Шестьдесят три дня до (1/2)

One Way Or Another — Until The Ribbon Breaks</p>

Моё сознательное боролось из последних сил.

Я стояла в дверях, наблюдая за тем, как с неба сыплются огромные градины, зябко ёжась от промозглого ветра. В голове голосом Скотта набатом гудело: «Останься, Одетта». И я именно так и планировала, пока в конечном итоге весь мир не превратился в одно большое слепое пятно.

Я немного пришла в себя, повалившись на дороге, запутавшись в собственных ногах. Это было жалко, но такова была расплата, таков был эффект просроченных таблеток, которые, кстати говоря, моё сознание не рекомендовало мне пробовать.

Ступни покалывало от знакомых ощущений. Я примерно понимала, сколько ещё у меня было времени до того, как меня вырубит. Я была просто настоящим специалистом в этом вопросе, и поэтому было принято решение — блевать.

Я скрючилась посреди дороги, с грустью прощаясь с сытным, горячим ужином. Трясущимися руками я заправила свисающие сосулины волос за ухо и тыльной стороной ладони вытерла рот, ощущая, как легчает.

В глубоком детстве у меня был кот. Он был пушистым, я — дохлой и очкастой. Мы идеально подходили друг другу. Когда у Гавжона нашли опухоль, я рыдала трое суток. Я даже выставила своё единственное, купленное бабушкой платье, в объявлении в газете, надеясь с вырученных денег оплатить Гавжону операцию.

Не сложно догадаться, что в жизни мне вообще редко фартило. С продажи платья я получила 3000 форинтов (около 6 долларов), что, естественно, не покрывало и 10 процентов заявленной стоимости, но суть была совершенно в ином.

Когда я вернулась домой, искренне веря в то, что теперь-то мы с Гавжоном заживём, кот магическим образом испарился. Тогда-то мама и поведала мне трагическую притчу о том, что животные всегда уходят умирать в одиночестве. Они не хотят, чтобы их хозяин грустил.

Я улыбнулась от мысли о том, что в последнее время зачастила с тем, чтобы сравнивать себя с разного рода мохнатой живностью, но что-то трагичное было в том, как я покинула Скотта, чувствуя, что в скором будущем могу обблеваться до смерти.

Я стояла посреди грязной лужи, обнимая себя руками. Слух постепенно возвращался, и я была искренне рада тому, что не сдохла. В этом мне определённо точно везло — я всё ещё была жива.

Белый шум сменился гомоном, музыкой, и я почувствовала нестерпимую жажду. Именно с этим оправдание я зашагала в сторону громыхающего коттеджа. Затылок прожгло от странного ощущения того, что за мной наблюдают. Пока оборачивалась, снова поскользнулась, корпусом целясь на влажный газон. Мне показалось, что это будет куда приятнее, чем падать на асфальт.

— Чёрт, — заворчала, поднимая вверх испачканные в грязи ладони.

— Вам помочь?

Я приподняла голову, а затем руку, позволяя незнакомцу подтянуть меня вверх.

Стыдно было всего пару секунд. Серая футболка парня стала всего лишь заложницей ситуации, у меня не было к ней совершенно никаких претензий! Я отёрла остатки грязи о уже давно не белую рубашку Скотта, поверх которой была накинута олимпийка.

— Что празднуете? — я кивнула носом в сторону дома, грохот из которого заставлял землю вибрировать под моими ногами. Я выходила из дома почти в полной отключке и только сейчас смогла полностью оценить свой модный образ, встряхнув съезжающий со ступни шлёпок.

Зашибись картина.

— Твоё падение с небес, крошка, — протянул парниша напротив, качнув головой.

Я вопросительно выгнула левую бровь. То, что он под кайфом, я поняла ещё до того, как увидела его.

Две потные ладошки гормонально незрелого подростка вдруг оказались на моей талии. И, хотя ему было от силы лет семнадцать, он был выше, сильнее, а ещё от него ужасно воняло потом.

Неумелые пальцы забрались под рубашку, а спёртое дыхание мазнуло мои скулы. Типичный малолетка, который за дырку между ног был готов продать родную мать. Впрочем, в последние три года я не отставала, а посему терпела, позволяя мальчишке завестись до нужной мне кондиции. Да, я просто омерзительна.

Я могла обойтись косяком. Для этого мне бы потребовалось всего лишь улыбнуться, завести с кем-то непринуждённый разговор и вуаля — я накуренная в дерьмо, но мне хотелось другого. Меня всё ещё мазало от испорченных таблеток, и лучшим средством на пути к победе был только порошок, но порошком просто так не делятся.

Его нужно заслужить.

— Что-то у меня сегодня нет настроения, — стала задвигать, отстраняясь.

— Не обламывай меня, крошка, — взмолился недоделанный Дон Жуан. Мне было смешно от самого факта нашей встречи.

Я закатила глаза, следя за беснующей толпой позади нас. Моя жертва вцепилась в мою шею губами, и я решительно оттолкнула его. Парень пошатнулся, и тогда я выпалила:

— Есть что-нибудь?

Просто всё как-то сразу навалилось, понимаете? Просто эта цена зависимости.

Я даже не знала, как его зовут, но от этого мне было ни горячо, ни холодно. Я лежала на кровати в куче грязных пацанских носков, ожидая, пока он справится с ширинкой на джинсах.

За закрытыми дверями гудела музыка.

Мы смешали столько наркоты, что я держала веки открытыми лишь потому, что должна была убедиться в том, что он наденет презик и вставит туда, куда нужно.

Потное тело навалилось на меня сверху. Я хотела, чтобы это закончилось как можно быстрее, но он вдруг решил расщедриться на прелюдии, на сухую пихая в меня два своих пальца.

Я продолжала смотреть в потолок, вспоминая собственное имя. На секунду мне показалось, что я забыла что-то важное, более важное чем то, как меня зовут. Я нахмурилась, парень закопошился у меня между ног.

Это было не сексуально, совсем не приятно, так чертовски саморазрушающе, что я пришла к выводу: это именно то, чего я заслуживаю. Я родилась для того, чтобы нести это бремя. Кто-то же должен был?

— Ты такая мокрая, — прошептал мне в глаз, в темноте спутав его с губами, недоделанный Дон Жуан.

Конечно, я была мокрая. Он оплевал меня с ног до головы. С другой стороны, думала я, отворачиваясь от его поцелуев, это могло бы помочь нам избежать лишнего дискомфорта. Пенис вроде как был маленьким, а я вроде как была благодарной барышней.

А где я была сегодня утром? Что-то не припомню.

Вставить удалось не с первого раза. В дверь постучали как раз в момент того, когда он почти справился.

— Эй, Джекс! Утырок, ты здесь?

— Отвали, — закричал, судя по всему, Джекс, наконец засунув в меня свой член. Маленький. Отлично.

— Давай быстрее, мелкий принёс кое-что очень интересное.

— Да ща, ща, — он задвигался, хаотично и быстро катая моё размякшее тело вверх-вниз. В какой-то момент тряска стала почти невыносимой, и мне пришлось прибегнуть к крайним мерам.

Я почти забыла, что такое хороший секс. Обычно всё было так, как оно есть сейчас. Оргазм был далёкой, несбыточной мечтой. Я оттолкнула Джекса, перевернулась на живот и встала на колени, руками упершись в матрас.

Я старалась не думать о том, что ничего не чувствую. Я заглянула внутрь себя, пытаясь отыскать хоть толику стыда, сожаления, но там была зияющая пустота. Мне даже не было противно от самой себя, и это испугало меня.

Я закрыла глаза, желая сбежать из этой комнаты, желая сбежать из собственного тела. Вспоминание само нашло меня, скрашивая неприятное времяпрепровождение.

Я не видела его лица, не знала, кто передо мной сидит. Возможно, конечно, и знала, и всё дело было в конской дозе наркотиков. Я словно телепортировалась из этой провонявшейся комнаты, оказавшись на мягком, шерстяном ковре.

Обнаженную спину приятно согревал жар камина. Я посмотрела перед собой, любуясь роскошным видом на ночной… не помню, разве что то, что мы были в отеле. Как будто это было очень давно, но совсем недавно.

Он сидел в кресле, сложив руки на пряжке ремня. Я попыталась разглядеть его лицо, но не смогла поднять голову выше. Чушь какая-то.

Вдруг мужчина резко встал. Я предельно чётко ощутила собственное возбуждение от каждого его шага. Незаметно для меня самой рука сама потянулась ниже, касаясь пульсирующей от желания точки.

Приятный, ласкающий слух смех стянул низ моего живота. Я снова подняла голову, и на этот раз мне это удалось. Я смотрела в его лицо, и я знала его, но всё же… не могла понять.

Он открыл пакетик с порошком, глядя на меня сверху вниз. Его глаза блестели похотью, и мне показалось, что это самое прекрасное из того, что я когда-либо видела в своей жизни.

— Открой рот, — скомандовал.

Я послушалась, позволяя его пальцами заскользить внутри ротовой полости, втирая в десну кокаин. Он мог быть аккуратнее, но намеренно сделал это небрежно, размазывая слюни по моему лицу.

Я бредила: от переутомления, от наркотиков, от всего сразу. Я сама засунула член Джекса в себя и стала двигаться, позволяя ему неумело шлёпать меня по заднице. Потребовалось всего семьдесят пять секунд.

— Ты просто космос, детка, — Джекс повалился на спину, переводя дыхание.

— Ага, ты тоже, — съязвила, в груде вещей на кровати подыскивая что-то на смену рубашке, испачканной рвотой, грязью и продуктами спермотоксикоза. Пока снимала, словила себя на том, что принюхиваюсь. Не пострадавшие участки ткани приятно пахли чем-то знакомым. Кем-то знакомым.

Я проснулась от металлического привкуса крови во рту. Провела рукой по лицу, потирая вспотевший лоб, щёки. Пальцами опустилась на живот и двинулась ниже, проверяя наличие на себе нижнего белья. С этим был порядок, в остальном — полный бедлам, но бельё, насколько я помнила, было не моим.

Я резко села, обнаружив себя на полу. Рядом валялось ещё несколько тел вперемешку с кучами мусора: стаканчики, бутылки.

Провела рукой над верхней губой, смахивая остатки кокаина. Чёрт.

— Тащи ублюдка сюда, он заляпает кровью мне весь ковёр.

Крик. Ругань.

В полной прострации я обернулась на шум, пытаясь понять, что происходит. Подняться оказалось делом не из простых, и я прибегла к упругой заднице по соседству, облокачиваясь. Видимо, спутав мои намерения с чем-то другим, девушка сонно улыбнулась, слегка приоткрыв один глаз:

— Ещё?

Заряда бодрости не хватило на продолжение разговора, и блондинка тут же отрубилась. Я же зашагала в сторону кухни, параллельно оценивая материальный ущерб дому, вспоминая, как я вообще могла здесь оказаться.