кто-то спутал и поджег меня, аривидерчи (1/2)
Свою первую стопку Пчёла выпивает в четырнадцать, Космос помнит это абсолютно точно. Он брезгливо морщится, чувствует запах, который напоминает скисшее молоко, разбавляет и так разбавленную соком водку водой, но нет, не потому что ссыкло, а потому что у них следующим уроком контрольная, а историчка по голове не погладит за запах спирта, который, как им тогда казалось, въедается под кожу, грозя остаться там навеки. Они не думали, почему-то, что плевать на них всем, кто за пределами их маленького мира, всем слишком все равно, не пойман, как говорится, не вор.
Тот Витя, который как с кассеты, чуть подернутый дымкой воспоминаний, накопившейся за годы, трясет своими кудрями, зажимает нос пальцами, быстро выдыхает куда-то в сторону Косовского плеча и опрокидывает в себя алкоголь из пластиковой рюмочки. И застывает изваянием, уставившись куда-то в никуда. И Космосу абсолютно не жалко, что он спер у отца водяру, когда сам глотает эту ядерную бурду. Плевать, что тот будет ругаться и смотреть с таким разочарованием. Похуй, это будет потом, он это разрулит.
За ним пьет и Валера, и Саня, но это совершенно не важно, важно было, что Витя держит своими тонкими пальцами сигарету, которую услужливо дал какой-то одиннадцатиклассник, потрепав его по голове. Пчёлкин сегодня куда тише, чем обычно: не шутит, говорит только по делу, не бегает по коридорам и не отжимает у Космоса обед. Просто уныло спит за партой и жалуется на то, что никотин в голову дал, а еще прячет замёрзшие руки в карманы штанов, лелея, видимо, надежду отогреться.
Космос его таким давно не видел, и честно, это пугает. Молчаливый Витя это явно к беде, он явно что-то задумал, а если задумал, то их родителям явно придется краснеть в кабинете у директора и прятать глаза в кобальтовых гардинах и портретах учителей, которые висят там на стенах. А еще выслушивать что-то в духе ”ну такие умные парни вроде, а что делают, господи боже ты мой”.
Тайное ведь всегда становится явным, да? Холмогорову на химии не сидится, а кислород не уравнивается вовсе. Когда-то отец вскользь упомянул, мол, сына, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Все гениальное просто, осталось лишь совсем и самую капельку приукрасить их школьные будни.
Витя оказался просто заебан долгами по учебе, которые писал ночами. Смотрел своими честными голубыми зенками прямо в Холмогорские омуты и буквально всем своим видом спрашивал: ”Ну и чего ты этим добился, Космосила? ” А потом выдал, что некий Русик его ждет сегодня на пустыре с кентами, пояснить за что-то там, он не помнит.
Белому и Филу они конечно же ничего не сказали. Зря, наверное. Пополам долакали все, что было в пакете из-под яблочного сока, покурили и удалились из школы, пожав руку охраннику на прощание.
Неизвестный доселе Русик оказался неплохим таким борцом, и уже в тринадцать ноль ноль ждал их, крутя ключи на пальце. За спиной у него возвышался какой-то безымянный бритый парень, хрустевший костяшками.
Космос сплюнул на кулак, решив для себя видимо, что поговорить они и потом смогут.
Кто-то, кто отвечал за карму Вити Пчёлкина, в тот день, видимо решил, что недостаточно драки, которая едва не кончилась выбитыми зубами, недостаточно впервые было попробовать водку, которая так обжигала горло и скатывалась куда-то туда, к ногам.
Они с Косом сидели в каком-то дворе, на качелях, потягивая газировку из одной банки, иногда соприкасаясь пальцами. На душе было неспокойно. Над ними горел закат, газировка была слишком сладкой, качели скрипели и сердце билось так, будто и вовсе не твое, а так, на песке валяется. Хочешь, пни, хочешь, так оставь, хочешь, себе забери, да, Кос?
Ко всему прочему, что-то такое между ними случилось тогда, что-то, что заставило Витю, уже дома, обработав все синяки и выкинув весь мусор, поцеловать Космоса. Клюнуть буквально в губы и отстраниться, покраснев как клубнички с кружки, в которой уже с час стыл чай. Пчёла видимо не ждал, что Холмогоров, оскалясь, притянет его к себе, утягивая в такой пошлый поцелуй, подобные которому они видели на кассетах без названий, которые родители прятали на антресоли за хламом.
У них по подбородкам стекает слюна, а им откровенно похуй. Их тянет жажда, жажда запретного, чего-то того, что не одобрят и не поймут, но ведь пока рядом с тобой есть надежнное плечо, то ничего не страшно, верно?