасло меня от того, чтобы в ту секунду обделаться от страха, но я был гораздо ближе к этой грани, чем предполагал.

Я убедился в том, что с другой стороны Микки схватил Поппи за волосы и затащил в каюту.

— Ты ебанутая, — решил всё-таки поделиться мнением я, перекрикивая дождь и ветер. Прерывистое дыхание девушки обожгло мою щеку. Она замотала головой, задевая губами мои, в поисках дополнительной опоры. С одной стороны, мы были чертовски близки к смерти, с другой — мне нравились абсолютно все занятия, где её задница была так близка к моему члену.

Одетта повисла на мне, обхватив руками за шею. Глаза, нос и рот залепило водой. Я перестал видеть, с трудом отделяя кислород от воды. Рука, которая держала нас на палубе, не позволяя свалиться за борт, стала неметь.

В тот день мы буквально могли умереть, и тогда Одетта закричала:

— Сам ты ебанутый!

Кларксен и камандир экипажала втянули нас под крышу примерно за две минуты до того, как нас бы смыло волной. Я едва стоял на ногах. Одетта плелась рядом, одной рукой облокачиваясь о Кларксена, другой о меня.

— Господи, — прохрипела она, выплёвывая воду. — Я думала, что мы умрём.

— Все впереди, — подбодрил её Кларк. — Нам ещё пережидать здесь ураган.

Микки и Поппи, завёрнутая в полотенце с лицом утопленника, ждали внизу. По лицу младшей сестры было ясно, что её отчитали вдоль и поперёк. В этом и том, чтобы быть хорошим сыном Пересу чуть старше, чем младшему, не было равных.

— Прикрой свою жопу, — шикнул я, щипая Одетту за зад.

Назло мне, она вильнула бедром и стянула мокрую рубашку, демонстрируя упругую, покрытую засосами грудь в крохотном треугольном купальнике, который нравился мне только те пару секунд, что я снимал его с её тела. Кларксен уже открыл рот, чтобы прокомментировать, когда я врезал ему кулаком в живот.

Я вдохнул свежесть пасмурного вечера, через нос выпуская едкий табачный дым. Задрал голову и посмотрел на небо, улыбаясь уголком губ, вспоминая тот день, ту, теперь такую далёкую от меня жизнь.

Я ревновал её. Каждый день, каждую минуту, всегда. Я редко показывал это, зная, как глупо это может выглядеть, но ничего не мог поделать с постоянным желанием начистить рожу любому, кто посмеет коснуться её, кроме меня.

Лиз стояла рядом, обхватывая себя руками. Прежде, чем протянуть ей свой пиджак, я словил себя на мысли, что ни разу после я не испытывал это отравляющее сознание чувство.

— Спасибо, — Куппер улыбнулась, ныряя в мой пиджак.

Я снова затянулся и обернулся к Кларку. Меня переполняли разные эмоции, но, конечно, в первую очередь радость от того, что я наконец-то нашёл неплохой повод выйти покурить.

— Что ты здесь делаешь?

Он потрепал кучерявые волосы, дёрнул запонки на рукавах пиджака и с неприсущей ему серьёзностью уставился на меня.

— Мы…

С полным ртом шампанского Лиз за моей спиной поперхнулась. Мобильник чуть не выпал из её рук и она, явно чем-то очень шокированная, застыла, выпучив глаза.

— Что случилось?

— Я… — её пухлая нижняя губа дрогнула.

— В чём дело?

— Скотт, — она неестественно выдохнула, потянувшись ко мне руками в поисках опоры.

— Ребята? — на веранду вышла Поппи, укутанная в плед. — Всё хорошо?

— Не знаю, — пролепетала Лиз, сжимая пальцами моё предплечье. — Не знаю, потому что, кажется, я беременна.