Шестьдесят восемь дней до (2/2)

— Я испачкаю тебе весь салон.

— Кис… Одетта, — одернул себя, тряхнув головой. — Пожалуйста, давай без глупостей. Садись в машину, возьмёшь кота на руки.

В салоне было тепло, сухо, пахло парфюмом, свежесвареным кофе и… мочой?

— Привет, Кэс, — в пол оборота развернувшись ко мне, крякнул Тобиас. — Что случилось? Что это? Я закрывай галерею, когда мистер Перес приехал к Кинсли. Он случайно услышал наш разговор…

Скотт громко хлопнул дверцей машины, и Тоб тут же притих, в изюм скукожившись на переднем кресле.

— Рядом с тобой лежит термос с горячим кофе, — заводя машину, командным тоном оповестил меня Прескотт. — Тебе нужно согреться, у тебя губы синие.

Наши взгляды встретились в зеркале заднего вида. Всего секунда. Один взмах ресниц. Миллион так и не сказанных слов, которым было суждено умереть в омуте его карих, тёмных как ночь, глазах.

Такие, как Прескотт Перес, не нарушают правила дорожного движения, встают по будильнику, завтракают кашей, а вечерами играют в гольф с друзьями. К тридцати пяти заводят детей, красавицу жену, бритую, гладкую, вкуснопахнущую, как ни крути…

Пока я думала, онемевшими от холодая губами облизывая железную кружку с горячим чёрными кофе, мы остановились. Прескотт Перес нарушил все мыслимые и немыслимые правила дорожного движения, ровно за семь минут доставив нас к круглосуточной ветклинике.

— Давай его сюда.

Я передала кота в руки мужчины, следом вываливаясь из авто и оставляя позади себя мокрую лужу.

Он был решителен, спокоен, уверен, чего нельзя было сказать о моих дрожащих коленках и нервно потеющих, только-только согревшихся ладонях. И ни о чем я не мечтала так сильно в этот момент, как о том, чтобы всего на секундочку стать этим самым рыжим котом: просто обмякнуть в его сильных руках, сдаться, стать слабой.

***</p> — Одетта, Господи, умоляю, не трогай его, — устало закатывая глаза, дёргая меня за руку, заворчал Скотт. — Твою мать, не трогай его!

Я отмахнулась, продолжая упрямо загонять полудикое, напуганное, но очень голодное животное в угол. Никуда этой твари от меня не деться! И это я сейчас не про блохастого кота…

— Кис-кис, милый котик, иди сюда, — засюскала я, потерев указательный о большой палец. Кот оказался умнее, чем я предполагала, и на тупую замануху с хавчиком не клюнул, продолжая жопой пятиться к стене дома.

— Тварь блохастая, я же всё равно тебя словлю! — психанула, бесцельно хлопая ладошами у себя перед носом.

— Одетта, пошли, — заныл Скотт, наполовину вывалившись из машины. — Брось его и поехали. Ему и здесь хорошо.

— Нет, я его поймаю! Кис-кис, котик.

Кис-кис…

С того момента, как мы высадили Тобиаса у его дома, в салоне авто не было произнесено ни единого слова. Мокрая, вонючая я вдруг оказалась плотно укутанной в тёплый, случайно оказавшийся в багажнике Скотта свитер, пока он сам старался не подавать виду, меж тем зябко ёжась в мокрой рубашке.

Кота до завтра оставили в клинике, а нам пришлось уехать. Я была готова начать мяукать, лишь бы не ехать со Скоттом в одной машине, но за кота сойти не получилось, ровно как и убедить Переса в том, что домой я могу добраться своим ходом.

— Твою машину забрал эвакуатор. Мой механик попробует её починить, но ничего обещать не могу, — не отрывая сосредоточенный взгляд от дороги, сказал Скотт, и только сейчас я осознала, что понятия не имела, куда мы едем. Он ведь даже не спросил мой адрес.

— Куда ты едешь? Ты ведь даже не спросил, где я живу.

— Ты живёшь в машине, Одетта, поэтому я везу тебя к себе, — в мужском голосе чувствовалась лёгкая примесь раздражения.

От такого наглого заявления у меня глаза на лоб полезли.

— Я не поеду к тебе.

— Я и не спрашивал у тебя разрешения, — бросил, сильнее вдавливая педаль газа в пол.

— Ты совсем охренел?

Он резко повернул руль, сворачивая с главной дороги. Взгляд по-прежнему отстранённо смотрел вперёд.

— Одетта, мы взрослые люди. Давай пропустим твоё ребяческое выступление…

— Да пошёл ты нахрен. Какого чёрта ты сюда припёрся? Кто тебя звал? — в порыве ярости и недоумения я на ходу дёрнула дверь машины, но она оказалась закрытой. — Сука, немедленно открой грёбаную машину.

Одинокая венка вздулась на скульптурном лбу, и он наконец посмотрел на меня, крепко сжимая руль.

— Если бы я не услышал разговор Тобиаса с тобой, ты и этот несчастный зверь сейчас сдохли бы на том ёбаном перекрёстке. Не говори мне, что делать. Я везу тебя к себе.

Моё терпение лопнуло в одночасье. Состояние аффекта и испуга, что прибивали меня к кожаному сидению авто, выветрились вместе с надменными словами, вытекающими из его рта. Кто он такой? Что с ним стало? Где тот Скотт, которого я потеряла много лет назад?

— Открой дверь, Скотт, пока я не выбила стекло в машине, — заорала, дёргая заевший замок.

Три года.

Он больно схватил меня за предплечье, потянув на себя. Ручка машины выскользнула из потных ладоней, и я кулем свалилась ему на колени, носом упёршись в ширинку брюк. Внутри всё клокотало от ярости, и сейчас дело было не только в ломке, хоть она и подстёгивала моего внутреннего зверя.

— Успокойся, Одетта, — сорвался на крик он, когда я стала пытаться вырвать руку из его хватки, меж тем питая его локтями в пах. Откусить бы ему член!

— Отпусти! Отпусти, твою мать!

— Блять.

Сорвался. Доигралась.

— Открой ёбаную дверь, Одетта! — Поразительно мясистый для такого дохляка кулак прилетел в деревянную дверь. Ещё десять таких ударов — и несчастная разлетится в щепки, а вместе с ней и мой череп. — Не смей, Одетта. Не смей, иначе я убью тебя, слышишь? Я убью тебя к чертям собачьим.

Я сидела на полу в ванной, трясущимися руками пытаясь затянуть шнурок от халата чуть ниже локтя. Грязный шприц, суливший мне великую радость и риск заражения спидом, лежал на дужке унитаза, балансируя на грани с тем, чтобы свалиться в слив.

Если бы в тот момент у меня спросили: он или она, я бы без раздумий пустила Прескотту Пересу пулю в лоб.

Мне была нужна доза.

Теперь я сама не хотела выходить из машины. Скотт стоял снаружи, и его глаза пылали яростью. В десятый раз он грубо дёрнул ручку машины, но я закрылась изнутри, изумлённо вылупившись на человека, который пять минут назад казался мне самым спокойным в мире.

— Открой машину, Одетта. Я не собираюсь играть с тобой в твои глупые игры.

Мне показалось, что если я открою, то Прескотт пропишет мне между глаз, таким злым он показался мне в этот момент. И тогда я щёлкнула кнопкой на ключах от машины, которые мужчина по собственной глупости забыл в салоне авто.

Скотт дёрнул дверь и замер, переводя дыхание, словно бык на ринге.

— Зачем? Зачем ты вернулся, Скотт? — задыхаясь, прошептала. Уходи — хотелось закричать, побить, прогнать, сделать что угодно, чтобы он перестал смотреть на меня. Перестал смотреть и видеть то, во что я превратилась.

Он молчал, стискивая челюсть. Глядел на меня обезумевшим от ярости взглядом, пока капли воды стекали по чёткому контуру массивного подбородка, скулам.

— Я не могу… забыть тебя. Не могу простить себя за то, что сдался, оставил тебя.

— Тебе нужно сраное прощение, Перес? Так забирай его! Я прощаю тебя, — нет. Не могла. Ни его, ни себя. Не могла простить нас.

— Я хочу помочь, — его голос треснул, надломился. Он ведь пытался помочь мне. Тогда, в прошлом. Несколько месяцев мы провели в разъездах, переезжая от одного врача к другому. Клиники, реанимации, то, о чём я мечтала забыть и больше никогда не хотела вспоминать.

— Помоги себе, Перес. Я давно тебя забыла.