Глава 16. Экехерия (1/2)

Агата </p>

— Нет, — трясу карточками перед носом Нильсена. — Я не буду спать с тобой…

— Я и не предлагал, — Александр перебивает меня и соблазнительно прищуривается, отчего в уголках его глаз появляются морщинки. Во мне зарождается новая волна злости на него, его длинный язык и тупую улыбку, что красуется на его довольном лице.

— В одной кровати, — цепко хватаю Нильсена за запястье и тяну за собой, чтобы не мешать другим посетителям и не задерживать очередь. — Номер на двоих. Значит и кровать там одна. Смекаешь, умник?

Опять дергаю Александра за руку, чтобы убедить его в своей серьезности. Но тот лишь небрежно ведет плечами и взглядом указывает на свое запястье. Я мигом разжимаю пальцы и с наигранным отвращением отряхиваю ладонь.

— Не знал, что вы, миссис Нильсен, такая сообразительная, — сквозь смешок говорит Александр и наклоняется вперед, ближе к моему лицу. Мне остается лишь закатить глаза от обращения. Ну что за гад? — Разве одна кровать — плохо?

— Только если ты будешь спать на полу, — фыркаю и стараюсь не смотреть на лукавую, почти обаятельную, улыбку Александра. — В коридоре, — торопливо добавляю.

— Зачем же на полу? — тише говорит. Он подается корпусом ко мне, и я кошусь на его ладонь, что тянется к моим волосам. Замираю, не в силах сдвинуться с места и точно теряю здравый смысл, когда Александр нагло накручивает прядь на пальцы. — Еще и в коридоре, — передразнивает, а я смотрю на него в упор, не заметив, как он оказался так близко. — Мы же женаты. Ляжем вместе, — наклоняется в сторону, и мой висок обдает жаром. Я достаточно громко сглатываю вязкую, кислую слюну и вытираю вспотевшие ладони о ткань юбки, пока в груди отрывисто бьется сердце. — Как можно теснее. В конце концов, не чужие люди. Я обниму тебя со спины, легко пройдусь кончиками пальцев по плечам, — чувствую, как Александр вторит своим словам, и моего голого из-за бретели плеча касаются холодные пальцы. — Могу спуститься ниже, если позволишь, — хрипит, скользит по предплечью, и я приоткрываю губы, шумно выдохнув. — Представь: только ты, я и никакой одежды.

Закрываю глаза, ощущая обжигающее сгиб шеи дыхание. Оно затухает на миг, когда мимолетное, точно выдуманное мной прикосновение сухих губ к коже отдает слабой фантомной пульсацией. Колени едва не подкашиваются от четкой картинки, что пришла на смену темноте: Александр, я и никакой одежды.

— Представила?

— Что? — шепотом интересуюсь, наконец возвращая себе контроль над собственным сознанием. Только вот его возвращение меня совершенно не радует. Как и не радует странное покалывание во всем теле, разыгравшаяся фантазия и чересчур довольная физиономия индюка.

— Представила.

Александр отстраняется, забрав с собой тепло, спокойствие и мою самооценку.

— Еще чего, — утверждаю я и поворачиваю голову в сторону, пряча лицо в волосах. Игнорирую прилипший к небу язык и легкую испарину на теле. — Обычно ты ответственный за влажные фантазии.

— Тогда предлагаю принять вместе не менее влажный душ. Или у вас в джунглях привыкли под дождем бегать?

— У нас в джунглях привыкли жить друг от друга отдельно.

Смотрю на Нильсена, стараюсь передать через свой взгляд всю накопившуюся злость и негодование. Параллельно сжимаю кулаки, отвлекаясь от частых ударов сердца, которое до сих пор не может успокоиться.

Александр вновь лукаво усмехается и облокачивается плечом о стену, делая вид, что ведет непринужденную беседу за чашечкой остывшего чая, а не решает животрепещущий вопрос о разделении территории. Меня же эта беззаботность навевает на мысль, что он все же идиот. Но вот футболка, плотно прилегающая к телу Нильсена, слегка смещает акцент с умственных способностей индюка на себя.

— Удивительные у вас законы. Еще скажи, что у каждого свое личное дерево.

Я в очередной раз закатываю глаза. Ненароком думаю, что они скоро останутся в таком состоянии, если я буду много времени проводить в компании Александра.

— Слушай, мы можем бесконечно долго ссориться и плеваться друг в друга ядом. Но факт остается фактом: нас двое, а номер один, — неприлично тычу пальцем в сторону. — Жить с тобой я не хочу! — я неконтролируемо повышаю голос, и Александр вмиг становится серьезным.

— Как славно, — резко говорит и выпрямляется. — Я, в отличие от некоторых, — Александр не без намека ведет рукой и неотрывно смотрит на меня, — думаю не только о том, куда сходить, какой купальник взять и, о боже, что купить в подарок, но и о том, кто нам все это организовал. И то, чем это может быть чревато.

— Давай без пафоса. Просто ближе к делу, — раздраженно говорю и бешусь, что этот напыщенный индюк явно обходит меня.

— Я тоже не горю желанием с тобой жить, — как вердикт выносит, и я расслабленно опускаю ноющие все время нашего разговора плечи. — Поэтому снял себе номер.

Александр так гордо приподнимает подбородок вверх, что мне очень хочется ему врезать.

— Отлично, — копирую позу Нильсена и уверенно говорю: — Буду меньше тебя видеть.

— Да, придется опираться лишь на воспоминания и свое воображение, — он нагло подмигивает, и я, насупившись, делаю шаг вперед. — У тебя, кажется, с этим все отлично, — Александр обводит меня взглядом, пока я чувствую притекающий к лицу жар.

— Да пошел ты!

Срываюсь с места, игнорируя чужой смех, преследующий меня до самого лифта. Влетаю в него, чуть ли не сбивая с ног стоящего работника отеля.

— Идиот. Настоящий идиот, — часто нажимаю на кнопку закрытия дверей в надежде, что это поможет. — Стоит, как истукан.

— Простите, мэм?

Только вот он стоит, а ты, Агата, чуть ли лужицей там не растеклась.

— Замолчи, — трясу головой и зажмуриваюсь, но резко оборачиваюсь, наконец обратив внимание на человека сзади. — Простите, не вы, — говорю я, отмахнувшись и явно сбивая с толку и без того удивленного мужчину. — Мой муж — идиот. Возомнил о себе слишком многое, еще и руки распускает! Вы представляете?

— Вам нужна помощь? — обеспокоенно произносит и поправляет бордовый жилет с эмблемой отеля. — Может, вызвать полицию?

— Что? — непонимающе смотрю на него, пока в голове складываются факты. Спохватившись, быстро тараторю: — Нет, нет. Все в порядке. Недоразумение, не более.

Нервно смеюсь, пока работник недоверчиво кивает.

Чувствую, как опять покрываюсь испариной от неудачной поездки не только на отдых, но и в лифте, из которого вылетаю буквально сразу, как звонкая мелодия оповещает о приезде на нужный этаж.

Минуя длинный коридор, застеленный темной ковровой дорожкой, с легкостью нахожу свой номер. В нем я позволяю себе окончательно расслабиться и скинуть с тела скованность, что возникла еще в самолете.

Бросив туфли у порога и наплевав на стоящий в небольшой прихожей чемодан, спиной падаю на широкую кровать, чуть подпрыгивая от мягкости матраса. Рассматривая незамысловатое панно на потолке, утопаю в тупых, на мой взгляд, мыслях. Они со скорость света крутятся в голове, поглощая и утягивая в свой омут. А вопрос: «Что это было?» вовсе сбивает с толку, потому что ответа на него у меня нет.

Как и нет понимания, какого черта Александр себе позволяет! И дело не в том, что я позволила так с собой поступить, а в том, что он так сделал!

Тяжело вздохнув, пару раз ударяю кулаками по кровати, желая таким образом избавиться от жжения в районе плеча и предплечья. Для перестановки смотрю на свою руку. Боюсь обнаружить там следы прикосновений в виде ожога, раздражения или сыпи.

Все равно идиот.

Опираясь на локти, я прищуриваюсь от солнца, лучи которого пробираются сквозь панорамное окно. Легкий тюль колышется от слабого ветра с балкона, а слишком яркий свет слепит и приходится отвернуться.

Верчу головой, осматривая просторный номер. Меня радует отсутствие лепнины, мозолящей глаза в холле отеля. Нравится и перекликание бежевых и серых оттенков, в которых выполнена комната. А вот отсутствие картин на стене уже расстраивает — но это, скорее всего, издержки дизайна.

Зато приятно украшает комнату большое количество светильников, расположенных с двух сторон от кровати; на журнальном столике у дивана, что стоит напротив окна; также маленькие лампы разбросаны по периметру потолка, гармонично вписываясь между пастельными цветами панно.

Лениво перекатившись на бок, тянусь руками к мягкому изголовью кровати. Несмотря на недолгий перелет, тело просит отдыха. Хотя, возможно, всему виной Нильсен, который два часа уверял меня в том, что я громко дышу, сижу, перелистываю страницы книги.

Мне же пришлось потратить неимоверное количество сил, чтобы не вмазать ему в нос той самой книгой. Но не удалось удержать чересчур тяжелый стакан с водой и немного намочить его штанину. Кто же знал, что у меня настолько слабые руки!

Улыбка сама появляется, когда в голове всплывают воспоминания громких речей Нильсена и его искривленное и недовольное лицо. Начинает казаться, что такие отношения с Александром входят в привычку, да и он сам часто маячит у меня перед носом. И меня не особо устраивает, что я постепенно свыкаюсь с мыслью о наличии какого-то пернатого в своей жизни.

Обреченно вздохнув, сквозь лень поднимаюсь на ноги. Ступаю по пушистому ковру, еще раз мельком осматривая комнату, и выхожу на просторный балкон.

Меня сразу ошпаривает теплый воздух, и я блаженно прикрываю глаза. В Англии в середине сентября довольно сложно уловить солнечные дни, а здесь… А здесь удается продлить лето на пару недель, хоть и не в самой лучшей компании.

Упираюсь о железное ограждение, рассматривая открывшийся на лазурный берег вид и мечтая, как проведу здесь, на открытом воздухе, свой вечер: сидя на мягких подушках в плетеном кресле и держа в руках книгу или чашечку зеленого чая, буду провожать день и наслаждаться тишиной.

— Надеюсь, ты вписала меня в завещание, прежде чем прыгнуть?

Я вздрагиваю от испуга и резко поворачиваю голову в сторону, находя на соседнем балконе Александра. Что за проклятие?

Он, запустив ладони в передние карманы джинсовых бридж, весело улыбается.

— Да ты издеваешься? — подхожу к краю, встав напротив Нильсена.

— Не я, а судьба. Да и в целом, тебе повезло, ведь я твой сосед.

— Можешь забрать это везение себе, — хмыкаю и приподнимаю подбородок.

Нильсен в открытую смеется, и я думаю, что мне нужно всего лишь протянуть руку вперед и я смогу наконец-то ему врезать. А, может, и не только врезать.

Как вообще можно быть таким, таким… Таким Александром. Я много раз приходила к выводу о заложенной с рождения неприязни к таким типáм, но иногда сбивалась с этого понятия, когда, например, имела возможность поговорить с ними наедине.

Я ведь до сих пор не могу разобраться в тех испытанных мной чувствах при разговоре на кухне. Укутанная в желанную и такую нужную поддержку, я позабыла о том, кто рядом со мной и чем это все может обернуться.

Только вот ничего не произошло.

На смену взаимным претензиям, подколам и ненависти не пришло всепоглощающее дружеское доверие. Не изменился и стиль нашего общения. Он все такой же дерзкий, местами издевательский. А все, что было в тот вечер в квартире Александра осталось там: спрятано глубоко в воспоминаниях и вряд ли когда-нибудь будет использовано.

— Если ты запоминаешь меня для своих грязных дел, то, пожалуйста, не кричи мое имя слишком громко. Думаю, здесь не очень толстые стены.

Рассеянно моргаю. Не сразу удается понять, о чем именно говорит Александр, однако, когда все встает на свои места, злости на саму себя нет предела.

— Помимо твоего имени в отеле найдутся миллион других.

— Но этот миллион не будет таким обаятельным, как я, — Александр мило улыбается и поправляет волосы.

— Да, он будет лучше и без перьев!

— Фу, какая ты хамка, — морщится Нильсен и резко разворачивается на пятках, уходя в номер.

— Взаимно! — кричу вслед, желая оставить последнее слово за собой, но выглядывающая из дверного проема ладонь со средним пальцем отбирает у меня это право.

Выдавливаю из себя сдавленный рык и сама захожу в номер, где избавляюсь от следов поездки и общения с Александром.

Когда выхожу из душа, то крепче затягиваю пояс махрового халата и вновь падаю на кровать. Потратив пару минут на окончательный приход в себя, нахожу свой телефон в оставленной у кровати сумке.

— Общий сбор, — уверенно говорю, увидев на экране Рейчел, что скрупулезно наносит на лицо болотного цвета маску, и Сэма, который параллельно стучит клавишами компьютера где-то вне поля моего виденья. — Нильсен меня доводит.

— Мы это поняли еще два месяца назад, — хмыкает Макото, поправляя большие наушники, и Рейч активно кивает головой, размазывая жижу по подбородку.

— И ты все еще ведешься на его провокации.

— Вы что, сговорились? — свожу брови к центру и раздосадованно цокаю языком. — Да он… он! Он издевался надо мной весь полет и трепал нервы в холле! Пугал, что мы будем жить вместе, — рассказываю, но про саму ситуацию решаю умолчать. Я про вечер после свадьбы еще не уточнила. Так сильно себя закапывать мне не хочется.

— И как соседство? — спрашивает Линд.

Я вздыхаю.

— Он снял себе отдельный номер. Прямо за стенкой!

— Главное, что не на соседней стороне кровати, — хмыкает Сэм, и Рейчел смеется, пока я сомневаюсь: друзья ли они мне.

— Я бы выселила его при первой возможности.

Гордо вздергиваю нос и удобнее устраиваюсь на кровати. Мне теперь необходимо узнать сколько стоит этот номер, чтобы перевести деньги за него Еве, потому что… Ну потому что это нечестно. Она действительно поступила не слишком правильно, раз решила свести и поселить нас вместе, но раз я живу здесь одна, то могу и сама себе все оплатить. Благо моя зависимость от мамы постепенно спадает и на счету появляются собственные средства, а не сплошные переводы от нее.

— А лучше бы депортировала обратно в Лондон.

— Погоди, — Сэм наконец смотрит в камеру. — Только не в Лондон.

— Что, малыш Сэмми, испугался старшего брата своей принцессы? — сквозь смешок говорит Рейчел, и я, в отличии от Макото, широко улыбаюсь.

— Я еще не отошел от испепеляющего меня на свадьбе взгляда, — он наигранно передергивает плечами. — Серьезно, я думал, у меня мозги через череп расплавятся!

— А я с ним живу.

— Да брось, Агата, не все так плохо, — отмахивается Линд. — Вот если бы он был настоящим мудаком, тогда был бы другой разговор. А так, очень симпатичный парень.

Я морщу нос от недовольства. Пронзаю экран злым взглядом, надеясь передать по интернету парочку подзатыльников подруге.

— Он и есть мудак. Еще он противный, мерзкий, вымораживающий, не любит собак и меня.

— Какой оттенок помады у тебя на последнем фото? — неожиданно спрашивает Рейч.

— А, это… — намереваюсь подняться с кровати, чтобы найти сумку, но выпад Линд меня останавливает.

— Видишь, тебя не так сильно и заботит Александр, раз ты так быстро переключилась с него. Либо ты просто привыкла, что он где-то рядом.

Возмущенно хватаю ртом воздух.

Нет, последнее, от чего я готова отвлечься, так это Александр! Вернее, наоборот.

Боже.

— Сэм, ну ты хоть что-нибудь скажи!

— Не могу. Если ты забыла, то на мне держится сайт твоей галереи, — он показательно стучит пальцами по клавиатуре, — а на тебе — отсутствие Александра в Лондоне.

— Предатель. Я уже выкинула еще не купленный тебе сувенир, — обиженно говорю.

— Агата, просто отдохни, — встревает Линд, не дав Сэму высказаться. — Абстрагируйся, купи себе бутылочку «Шато» и забудь, что где-то на горизонте маячит Нильсен.

— И нам привези.

— Тебе же сказали: ты без сувенира, — ехидно подмечает Линд, пока я нахожусь в раздумьях, ведь подруга явно права.

Нужно пользоваться моментом.

Я не нахожу ничего, кроме как заторможено кивнуть. Завожу привычную дружескую беседу, в которой, пренебрегнув ранее сказанному Сэму заявлением, уточняю, что привести в качестве подарка.

После на меня накатывает такая сильная усталость. Как будто я работала несколько суток без перерыва, а не пролежала на кровати час, бездумно болтая.

Возможно, всему виной испытанный стресс, который преследовал меня несколько дней до отъезда. Пришлось даже переночевать дома, дабы немного сбавить накал внутри. В конце концов, не была я готова ехать в другую страну с совершенно незнакомым человеком. И наплевать на связывающие нас узы брака.

Не замечаю, как засыпаю, так и не переодевшись. Сплю до позднего вечера и пропускаю первый день своего отдыха.

***</p>

Как ни странно, попытки забыться и насладиться отдыхом покинули меня спустя какие-то четыре дня. Я, будучи не слишком активной, исследовала лишь ближайшие к отелю территории.

Прогуливалась по Английской набережной, прячась в тени раскинувших свои ветви пальм, и с удовольствием велась на провокации местных торговцев. Возвращаться в отель с парочкой пакетиков ненужных побрякушек было приятно, а когда я обнаружила ряд известных бутиков, то перед глазами вовсе появилась пелена. Ведь покупать вещи на отдыхе гораздо приятнее, чем тратить на это время в будни после работы или в свои законные выходные.

Удалось посетить музей современного искусства, до которого по глупости я решила добраться пешком. Конечно, пробираться по узким улочкам прованса и утопать в сладкой французской речи было приятно. Но вышедшее ближе к полудню солнце сильно ошпарило мои голые плечи. Пришлось на обратном пути не только уверять себя, что моя галерея гораздо лучше какого-то музея, — хоть в нем я нашла много интересного, — но и провести пару часов в не менее атмосферной кофейне.

Некоторые вечера я, как и планировала, проводила на балконе. Там мы пару раз пересеклись с Нильсеном. Он, на удивление, был слишком занят делами в ноутбуке и совершенно не обращал на меня внимание.

С одной стороны, меня это радовало, с другой, мне становилось скучно.

Не знаю, всему виной желание влезть в неприятности или прохладная вода в море, от которой мои извилины немного подморозились, но потребность пристать к Александру появилась сама.

Найти Нильсена мне было несложно. Обычно мы пересекаемся с ним в обед, когда я захожу в номер после прогулки, а он только спускается на завтрак. Поэтому применив все свои навыки дедукции, смело шагаю между столиков отельного ресторана.

Нильсен, сидя на веранде, непринужденно потягивает кофе из маленькой чашки. Ничего не подозревая, он смотрит в сторону пляжа, явно думая, что его сейчас снимает скрытая камера для очередного разворота популярного женского журнала. Иначе почему он выглядит так, словно только вышел от гримера?

Соглашусь, белая хлопковая рубашка ему идет. Как и небрежно уложенные волосы.

Но еще больше ему идет удивление, возникшее на лице, когда к нему с традиционной песней движется толпа официантов, активно хлопая в ладоши и привлекая к себе внимание.

— С днем рождения тебя, — растянутые слова повторяются бесконечно много раз, пока перед носом Александра не появится кусок торта.

Я весело хлопаю в ладони и встаю рядом с персоналом. Ловлю пронзающий насквозь ледяной взгляд и умело его игнорирую, кивком указывая на стремительно тающую свечку.

Александр сдается.

Он с напыщенной серьезностью задувает слабый огонек, наконец отпуская официантов по своим делам.

— Что загадал? — присаживаюсь рядом и нагло хватаю из плетеной корзинки хлебную палочку.

— Если скажу, то не сбудется.

Усмехаюсь.

— Избавиться от меня? — склоняю голову набок и растягиваю губы в слабой улыбке, когда Александр ахает.

— Ты что, слышала? Теперь точно не сбудется.

Я по-доброму закатываю глаза и вынимаю из заднего кармана небольшую продолговатую коробочку, перемотанную подарочной бумагой.

— С днем рождения, — протягиваю подарок Александру и с замиранием сердца слежу, как настороженно он избавляется от упаковки. Меня откровенно веселят его скрупулезность и косые взгляды.

— Серьезно? — спрашивает, сдерживая смех, но все же сдается. Александр запрокидывает голову назад, и я упираюсь локтями в стол. Рассматриваю радостного индюка и сама улыбаюсь, довольная тем, что мой подарок удался. — Лекарство от изжоги? — отсмеявшись, говорит, и я резко киваю.

— Все для тебя.

— Как лестно, — он откладывает подарок в сторону и чопорным видом отламывает кусочек торта десертной ложкой. — Только мой день рождения был месяц назад.

Глупо хлопая ресницами, в упор смотрю на Александра. Чуть хмурюсь и тычу ему в лицо телефоном, где висит уведомление из социальной сети с напоминанием поздравить.

Нильсен тяжело вздыхает и откидывается на спинку стула, чтобы достать уже свой мобильник. Невольно засматриваюсь на индюка. Про себя отмечаю, что палящее солнце Ниццы не только добавило Нильсену загара, но и затемнило до этого едва заметные веснушки. Они волшебным образом сделали Александра немного — самую каплю — привлекательным.

— Привет, Алекс, с днем рождения, — незнакомый голос доносится из динамика телефона, который Нильсен протянул мне. — Слушай, у меня есть к тебе… — голосовое сообщение обрывается, и я веду подбородком, желая понять. — И таких сообщений, от так называемых «друзей», достаточно много. И именно для отсеивания ненужных мне людей я поставил другую дату. Сама понимаешь, многим важно не поздравить, а найти повод что-то попросить, — он пожимает плечами и откладывает телефон. — А свой настоящий день рождения я уже отпраздновал.

Сочувственно киваю. Понимаю, какого это, — быть для кого-то просто вариантом. Понимаю, какие чувства испытывает Александр; зная, что его просто используют; зная, что любое сообщение или звонок от таких людей далеко не от чистого сердца, а от желания, так скажем, обогатиться.

Только вот просящие люди о таком не задумываются. Для них есть лишь выгода, которую можно получить путем обычного бессовестного выпрашивания. Более того, они зачастую считают, что им поголовно должен каждый.

На удивление, я поддерживаю идею Александра таким образом избавиться от «попрошаек». Жаль, в реальности от них отделаться сложнее, чем в интернете.

— Тогда у меня есть к тебе предложение.

— Хочешь развестись?

— Очень, — наклоняюсь вперед, от волнения сжимаю пальцами колени под столом. — Предлагаю перемирие.

Александр приподнимает брови. В его взгляде проскальзывает миллион вопросов и явное предчувствие обмана. Но его нет. Совершенно.

Такой порыв я объясняю обычной скукой.

— Прям перемирие?

— Да. Отметим твой «день рождения», — изображаю в воздухе кавычки.

— И что я от этого получу?

— Приятную компанию.

— Сам с собой я и без перемирия пообщаться могу.

Я закатываю глаза и, откинувшись на спинку стула, складываю руки на груди.

— Да брось, что ты теряешь? — приподнимаю подбородок, пока Нильсен, выпятив нижнюю губу, без интереса ковыряет свой торт.

— Честь, — твердо говорит. — Не смотри так. Ты хоть и fåret<span class="footnote" id="fn_32692833_0"></span>, но далеко не Бэмби.

— Чего? У тебя совсем с английским плохо?

Нильсен цокает языком и уточняет: