Часть 1. Горох (2/2)

— Ты пойдешь со мной или нет?

Агриппина молчала.

— Хорошо, — сказала Люба, выдохнув. — Тогда я пойду одна.

Девочка уже сделала шаг, как Агриппина вскочила с места и сказала:

— Я с тобой.

Люба нахмурилась.

— Но идти сейчас… — Гриня посмотрела Любе прямо в глаза. — Не боишься, что в сундук посадят?

Послушница поджала губы, но решительно помотала головой:

— Если посадят — я убегу отсюда.

Агриппина кивнула, почувствовав, как волнение медленно вливается в её кровь:

— Я тоже.

Коридор был пуст, вечерняя служба ещё не закончилась. Только Агриппина и Люба тихими и аккуратными шагами ступали по скрипучему полу.

— Куда она могла его деть? — шёпотом спросила Агриппина.

— Маша мне говорила, что в кабинете. Она видела, как Матушка туда складывала что-то, когда её в сундук сажали, — ответила девочка, приложив палец ко рту.

Агриппина поняла намёк, закрыв рот рукой. Девочки прижались к косяку двери, что вела в библиотеку. Там разговаривали, по голосам это были сёстры. Их было две. Видимо, на службе горбатиться одна сестра Ангелина, да Матушка.

— Ангелина совсем уж старая, почему другого учителя всё никак не найдут? Лихо Лиса прогуливала!

— Тихо ты, — шикнул голос сестры Евдокии. — Сама ведь всё знаешь, кто в своём уме в эту глушь поедет?

Другая сестра лишь хмыкнула, она сделала несколько шагов, послушницы уже были готовы убегать, но женщина остановилась, кладя в шкаф стопку книг.

— Матушка сегодня прям рвёт и мечет, — прошептала женщина за стеной.

— Ну ничего, — ответила Евдокия. — Вот Отец Павел приедет, попросись в другой монастырь.

— А сколько его ждать ещё? До Рождества?

Люба схватила Агриппину за плечо, та аж вздрогнула. Люба кивнула подруге вправо, нужно пойти к западной лестнице, она была далеко, но пойдут тут — их точно обнаружат.

Пройдя метров двадцать, они наконец дошли до уборной, которая появились тут сравнительно недавно, примерно два года назад. Бывшая Настоятельница старалась сделать все удобства и даже соорудила душевые, но сейчас они сломались, а чинить их никто не собирался. Пройдя ещё несколько метров, они наконец оказались возле лестницы.

Кабинет Матушки находился на втором этаже, и она сейчас должна быть в церкви с другими девочками, но кто знает, что у этой кикиморы может быть на уме…

Они преодолели двери столовой, из которой тянуло запахом моющих средств.

Удача прямо-таки преследовала послушниц. В коридоре ни одной сестры и все комнаты закрыты.

— Как думаешь, мы успеем вернуться? — спросила Агриппина, приблизившись к Любе.

— Успеем.

Наконец нужная дверь. Она была не больше других и цветом не отличалась, но что-то в ней было не так. Словно аура, ведь именно там находилось место, в которое никто в своём уме попасть не хотел. Там находился сундук.

Девочки стояли на месте, нужно было открыть.

— Давай ты, — предложила Люба. — Если что скажи, что нас одних оставили.

— Не думаю, что это сработает.

— Ну, надо попробовать! — не переставала шептать девочка, стараясь убедить Агриппину подставиться. — Ты же Ли-… — Люба запнулась и виновато улыбнулась.

— Ладно…

Послушница кивнула и прижалась к стене слева от двери. Агриппина постучалась. Молчание. Она взялась за ручку и потянула на себя.

— Никого, — сказала девочка.

Люба выдохнула и забежала в кабинет. Агриппина посмотрела направо, затем налево и почти бесшумно закрыла за собой дверь. Люба уже открыла ящики в столе Матушки.

Проще простого. Она держала в руках телефон, зажимая кнопку включения. Но экран не загорался, оставался чёрным.

— Почему? — спросила Люба. — Эй!

— Тише! — шикнула Агриппина, стоявшая рядом с сундуком.

Послушница так близко видела его впервые. Он казался Истинным Злом, о котором часто говорят в церквях. Мысль, что она может попасть туда, пугала её. Пусть в теории, ничего страшного там не было, но какое-то животное чувство подсказывало, что просидеть в этой коробочке без единого движения под постоянным надзором Матушки — было сродни Аду.

Агриппина попятилась назад, она повернулась к Любе, посмотрев в экран телефона:

— Разрядился?

— Походу, — сказала Люба, помрачнев в лице. — Гадство.

— Тогда нам пора идти. — сказала Агриппина. — Пока не поймали.

Люба выдохнула, она была уверена, что попробует снова. В любом случае, мама заберёт её в день рождения, ждать осталось недолго. Девочка кивнула, от чего в душе Агриппина разлилось спокойствие, главное остаться незамеченным.

Люба открыла дверь, но тут же бесшумно захлопнула её.

— Опоздали! — прошептала Люба, с ужасом смотря на Агриппину. — Там сестра Евдокия!

Рыжая оглянулась.

— Надо бежать.

— Бежать? — спросила Люба. — Куда бежать?

Агриппина нахмурилась.

— К Отцу Павлу можно.

— Ты чокнулась? Туда идти всю ночь! И там лес!

Агриппина нахмурилась, на улице было уже темно, но этот лес она знала отлично. Люба дала заднюю, хоть и полчаса назад утверждала, что сбежит. Агриппина выдохнула, понимая, что другого ожидать не стоило.

— Тогда давай попробуем вернуться на первый этаж.

— Как? — спросила Люба.

Агриппина оглянулась, она подошла к сундуку и бесстрашно залезла на него, выглядывая в окно.

— В принципе, не особо высоко…

Люба дрогнула, сигануть со второго этажа…

Увидев реакцию подруги, Агриппина слезла с сундука и глубоко задумалась. Времени было в обрез. Нервы давали о себе знать, хотелось впасть в истерику и плакать, виня всех в своих бедах. Но девочка слышала еле различимый голос внутри своего сознания, который подталкивал сохранять рассудок и продолжать думать, что делать.

— Ладно, давай, — сдалась Люба.

Агриппина кивнула и подошла к окну, она встала на сундук и схватилась за ставни. Они легко открылись. Девочка посмотрела вниз, голова закружилась. Тусклый фонарь освещал стог сена, но всё же прыгать ей предстояло не в сотню подушек…

Делать было нечего, Агриппина выскочила наружу. До земли было метра три минимум, она держалась за облицовку здания.

— Так, я прыгаю, — сказала Лиса.

Люба глубоко вздохнула, нервно оборачиваясь на закрытую дверь. Только бы Гриня ничего не сломала! Иначе им точно конец.

Послушница глубоко вздохнула, попыталась сползти по стенке хотя бы на пару сантиметров, но сорвалась и с кратким вздохом свалилась, приземлившись ногами в сено.

Девочка скатилась вниз и встала на колени, чувствуя пробивающую стопы боль, голова гудела, будто она приземлилась на неё. В ушах пищало. Но Агриппина тут же встала и повернулась к Любе, которая вылезала из окна. Тень упала на её лицо, и Агриппина даже представить себе не могла, с каким ужасом смотрит на неё Люба.

— Прыгай! Я ловлю!

Послушница держалась за ставни, она кивнула, поджав губы и прыгнула. От удара обе свалились на землю. Агриппина почувствовала, как спиной упала на небольшой камешек. Стерпев боль, она лишь надеялась, что платье целое.

Люба вскочила, держась за лоб, затем протянула Грине руку:

— Ты как? Целая?

— Да, — сказала Агриппина, вставая. — Нужно идти.

Девочки подошли к сараю.

— Давай через него… — шепнула Гриня. — Там всё-таки фонарь есть.

Люба кивнула, хватая подругу за руку. Они зашли внутрь, пригнувшись. Мало ли кто может быть снаружи… через проём между стеной и крышей их тотчас заметят.

— Точно тут её закапывать? — спросила Катерина, светя фонариком перед собой.

— Да, — ответила Матушка.

Послушницы остановились, замерли.

Катерина, кажется остановилась:

— Чёрт…

— Катерина, — укоризненно произнесла Афанасия. — Ты сама на это подписалась. — женщина сделала паузу. — Копай.

Поняв, что речь они ведут не про них, Агриппина показала рукой, что нужно идти дальше, это их шанс остаться незамеченными. Но Люба помотала головой и показала пальцем в сторону голосов. Нужно было посмотреть, что происходит. Матушка, да и не на службе! Где такое увидишь?

Агриппина яростно замотала головой. Но Люба в ответ ещё яростнее закивала. Она крепко сжала сопротивляющуюся руку Агриппины и повела в коровье стоило. Они протиснулись рядом с Марфушей, и прислушались.

Ничего особенного, треск земли, Катерина просто копала, а Матушка похоже, лишь наблюдала, светя фонариком.

— Вы не будете в этом участвовать? — спросила сестра, выдав смешок.

— Тебе моего присутствия недостаточно?

— Это неправильно… — она продолжала копать. — Это ведь Вы виноваты… Это Ваших рук дело.

— Правда?

Монахини замолчали, Катерина на секунду остановилась, затем выдохнула и продолжила своё дело. Закончив, сестра положила лопату на землю и сделала несколько шагов. Агриппина уже хотела убежать, но Люба схватила её за плечо и приложила ко рту палец. Что-то тут было не чисто… Всё происходило буквально за стенкой. Подняться бы и посмотреть…

— Мне одной её не поднять.

Матушка пару секунд молчала:

— Что ж, я помогу.

Матушка и сестра Катерина взяли что-то в руки и потащили к неглубокой яме. Люба привстала, нужно было подняться немного выше и она увидит, что там! Агриппина пыталась схватить её и опустить, но было поздно.

Люба высунула голову, увидев, как Катерина и Матушка держали Олю. В то же мгновение, глаза послушницы и сестры встретились.

— Дети! — крикнула Катерина, роняя тело Оли. Оно глухо хлопнулось о землю.

Матушка лишь цокнула.

Катерина держала Любу за шиворот, та пыталась вырваться, но Катерина ударила её головой о стенку стоила, от этого даже Марфуша встрепенулась и начала мычать. Она лягнула обездвиженное тело Любы, от чего та взвизгнула.

— Черт! — крикнула Катерина, вытаскивая Любу из стойла, она перетащила её через проём и прижала к земле.

— Кажется, там была Агриппина. — сказала Настоятельница, нахмурившись.

Копыта Марфуши лишь поцарапали тело Любы, ничего серьёзного, но голова её звенела от ужаса, который она видит перед собой. Там было лицо Оли. Болезненное и мёртвое, с закрытыми глазами.

Труп лежал в метре от девочки, Люба не могла в это поверить, ведь буквально позавчера дразнила её за то, что она снова заболела.

— Она убежала, да, — сказала Катерина, потирая лицо. — Вернётся… а если нет… — девушка посмотрела на Афанасию. — Возможно, она просто умрёт в лесу, убежала в такую темень… — Катерина отвернулась, перейдя на шёпот. — И будет у нас не один труп, а два.

Да, определённо, это место не из лучших. Но всё-таки, что дети, что сёстры, что Матушка Афанасия, они остаются здесь, ведь это место намного лучше того, где они прибывали раньше.

Чуть меньше года назад всё было не так плохо. Старая Настоятельница, имя которой не произносится, чтобы не дай бог, не обидеть Афанасию, была отличной Матушкой. В монастыре не было телесных наказаний, а сестёр было не четыре, а целых семь. Но ни одна жизнь не вечна. И со смертью Матушки, на замену пришла новая.

Люба уже сидела в кабинете Матушки. Афанасия подошла к окну и закрыла ставни:

— Прикрыли бы их для приличия.

Послушница не реагировала, она упёрлась руками в колени и смотрела перед собой. Её тело было грязным, измазанным о свежую землю, в которую потом сестра Катерина закопала Олю. Дышать было трудно, не то от физической, не то от моральной боли, которая, словно клешня, сжала всё тело. Любу знобило, и Афанасия видела это.

Она выглядела спокойно, ровно также спокойно, когда смотрела на то, как одну из послушниц наказывают розгами, как та плачет и тихонько вскрикивает, также спокойно, когда видела, насколько сильно болела Оля и не придумала ничего лучше, чем наказывать её за это. И также спокойно, когда Агриппина сбежала.

Люба смотрела на свои колени, голова сама опустилась вниз, её словно парализовало, казалось дёрнешься — тут же в глотку вцепится хищник. Было безопаснее сидеть, напрягая всё тело и ждать… ждать, когда Матушка Афанасия наконец скажет хоть слово.

Старуха села за стол и молчала. Люба внутри расцарапала себе всю душу. Лучше бы она сейчас сидела на горохе и упрашивала Бога простить её и закончить эти муки, чем подумала бы, что сама сможет вернутся домой, украв телефон! Насколько же глупо! Ещё и Агриппина сбежала! Что ей теперь делать…

Неужели она собралась пойти к Отцу Павлу? Эта мысль пугала девочку. Агриппина погибнет, и что же придётся делать ей? Её тоже убьют? Закопают?

— Ну, что-то скажешь? — услышав это, Люба вскинула голову.

— Что с Олей случилось? Вы её убили? — выпалила послушница, смотря на Матушку дикими от злобы и страха глазами.

Губы Настоятельницы дрогнули и расплылись в довольной, нахальной улыбке.

— Это был несчастный случай, — Афанасия встала и подошла к иконам и покрестилась. — Пусть Бог упокоит её душу…

Люба начала вспыхивать, злоба так и рвалась из неё. Хотелось подорваться с места и прыгнуть на эту лицемерную суку, выцарапав ей глаза, которыми она смеет смотреть в лицо Господа и такое говорить!

— Вы глупые, что ли? — прошипела Люба, она уже чувствовала насколько долгая ей предстоит исповедь. — Меня мама заберёт, я всё ей расскажу!

Настоятельница резко повернулась к послушнице. Её мерзкие глаза пугали, как и всегда. Взгляд отравлял всё, что под него попадало. Люба вжалась в стул.

— Думаешь, всё так просто? А ты попробуй её дозовись.

Люба застыла.

— Я дозовусь… — шепнула девочка.

Афанасия кратко усмехнулась:

— Ты дитя мрази, Люба, — Матушка сделала паузу. — Так будь добра, и взгляни правде в глаза. Я упокоила душу моей страдающей послушницы, а ты… — её лицо вытянулось, а глаза налились кровью. — Ты… хочешь сказать, что я убийца?

Люба молчала. Её глаза были широко раскрыты, она почти не моргала.

— Всё, что я делаю, на ваше благо, — Афанасия схватилась за сердце. — Я пытаюсь сделать из вас, зверей, людей… — её голос затрещал. — достойных жизни! Ты… взгляни на себя, на свой вид. Что с твоим платьем? Грязь, одна лишь грязь, что внутри — что снаружи.

Матушка вгрызалась в каждое слово, чтобы донести до Любы одно:

— Посмеешь пойти против меня… — она махнула рукой на икону за своей спиной. — Против Бога… не думаешь, что тебя будет ждать расплата?

Люба раскрыла рот, но кроме краткого выдоха не смогла ничего и сказать. Сердце обливалось кровью, не давало ей покоя.

— Даже твоя мать… она понимала ответственность… она понимала, что она, что ты — лишь подобие человека. И Господь всё видел… как она умоляла меня принять тебя сюда.

Люба сжала глаза, в них стояли слёзы. Но только не сейчас, только не сейчас.

Матушка ласково улыбнулась и попросила послушницу встать, та не сопротивлялась и подошла к Афанасии.

— Всё, не плачь, — Матушка схватила послушницу за плечи. — Сохраняй молчание и терпи.

Люба мотнула головой и посмотрела на старуху исподлобья:

— Я всё расскажу маме.

— Твоя мать не приедет.

— Но она обещала! — пощёчина.

Из глаз Любы предательски потекли слёзы. Нет! Не сейчас! Не при ней! Казалось, Матушка смеётся. Обжигающая боль парализовала Любино тело, она пыталась вырваться из хватки Афанасии, но та держала её достаточно крепко.

— Что? Зверь проснулся? Демон?

Матушка схватила послушницу за волосы и дернула, чтобы та посмотрела на неё, но Люба стала противиться, от чего получила ещё одну пощёчину. На этот раз слёзы потекли неконтролируемо… девочка начала рыдать. Она спрятала лицо в ладошках и почувствовала, насколько же она маленькая и беспомощная.

Перед глазами маячил труп Оли. Люба молилась, чтобы её не схватили за шиворот и ничего с ней не сделали… чтобы её больше не били. Чтобы не кричали, ничего не говорили! Просто оставили её в таком жалком состоянии вытирать сопли и слёзы. Она уже всё поняла… хватит…

— Плачь… ладно уж, плачь. Через страдания люди очищаются.

Тем временем Агриппина бежала по лесу. Она задыхалась. Сердце билось как не в себя, ей казалось ещё секунда и из тьмы деревьев появится какая-нибудь жуть, схватит её и отправит путешествовать по девяти кругам Преисподней. Она бежала на ощупь, на угад.

Там был труп, она сразу это поняла. Но Лиса плохо помнила, как сорвалась с места и просто сбежала. Там была Оля… Сегодня же утром она была жива и спала! Спала!

Девочка не могла ничего понять, от этого бежала всё дальше и дальше. Поскорее в лес. Спустя несколько десятков минут Агриппина свалилась с ног. Тут же пришло понимание, она окончательно потерялась. Она ведь даже не знала в каком направлении деревня. Знала, что к ней можно пройти через просёлочную дорогу… но настолько глубоко в лес Лиса ещё не заходила. Возможно, утром дело станет лучше, но до этого момента нужно ещё дожить.

Она прислонилась щекой к сырой земле и смотрела прямо перед собой. Тени сгущались, в лесу было темно, поэтому единственное, что она различала — это очертание деревьев. Холодок лёгким ветерком обдувал горячее от страха тело.

Агриппина закрыла глаза, в надежде перевести дух и встать.

Она увидела перед собой дом. Двухкомнатная небольшая квартира, где жила она и её бабушка. Любовь Анатольевна читала ей перед сном детскую Библию, а утром учила её правильно читать Псалтырь. Она помнит, как имела привычку сидеть в шкафу, пока бабушка не запугала её тем, что в шкафу её могут украсть чёртики. Но это не заставило её ностальгически улыбнуться.

«И почему я вспоминаю это сейчас?»

Девочка прищурилась. Прошлое ей казалось атавизмом. О нём и думать не стоило… но чем чаще она приходила в этот лес, тем больше хотела туда вернуться.

Размышляя об этом, Агриппина услышала имя.

— Марго!

Девочка вскочила. Кто-то идёт! Она слышала шаги!

Агриппина подорвалась с места и в панике побежала вперёд. В голове трезвонило пресловутое имя, но она старалась откинуть его как можно дальше. Не сейчас. Не сейчас. Не сейчас. Шаги, казалось, бегут за ней.

В голове была мысль вернутся, но ни за что! Ни за что она не вернётся! Лучше сдохнуть! Но только не в шкаф!

Агриппина разбирала руками ветки, прыгала с кочки на кочки. Рвалась вперёд, словно животное. Она бежала. Бежала. На ногах уже были ссадины.

Ногой она ступила прямо в болото, от чего монастырские ботиночки промокли насквозь, а ноги отдались болью. Но рыжая бежала.

— Марго!

Имя преследовало её, словно во сне.

Марго!

Она задыхалась, удары сердца чувствовались в животе, голове, ногах, руках. Девочка царапалась о кусты, деревья, спотыкалась о камни, но она бежала. Быстрее! Быстрее!

МАРГО!

Нечто мистическое заволокло её с ног до головы. Она перестала чувствовать собственное тело, его начало выворачивать наизнанку. Лиса пыталась вдохнуть, но лёгкие не поддались. Сердце пыталось ударить, но и оно не отзывалось. А шаги уже, кажется, давно отстали от юной побегушницы. Голова раскалывалась, вскипала, разваливалась, от чего Агриппина схватилась за неё руками, в глазах появилась дымка. Ужасная дымка, вращающая её сознание, выворачивающая её, словно рукав куртки. Вытаскивающая её внутренний органы наружу, заменявшая их другими, сила.

Девочка упала на искалеченные горохом колени и воткнулась лбом в землю. Казалось, что сейчас она умрёт. Вот он, момент Суда. Все её грехи словно на ладони. Все неискренние исповеди, все сказанные ею слова, всё сделанное ею. Дымка становилась всё больше, она не видела ничего, кроме светлячков, полностью заполнивших её поле зрения.

Спустя мгновение, наконец, сознание покинуло её тело, и она отключилась. На земле лежала рыжая лисица, почва вокруг была расцарапана, а в углублениях были капли крови, рыжие клочки волос и шерсти, а платье лежало порванное, немного поодаль от рыжей преступницы.

Теперь Лиса приняла свой истинный облик.