Семьдесят дней до (2/2)

До конца жизни буду вспоминать этот проклятый стакан с тремя кубиками звенящего льда.

У меня так сильно тряслись руки, что содержимое напитка громко заходило ходуном. Я предприняла моментальную попытку оставить стакан у лежака, на котором сидела, но моментальной она была лишь в моей голове.

Скотт развернулся ко мне, вопросительно глядя на то, как передача «твоя девушка» скидывает меня до состояния «то ли девочка, то ли репка».

— Одетта? Что…

Стакан вылетел из моих рук, падая на плитку. Он начал орать на меня, разбивая свой, а спустя два часа я послала его нахуй, порекомендовав «да засунь ты свои бабки и папашу-сноба с его благотворительным ужином себе в зад. Если бы ты тогда не заставил меня уехать, она была бы жива!».

Я вспоминала тот день, как начало нашего конца.

Когда я поняла, что Скотт смотрит на моё обнаженное запястье, изуродованное свежими проколами и синяками, у меня свело скулы. Долгие, мучительные три года… и вот они мы — стоим тут, и словно ничего не изменилось.

Но это была неправда. Всё изменилось: и он, и я. И пока он, судя по всему, успешно, карабкался вверх, я стремительно летела ко дну, а буквально на днях, обменивая обручальное кольцо матери на дозу, поняла — ниже падать уже просто некуда.

Я выдернула руку, пряча её в рубашку, и, не желая прощаться, просто со всех ног бросилась прочь.

***</p> У меня всё внутри тряслось от перевозбуждения. И хотя прошло уже по меньшей мере три часа, две стопки водки и одна таблетка — в голове засел его обеспокоенный взгляд и эти сраные, дорогущие запонки на рукавах.

— Земля вызывает Кэс, приём, — замахал рукой у меня перед носом Тоб. Звук его голоса слился с шумом музыки и смехом кучи старых дальнобоев за соседним столиком.

Я засунула указательный палец в пустую рюмку и принялась задумчиво водить ей по барной стойке. Интересно, он встречается с этой блондинкой?

— … и я пригласил…

И с каких пор он так раскачался?

— … а она…

Только не говори мне, Скотт Перес, что бросил курить, тусоваться и стал усердно работать, шпёхая моделей, каждой с три короба обещая дерево, сына и что-то там ещё, не знаю что, — у меня институт семьи находился в заднице.

— Что? — я включилась на середине рассказа Тобиаса о том, как он пялил новую подружку из Тиндера. Зная его, правдивым в его рассказе было только то, что у него был там аккаунт. Никто в здравом уме не стал бы его лайкать.

Нам подали ещё по рюмке водки.

Тобиас проставлялся каждый вечер после работы, зная, что Кинсли платит мне со своего кармана и в три раза меньше, чем другим официально устроенным сотрудникам. Короче говоря, я была статично пьяной после десяти часов вечера.

Я достала телефон, чтобы глянуть на время, но почему-то машинально открыла список контактов, задержав палец у имени, которое раньше всегда было в быстром наборе. Поппи — ещё один человек в моём персональном списке людей, которым я причинила много боли.

— Да пошла ты, пошла ты нахрен, Поппи Перес!

Это было спустя неделю после того, как я съехала от Скотта и на деньги с его банковского счёта сняла себе номер в мотеле. Так они меня и нашли — голую, обдолбанную, в постели с каким-то мужиком, имени которого я знать не знала.

— Скотт, — прошептала моя подруга, усилием воли сдерживая слёзы в глазах. — Нужно отвезти её в больницу.

Скотт не хотел никуда меня везти. Он стоял в дверях, глядя то на меня, то на голого барыгу в моей постели. Я запомнила выражение его лица в тот момент до конца своей жизни: полное опустошение и никакой надежды.

— Одетта, тебе нужна квалифицированная помощь, — заплакала Поппи, когда я со злостью пнула ногой деревянный стул в её сторону. И да, я хотела, чтобы он попал в неё, чтобы она заткнула свой грязный рот, с самого детства не вкушающий ничего дешевле черной икры.

— Это тебе нужна помощь, сука, а мне никакая помощь, блять, не нужна. Я чувствую себя, — я нависла над ней, разжёвывая по буквам. — А-х-у-е-н-н-о!

Я поморщилась. Слишком много воспоминаний из прошлого за один вечер, слишком много прошлого, слишком много хорошего, которое я убила в себе, в своей жизни, в других.

Я отложила телефон в сторону, решив, что на сегодня с меня достаточно. Достаточно прошлого.

Тобиас подозрительно заткнулся, слегка отвернув голову в противоположную от меня сторону.

— Что?..

— Тш-ш-ш, — он отмахнулся от меня. — Там копы, обсуждают вчерашнее убийство.

Я слегка качнулась на стуле, руками придерживая себя за барную стойку. Какое неприятное соседство, и тем не менее мне тоже захотелось послушать.

— …никаких камер?

— …прочесали три квартала…

— …без орудия убийства тяжело будет…

— …правша…

— …думаю, что…

— Кайф, — протянул Тоб. — Обожаю нераскрытые убийства. Это так возбуждает: спать ночью, зная, что в твоём квартале бродит убийца.

Я посмотрела на своего коллегу как на придурка. Впрочем, придурком он и являлся.

— Ты мерзкий, — закатывая глаза, известила его я, возвращая стул в прежнее положение.

— А ты нудная, — ответил Тобиас, двумя пальцами правой руки имитируя рвотый позыв. — Такую, как ты, даже убивать неинтересно. Небось даже кричать не будешь.

Я спросила себя о том, почему сейчас сижу с этим человеком и на двоих делю ужин. Ответ был неутешительным — мне больше не с кем было сидеть. У меня никого не было, кроме дяди, который не знал, что я живу в машине, Саманты, у которой была своя семья и куча других дел, Кэла, который в силу исходящей от него вони мог тусоваться только на улице, и Тобиаса — малолетнего извращюги, которого дольше десяти минут терпеть можно было только за бабки.

— Если меня будут убивать, Тобиас Клиффорд, я нанесу удар первая.

***</p> Водительское удостоверение у меня забрали ещё в прошлом году, но от этого пьяной за рулём я ездить не перестала.

Кэл уже спал, под навесом укрываясь от проливного дождя, а я сидела в машине, руками сжимая руль, и наблюдала за тем, как мокрые капли стекают по лобовому стеклу. Таблетка метадона расслабила меня как раз сразу после того, как я заглушила мотор. Столкнись я с эффектом этой дряни в дороге — на утро Кинсли, как единственному родственнику, пришло бы уведомление о том, что его племянница погибла в автокатастрофе.

В этом месяце у меня совершенно не было денег: я уже сдала в ломбард всевозможные драгоценности, а с зарплатных до получки на следующей неделе осталось всего пятьдесят долларов. Этих денег было недостаточно для того, чтобы купить новую дозу, поэтому я перебивалась остатками как могла.

Помнилось мне, что где-то на заднем сидении завалялась старая баночка с опиумом. Фрэнк сбагрил мне её всего за десять баксов, предупредив, что срок годности у наркотика закончился ещё пять лет назад. До этого дня я не рисковала, всегда имея под рукой что-то более надёжное, но этот день меня окончательно добил.

Прескотт, мать вашу, Перес…

Я с головой занырнула в кучу мусора на заднем сидении, перекинувшись через спинку сидения. Господи, чего только в этой машине не было: пустые банки из-под пива, сигареты, консервы, драные носки, окровавленный кухонный нож…

У меня перехватило дыхание, стоило холодной рукоятке лезвия оказаться в моей руке. Какого хрена на заднем сидении моей машины делал нож, кровь на котором ещё не успела застыть?