Урок 6 (2/2)

Может, учитель Хай и рад был бы поверить в то, что импонировал парню в романтическом плане, но не позволял себе об этом лишний раз думать.

Костя отнюдь не был безгрешным небожителем, да и жил он не в конфуцианском Китае, где отношения между учителем и учеником являлись запретными. Гомофобом преподаватель тоже не был, и, если бы его напрямую кто-нибудь спросил о том, как он относится к нетрадиционным отношениям, он бы сказал, что не видит в этом ничего ужасного. Более того, Костя подозревал, что его самого мало волновал вопрос пола своего партнёра. Он никогда не встречался с мужчинами, но после неоднократного негативного опыта гетеросексуальных отношений он пришёл к выводу о том, что будет счастлив с любым человеком, кто сможет его принять.

Принять. Именно в этом и заключалась проблема.

Разница в возрасте в десять лет по современным меркам не представляется чем-то особенным, но Ян всё же был слишком юным. Впереди его ждала целая жизнь, поэтому глупо было бы полагать, что его университетское увлечение своим преподавателем могло являть нечто серьёзное. А если оно всё же было таковым, то учитель Хай всё равно не хотел, чтобы молодой человек сильно привязывался к нему. У мужчины было слишком много личных проблем, и он понимал, что не был готов впутывать в них молодого человека, которому в первую очередь стоило разобраться с самим собой.

Говоря совсем откровенно, учитель Хай в целом никого не хотел к себе близко подпускать, потому что уже давно считал это бессмысленным и предпочитал быть один. По этой и многим другим причинам он просто наслаждался обществом своего студента и несмотря на то, что сам испытывал к нему симпатию, ни на что не рассчитывал. По крайней мере всё было именно так до одного момента.

***</p>

Ян, лениво развалившись, сидел за своей партой на втором ряду и неотрывно следил за тем, как учитель Хай у доски диктовал Вике предложения для перевода. С каждым днём парень всё меньше мог сдерживаться от того, чтобы откровенно не пялиться на своего преподавателя. Студент буквально не мог отвести взгляд от мужчины, снова и снова подмечая для себя всё больше деталей его привлекательной внешности.

Учитель Хай объяснял грамматику, а Ян видел, как перекатывается кадык на его бледной точёной шее. Учитель Хай проверял написанный перевод, а Ян видел его статную спину. Учитель Хай писал что-то на доске, а я Ян видел его упругие ягодицы, обтянутые тёмной тканью брюк. Учитель Хай хотел вызвать к доске следующего студента, а Ян хотел увидеть его без одежды.

Молодой человек потупил взгляд и уткнулся в свою тетрадь. В последние несколько недель грязные мысли посещали его всё чаще, и, если перестать рассматривать мужчину он не мог, то воображаемые непотребства в его адрес старался пресекать, в противном случае парень попросту не смог бы проводить с преподавателем наедине столько времени, не мучаясь от стояка. К тому же Ян считал, что его пошлые фантазии порочили всю суть его отношения к учителю Хаю, которое представляло из себя намного больше, чем желание раздеть его и разложить на преподавательском столе.

С праздника середины осени и с того вечера, как Ян впервые побывал в доме преподавателя, прошло два с половиной месяца. С того самого дня Яну казалось, что в его жизни появился нежный лунный свет, который теперь озарял каждый вечер, проводимый им с мужчиной. Ещё более сильным чувством было ощущение того, что у него появился дом — не тот, где парень просто номинально жил, иной раз за день и двадцатью словами не перекинувшись с родителями, а дом, где его всегда ждали и тепло принимали. Ян понимал, что это было лишь плодом его разыгравшегося воображения, но иной раз, когда он приходил в квартиру учителя Хая, у него создавалась иллюзия того, что он жил в ней всегда, а мужчина был его единственной семьёй.

Учитель Хай слушал Яна, мог дать ему совет не только по учёбе, но и чисто в бытовом плане, с ним молодой человек мог обсудить практически всё, и с ним можно было быть собой, поэтому диалоги преподавателя и студента всё чаще выходили за рамки бесед про университет и Китай.

Тем не менее, самым главным, что Ян больше всего ценил, было то, что отношение к нему учителя Хая после того, как он узнал о порезах, нисколько не изменилось. Мужчина больше никогда не поднимал эту тему, и общался со студентом на равных, не демонстрируя какого-либо пренебрежения. При этом предположение мужчины относительно того, что Ян поумерит своё стремление к самоповреждению, если будет занят делом, в некоторой степени оправдало себя. Из-за вечерних занятий парень стал реже разъезжать пьяным на мотоцикле, хотя по-прежнему любил скорость и периодически продолжал срывать цветы хайтана. Однако его весна отныне не ограничивалась одним лишь кровавым цветением.

Теперь весна Яна также была в том, как учитель Хай держал пиалу с чаем своими красивыми пальцами; в том, как его губы окроплял гранатовый сок; в тонких морщинках в уголках его улыбающихся глаз; в его светлом взгляде голубых глаз; в чарующем голосе, воодушевлённо рассказывающем о Поднебесной. Всё это было ярче, чем лепестки хайтана на кафеле ванной в родительском доме. Но беда была в том, что Яну этого было мало. Он мечтал задохнуться в весне, хотел, чтобы она пропитала его насквозь своим благоуханием и навсегда осталась в его сердце. Он мечтал раствориться в мужчине, хотел, чтобы его учитель Хай действительно стал его. Воплотить подобное в жизнь было практически невозможно, но Ян решил, что он будет упиваться своей цветущей весной, а не страшиться её.

Несколько дней вынашивая одну идею, парень наконец-то созрел для того, чтобы начать действовать. Когда пара закончилась, он дождался того, чтобы все одногруппницы ушли, и не без волнения подошёл к преподавательскому столу. Мужчина за ним был занят и не обратил внимание на то, что парень судорожно мял в руках лямку висевшего на плече рюкзака.

— Учитель Хай, не хотите в день нашего зачёта вечером сходить в китайский ресторан?

Преподаватель был утомлённым. Зачётная неделя была в самом разгаре, и почти всё свободное от занятий время он занимался тем, что принимал у нерадивых студентов долги и проверял работы групп, которые уже написали итоговый семестровый срез. Даже в свой перерыв учитель Хай был занят тем, что проставлял в ведомости итоговые оценки. Занеся в листок очередной балл и не поднимая головы, он рассеянно сказал:

— Я слышал, что в некоторых университетах есть традиция того, что преподаватели китайского вместе со своими студентами на праздники ходят есть традиционную китайскую кухню, но не думал, что в нашей альма-матер это тоже практикуется.

Сердце Яна бешено заколотилось, он сжал лямку рюкзака.

— Это не с группой, только мы с вами.

Шариковая ручка над листком замерла. Учитель Хай оторвался от ведомости и посмотрел на молодого человека.

Под растерянным взглядом, которого никогда ещё прежде не замечал у преподавателя, Ян тут же добавил:

— Вы так помогаете мне с дипломом и китайским, что я бы хотел вас поблагодарить.

Мужчина молчал и долго смотрел на молодого человека. Он видел, что студент нервничал, приглашая его сходить поужинать, но из-за своего собственного замешательства не знал, что ответить. Наконец он выдавил из себя:

— Не думаете, что благодарить стоит, когда сдадите госы и защититесь?

На какую другую реакцию Ян мог надеяться? Он отлично понимал, насколько странным было его предложение, и вряд ли на него он мог получить что-то помимо отказа.

— Вы правы. Наверное, лучше потом.

В груди Яна предательски заныло, и ему стало тяжело дышать. Стараясь этого не показывать, он как обычно засунул руки в карманы штанов и вышел из аудитории.

Несколько секунд учитель Хай сидел и смотрел в одну точку. Он пытался сфокусироваться на ведомости, но перед глазами стояло только взволнованное лицо юноши.

«傻瓜<span class="footnote" id="fn_33231666_0"></span>, что же я делаю?» — с этими мыслями учитель Хай резко поднялся со стула и поспешил в коридор. Он нагнал своего студента, который ещё не успел уйти далеко, и, запыхавшись, произнёс:

— Буду рад составить вам компанию.